Николай Иванович Леонов
Алексей Викторович Макеев

Кремлевский туз

Глава 8
А в это же самое время Стас Крячко сам пребывал в несколько сконфуженном состоянии и предавался нелегким раздумьям. Пообещав Гурову объясниться с Великановым, он ни секунды не сомневался, что результат беседы будет самым обнадеживающим. Стас хорошо помнил этого человека – тот не был, конечно, образцом законопослушного гражданина, но зато был совсем не глуп и очень далеко не храбр. Эти три качества, соединенные в одном человеке, считал Крячко, должны были с успехом заменить порядочность и интеллигентность.
Крячко рассуждал просто – за Великановым наверняка и сегодня числятся какие-то грешки, и он до смерти боится, как бы о них не пронюхала милиция. Если милиция появится в его поле зрения и намекнет, что ей что-то известно, Великанов просто умрет со страху. А если ему в этот момент намекнуть, что от него требуется только пореже раскрывать рот, его острый ум тут же оценит всю выгоду этого предложения. Так рисовал себе это Стас.
На деле же вышло что-то странное. Сначала Великанова спихнули в бассейн. Вместе с халатом и банкой пива. Он долго плавал и остервенело ругался, но почему-то никак не мог выбраться из бассейна – то ли не мог справиться с халатом, то ли обессилел после выпитого накануне. Его спутники сначала подшучивали над ним и давали дурацкие советы – потом это им надоело, и они стали пить пиво, уютно устроившись на солнышке. А в конце концов вообще бросили компаньона, выразив надежду, что, когда Великанову надоест валять дурака, он догонит их в ресторане – место они ему займут обязательно. После этого все трое ушли завтракать.
Остальные пассажиры тоже потянулись в ресторан. Возле бассейна почти никого не осталось. На Великанова уже никто не обращал внимания. Он уныло плавал от одной лесенки к другой, похожий на самоубийцу-неудачника, и с непонятной тоской посматривал на группку лежащих на краю бассейна загорелых девчонок, которые, судя по их фигурам, вообще еще ни разу в жизни не завтракали и не собирались этого делать и впредь.
Крячко понял, что для разговора удачнее момента не придумаешь, и тут же нырнул в бассейн. Он подплыл к висящему на поручне лестницы Великанову и услышал его умоляющий шепот:
– Слышь, мужик, выручи, а? Я в таком залете… Я, понимаешь, трусы потерял – теперь как вылезать, не знаю. В этот халат все видно. Неудобно все-таки – бабы кругом. Может, сгоняешь ко мне в каюту?
И в этот момент он узнал Крячко. Выпустил из рук поручень и пошел на дно. Стас успел ухватить его за рукав халата и извлек на поверхность.
– Привет, Великанов! – весело сказал он.
– П-п-привет! – пробормотал тот, пуская пузыри и глядя на Крячко со священным ужасом. – Т-то ес-сь, з-з-дравств… – Появление в бассейне оперуполномоченного ввергло его в шок.
– Говорят, у тебя, Великанов, дела в гору пошли? – как ни в чем не бывало осведомился Крячко. – Рулетку завел, говорят – денег куры не клюют… А трусов не имеешь!
– Так я ж говорю, слетели! – плачущим голосом объяснил Великанов. – Резинка слабая оказалась…
– То-то, резинка! – назидательно заметил Крячко. – Бог шельму метит! Чего же ты от меня хочешь?
– Так, это… Может, дойдете до каюты, товарищ полковник? – захныкал Великанов. – Тысячу баксов даю, честное слово!
– Ага, купить меня хочешь! – обрадовался Крячко. – Так и запишем.
– Да я не в том смысле! – испугался Великанов. – Просто по-мужски… выручите, а?
– Так бы и говорил! – строго произнес Крячко. – А то баксы! Ты вообще-то чего на "Гермесе" делаешь, Великанов?
Бизнесмен почему-то после этого вопроса сник.
– Так я, это… отдыхаю, типа… – льстиво улыбаясь, пробормотал он.
– Перетрудился, значит! – констатировал Крячко. – Понятно. Ну и как отдыхается?
– Сами видите, – печально вздохнул Великанов. – А вы тут всем отделом, что ли? По профсоюзной линии? Я тут Гурова видал, Льва Ивановича.
Крячко наклонился к самому уху толстяка и внушительно сказал:
– Хочешь, чтобы я тебе белье принес? Тогда слушай меня внимательно! Никакого Гурова ты тут в глаза не видел! С пьяных глаз тебе привиделось, понял? И только попробуй со мной спорить – я тебе, Великанов, такую веселую жизнь устрою – ты меня до гроба запомнишь!
Великанов смотрел на него округлившимися глазами и едва дышал. Его круглое лицо наливалось бледностью.
– Я про тебя много чего знаю! – вдохновленный успешным началом, продолжал Крячко. – Стоит тебе пикнуть, и ты, считай, пропал!..
Великанов держался на поверхности воды, но все равно изо рта его вырвалось какое-то жалкое бульканье. С огромным трудом он сумел вымолвить:
– Товарищ полковник!.. Да я же… Да как же… Да я как могила!.. Ничего не видел, ничего не слышал – мамой клянусь!
– Смотри у меня! – грозно сказал Крячко. – Ты у меня на мушке! – И, посчитав свою миссию выполненной, добавил благодушно: – Ну, говори номер каюты – выручу тебя, что же делать!
– Не надо! – вдруг быстро сказал Великанов и с прытью, какой Крячко от него никак не мог ожидать, взлетел по лесенке на край бассейна. – Я уж сам! Не беспокойтесь, товарищ полковник! Все путем! А насчет прочего – Великанов могила, не сомневайтесь!
– Э, постой! – сказал озадаченный Крячко.
Но Великанов уже мчался прочь, махнув рукой на дефекты своего туалета, на юных прелестниц, греющихся под солнцем, на свои босые ноги и совершенно дикий вид – он только придерживал на бегу непослушные полы мокрого халата, чтобы не выглядеть совсем уж экзотически, и все прибавлял ходу. Потом он спустился по трапу и пропал из поля зрения. Крячко почесал затылок и произнес под нос классическую фразу:
– Е-мое, что же это я сделал-то?
В некоторой растерянности он сделал несколько кругов по пустому бассейну, пытаясь разглядеть, что покоится на его дне, но почему-то ничего не увидел и вылез наверх. Хотелось есть, и Крячко, растершись полотенцем, принялся одеваться. Одна мысль не давала ему сейчас покоя – чего так испугался Великанов? Было просто необходимо как можно скорее обсудить этот вопрос с Гуровым.

Глава 9
В это утро, кажется, все без исключения пассажиры высыпали на палубу и теперь с жадным нетерпением вглядывались в голубую дымку, окутавшую долгожданные берега. "Гермес" входил в пролив Босфор.
Гуров стоял у борта и тоже любовался панорамой, открывавшейся взору. Не так уж долго продолжалось его морское путешествие, но вид суши почему-то несказанно обрадовал Гурова, хотя в голове его при этом непрестанно вертелась одна и та же строчка из старой песни: "Не нужен нам берег турецкий…"
"Видимо, я неисправимо сухопутный человек, – подумал он. – Да и большинство собравшихся тут, наверное, из той же породы. Каких-то три дня прошло, а всем уже хочется ощутить под ногами не зыбкую палубу, а твердь земли – пускай даже турецкой. Конечно, дело не только в этом. Прельщает возможность полюбопытствовать на чужие края, пощелкать друг друга на фоне минаретов, купить какой-нибудь экзотический сувенир… Мне, наверное, тоже стоило бы этим заняться, только есть дела и поважнее. Не исключено, что "компания" сделает высадку в Стамбуле, и было бы неплохо щелкнуть кого-нибудь из них на фоне минарета. Наверняка Баранов найдет возможность связаться отсюда со своим руководством… Надо же наконец узнать, с кем нам приходится делить эту скорлупку".
Баранов не проявлял пока особой активности. Гурову даже показалось, что подполковник заметно остыл к собственной затее. На теплоходе за эти три дня ровным счетом ничего необычного не произошло, и Баранов, кажется, уверился, что так будет продолжаться и дальше. Гуров после совещания с Крячко все-таки разыскал его и передал ту скудную информацию, которую ему удалось раздобыть в классе "люкс". Баранов, который, как оказалось, действительно плыл с тремя помощниками в тесной и душной каюте третьего класса, только презрительно усмехнулся в ответ. И посоветовал не проявлять инициативы, а ждать. При этом он сослался на какую-то древнюю китайскую мудрость. Однако Гурову показалось, что мудрость тут ни при чем, а просто Баранову все уже надоело и он не очень-то верит в успех предприятия.
Гуров и сам испытывал сомнения. Все-таки следовало ожидать, что за ним с самого начала кто-то наблюдает, и скандал в баре мог сильно повредить делу. Правда, с тех пор в присутствии Гурова никто не вспоминал о недоразумении, никто не обращал на него особенного внимания, а Великанов и его приятель вообще старались держаться подальше и поменьше высовывать нос из своих кают.
Кстати, на этот счет у Крячко было свое мнение. Он сразу заявил, что, сам того не ведая, вспугнул зверя и наверняка с Великановым что-то не в порядке.
– Конечно, я рассчитывал его напугать, – объяснил он Гурову. – Но не до такой же степени, чтобы он бегал от меня без трусов! Точно тебе говорю, у нашего Великанова совесть нечиста!
Гуров попытался образумить друга.
– Остынь! – посоветовал он. – Мы не за Великановым сюда направились. Подумаешь, у Велика совесть нечиста! Открыл Америку! Ты ведь на это и рассчитывал, когда собирался заставить его прикусить язык. Была бы она у него чиста, он бы со спокойной душой послал тебя подальше… Черт с ним, с Великановым! Не бери к сердцу – у нас проблемы поважнее имеются.
В конце концов Крячко согласился с доводами друга, но по хитрому огоньку в его глазах Гуров понял, что он ни за что не откажется от своей идеи – выведать всю подноготную Великанова. В конце концов, Стас тоже был сыщик до мозга костей, и на тихом теплоходе ему уже делалось скучно.
В принципе Гуров ничего не имел против, лишь бы активность друга не помешала главной цели. Пожалуй, если Крячко и Великанов плотно займутся друг другом, Гурову это будет даже выгодно – никто не станет путаться у него под ногами и не вылетит с приветствиями в самый неподходящий момент.
– Вы не возражаете? – услышал вдруг Гуров за своей спиной женский голос, как бы застенчивый и одновременно призывный.
Он обернулся и с неудовольствием узрел длинноногих подружек Великанова, которые прежде неотлучно сопровождали своего покровителя и даже сбрасывали его в бассейн. Теперь они были одни и изо всех сил делали вид, что видят Гурова первый раз в жизни. Однако при этом они изо всех сил старались казаться общительными и непосредственными. Гурова, впрочем, им провести не удалось – он ясно видел, что девушки отчаянно трусят.
– Какой чудесный вид! – сказала одна из них, у которой были голубые глаза и волосы цвета спелой соломы. – Просто волшебный! – и она томно улыбнулась Гурову.
– Не хотите посмотреть подробнее? – тут же льстиво спросила вторая, прическа которой отливала почти свекольным оттенком. – В бинокль видно даже дома на берегу! – она почтительно протянула Гурову бинокль и сказала: – Меня зовут Матильда. Ее – Анжелика. А вас?
Гуров не удивился такому изысканному имени. Он чего-то подобного ожидал – девушки Великанова непременно должны были зваться Матильдами, Мальвинами, на худой конец Анжеликами, даже если при рождении родители дали им совсем другие имена.
Гуров вежливо улыбнулся в ответ и отказался смотреть на берег в бинокль. Он невольно вспомнил подозрения Крячко и подумал, что нюх не подвел друга. Эти девицы не зря крутились вокруг Гурова. Наверняка их направил Великанов – то ли чтобы отвлечь внимание Гурова от своей персоны, то ли чтобы выведать планы оперуполномоченного. Во всяком случае, что-то Великанов затевал – в этом не было никакого сомнения.
Но на роль разведчиц эти красотки совсем не годились. В компании сосредоточенного, серьезного Гурова им явно было не по себе. Они с трудом подбирали слова и, кажется, мечтали только об одном – поскорее удрать и вернуться к своим обычным развлечениям. Гуров подумал, что нелишне будет напомнить им о некоторых заблуждениях, которые зародились с легкой руки Великанова, и в ответ на вопрос красноволосой красотки объяснил, что его имя – Антон Сергеевич Крупенин. Девушки не возражали. Они смотрели на Гурова с таким подобострастием, что, потребуй он называть себя Бонапартом, немедленно согласились бы и на это.
– А вы бывали раньше в Турции, Антон Сергеевич? – собравшись с духом, спросила блондинка.
Гуров в ответ неопределенно пожал плечами, но незадачливые разведчицы удовлетворились и этим. Кажется, для них главным было, чтобы Гуров заговорил, а о чем будет разговор – неважно.
– А я в Турции четвертый раз, – со вздохом призналась блондинка. – Надоело даже… А вы чего такой молчаливый? Такой интересный мужчина и такой неразговорчивый – даже странно… – Она попыталась кокетливо улыбнуться, но улыбка под холодным взглядом Гурова вышла похожей на судорогу и быстро исчезла.
– Знаете, девчонки, – сказал Гуров, которому стало жаль своих собеседниц. – Хватит мне зубы заговаривать. Ступайте к своим приятелям и больше не попадайтесь мне на глаза. Мужчина я действительно не очень разговорчивый, и, если сейчас произнес такую длинную речь, так только для того, чтобы до вас дошло – это не шутки, и я не нуждаюсь в помощниках, чтобы рассматривать виды на берегу… А теперь – брысь отсюда! – ласково закончил он.
Матильда с Анжеликой обменялись напряженными взглядами, разом помрачнели, словно по команде, повернулись кругом и стали молча пробираться через нарядную толпу пассажиров. Гурову было их жаль, но помочь им он ничем не мог. В сущности, сейчас он выступал не от своего имени, а от имени редкостного мерзавца, для которого не было ничего святого. Его поведение было оправданно. Но вот чего хотели эти симпатичные глупышки, на что они рассчитывали, пытаясь войти в доверие? Хотели отвлечь внимание Гурова, хотели увести его с собой осматривать достопримечательности Стамбула или что-то еще?
Гуров поймал себя на мысли, что его больше положенного начинает занимать поведение старого знакомца Великанова. Эдак он скоро окончательно попадет под влияние Крячко и займется разоблачением темных замыслов Великанова и компании. А его сюда подсадили совсем не для этого. Но для чего же? Пребывая в бездействии, Гуров чувствовал себя чрезвычайно глупо. Его даже красоты дальних стран интересовали все меньше и меньше. Он уже начинал тосковать по казенному кабинету и московским улицам, пахнущим торфяным дымом, – там он, по крайней мере, мог чувствовать себя на своем месте.
Гуров отступил от борта и отправился к себе в каюту. Долгое лавирование "Гермеса" между берегов пролива вызывало невольное раздражение. Хотелось чего-то определенного – хотя бы такой малости, как швартовка у причала. "Должно быть, нервы сдают, – подумал Гуров. – Правда, нервы лечат именно морскими путешествиями – это каждый школьник знает. А у меня все получается наоборот".
Легкое прикосновение к локтю заставило его обернуться. На него снизу вверх с огромным любопытством смотрели озорные глаза Арины.
– Привет! – сказала она. – А вы, оказывается, не такой уж консерватор, каким хотели себя представить! Я невольно за вами наблюдаю и замечаю, что вы не столь уж равнодушны к женскому полу. Вокруг вас всегда кто-то крутится. Из этого я делаю неутешительный для себя вывод – вы старомодны исключительно по отношению к моей персоне. Я правильно вас поняла? Говорите честно, я не обижусь!
Внутренне Гуров тяжело вздохнул и закатил глаза к небу. "И что это за напасть такая! – подумал он. – Сколько же женщин на этом корабле страдают от одиночества и почему они не могут обратить свое внимание на кого-нибудь еще?" Внешне он ничем не проявил своих чувств и сказал предельно корректно:
– Здравствуйте, Арина! Рад вас видеть. Не понимаю, почему вы подозреваете меня в неискренности? Своим принципам я никогда не изменяю. И, поверьте, ко всем женщинам отношусь одинаково старомодно. Может быть, это вас немного утешит?
– Вы меня не проведете! – категорически заявила Арина. – Впрочем, можете говорить что угодно. Я и сама упрямая как осел. Жаль, что вы этого не знаете. Мои друзья никогда со мной не спорят – я всегда добиваюсь чего хочу.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся Гуров. – И чего же вы хотите конкретно сейчас?
Она оценивающе прищурила нахальный глаз и сказала:
– Ну, для начала мы могли бы чего-нибудь выпить. Держу пари, что в баре сейчас пусто – все пялятся на "жемчужину Средиземноморья".
– Вы имеете в виду Босфор? – спросил Гуров.
Арина пренебрежительно махнула рукой.
– Да какая разница! Босфор, Акрополь, остров Крит… На эти красоты уже пялилось столько народу, что они стали практически невидимы. Терпеть не могу всех этих журналистских штучек!
– Вот тебе и раз! Но вы, кажется, сами журналистка?
– Разумеется, – энергично кивнула Арина. – Я всегда пишу о людях. О живых – из плоти и крови. Главное, из плоти… Ну так как – принимаете предложение? Вы ведь тоже раздумали любоваться на берега! Или вас ждут эти две крашеные обезьянки? Не советую иметь с ними дело – от них за версту разит аферой!
Гуров покачал головой. В сущности, голова у этой девочки соображает, если только у нее нет привычки поливать грязью всех соперниц без разбора.
– Вы имеете в виду… – Он наморщил лоб, словно пытаясь сообразить, и засмеялся. – Крашеные обезьянки – надо же такое придумать! Значит, вы в самом деле за мной следите? Очень мило! Должен сознаться, что совсем не привык к такому вниманию. Наверное, это должно мне льстить, верно? Но я почему-то испытываю только неловкость.
– Да ладно трепаться! – махнула рукой Арина. – Видела я. Так вы идете в бар или опять трусливо сбежите?
Гуров внимательно разглядывал ее. Одета просто – джинсы, черная блузка – и почти никакой косметики. Как и застенчивости, кстати. Чем черт не шутит – а может быть, как раз она и имеет отношение к заказчикам убийства: прощупывает его, ловит на каких-то несообразностях? Но тогда следует допустить, что у этих людей возникли сомнения, а это очень плохо. Ему не известно ничего о повадках и характере покойного Кузмина – он может ошибиться в любой мелочи, которая может быть известна им.
– А, где наша не пропадала! – с наигранным воодушевлением произнес он и, подражая Арине, махнул рукой. – Идемте в бар! А то, в самом деле, примете меня за последнего труса, распишете в газете, и моя репутация будет безнадежно испорчена.
– О своей личной жизни я не имею привычки писать в газетах! – отрезала Арина. – В этом плане у меня правила строгие – мухи отдельно, котлеты отдельно, понятно?!
– О чем же вы пишете? – поинтересовался Гуров, когда они обосновались за столиком в уютном уголке бара.
Вопреки ожиданиям Арины, бар был не совсем пуст – по-видимому, строя прогнозы, она не приняла во внимание национальный состав пассажиров. По крайней мере, человек десять предпочли привычную атмосферу застолья бесцельному рассматриванию чужих берегов. Теперь в тишине бара они не спеша накачивались "Абсолютом".
– Я пишу о человеческих страстях, – объявила Арина. – О драмах, разыгрывающихся в экзотических декорациях, о любви и смерти на фоне апачей и Аппалачей, понимаете?
– Не совсем, – сказал Гуров и, посмотрев на подошедшего к их столику стюарда, спросил: – Что будете пить, Арина?
– В такую жару я выпила бы ледяного шампанского, – заявила она. – Хорошего, естественно… У вас есть французское шампанское?
– У нас есть любое, – ответил стюард. – Имеете в виду какую-то марку конкретно?
– Нет, принесите, пожалуйста, на ваш вкус, – нетерпеливо сказал Гуров, который терпеть не мог долгих препирательств по поводу заказа. – Главное, чтобы оно было по-настоящему холодным.
Его категоричность Арине не слишком понравилась – кажется, она догадалась, что Гуров не испытывает к ней того интереса, на какой она питала надежду. Однако все-таки продолжила прерванный разговор:
– Значит, насчет моей работы в газете… Мое дело – путевые репортажи с перчиком. Кого интересует эта дурацкая экономика? Едет, понимаешь, корреспондент в Испанию и старательно подсчитывает месячный заработок среднего испанца, валовый доход государства, цифры безработицы… Кому это интересно? Испания для обывателя – это коррида, инквизиция, Кармен! Но, как вы понимаете, безработица существует на самом деле, а Кармен – всего лишь сказка, поэтому в дело вступаю я. В моих репортажах нет унылой действительности – в них огонь и тайна!
– То есть вы все выдумываете? – простодушно сказал Гуров.
– Кто скажет, что такое выдумка и что такое правда? – пожала плечами Арина. – Лично я не берусь определять границы.
Пришел стюард и с невозмутимым лицом разлил шампанское по бокалам. Гуров кивнул и сделал знак рукой, предлагая стюарду уйти. К своему бокалу он не притронулся и лишь наблюдал, как пробует шампанское Арина.
– Годится? – спросил он, когда она поставила бокал на столик.
Он внезапно потерял интерес к своей собеседнице. Это было необъяснимо, но Гуров вдруг совершенно ясно осознал, что эта женщина не может иметь никакого отношения ни к каким заговорам и он только зря теряет с ней время. К сожалению, воспитание не позволяло ему сразу встать и уйти – это было бы ни с чем несообразно и в конце концов могло даже повредить ему. Поэтому он вполуха слушал, как Арина что-то щебечет, попивая шампанское, но сам все больше сосредоточивался на том, что происходило в тот же момент на другом конце бара.
А происходило нечто действительно любопытное. В какой-то момент в бар неожиданно вошла одинокая женщина, одетая неброско, но весьма изысканно, с гладко зачесанными темными волосами и в больших солнцезащитных очках на почти незагорелом лице. Гуров узнал ее мгновенно, хотя теперь она была в сером брючном костюме и очки закрывали половину лица.
Она, ни на кого не глядя, уселась за пустой столик подальше от остальных посетителей и уверенным жестом подозвала стюарда. Что сказала женщина, Гуров не слышал, но вскоре выяснилось, что она заказала всего лишь бокал воды – разумеется, это была вода "Перье" – и сигареты. Едва прикоснувшись губами к бокалу, женщина достала из пачки сигарету и закурила. Казалось, она погружена в какие-то нелегкие размышления.
Гурову и самому было теперь над чем призадуматься – вряд ли в баре класса "люкс" закончилась вода "Перье". И атмосфера неясной тревоги вокруг этой женщины никуда не исчезла. И опять она исподволь наблюдает за Гуровым – или это плод его воображения?..

– Вы совсем меня не слушаете! – Арина вторглась в его размышления с восклицанием, которое выражало крайнюю досаду. – В конце концов, это просто невежливо – разговаривая с женщиной, пялиться на другую! Порой мне кажется, что вы настоящий сексуальный маньяк. У вас такой взгляд, будто вы выискиваете жертву.
Гуров заставил себя оторвать взгляд от загадочной брюнетки и строго посмотрел на Арину.
– А вам не кажется, дорогая Арина, что вы несколько перехлестываете? – сдержанно спросил он. – Ничего не имею против вежливости, но, когда меня называют маньяком, я почти им становлюсь. Все-таки мы с вами всего лишь случайные попутчики. Может быть, вам представляется, что между нами заключен некий альянс, но это всего лишь ваше воображение. Я не герой ваших страстных репортажей из несуществующих стран. И давайте на этом закончим. Извините, но сейчас я должен вас покинуть. У меня, знаете ли, есть свои планы…
Арина ошеломленно наблюдала, как Гуров встает и выходит из бара. Похоже, она не ожидала от него такой вспышки. У нее, как это ни странно, даже не нашлось подходящих слов на такой случай. Но замешательство ее продолжалось совсем недолго – едва Гуров вышел за дверь, Арина сорвалась с места и бросилась за ним вдогонку.
К счастью, он вовремя успел услышать стук ее каблучков и, поспешно свернув в боковой коридор, нырнул в какой-то люк. Шум погони растаял наверху, и Гуров с облегчением вытер вспотевший лоб. Такого докучливого внимания ему не приходилось испытывать уже давно. Возможно, при других обстоятельствах это ему и польстило бы, но сейчас Гуров ничего такого не испытывал – только невольное внутреннее сопротивление. Он с ужасом вспомнил, что его каюта совсем рядом с каютой Арины, и избавиться от нее теперь вряд ли удастся. Эта настырная женщина не только зарабатывала на фантазиях – она реализовывала их в собственной жизни. "Интересно, кем она меня вообразила? – устало подумал Гуров. – Неужели в самом деле укротителем диких зверей? Идиотизм, черт бы ее побрал!.. Однако надо отсюда выбираться – кажется, я попал в служебное помещение…"
Вокруг него были только стены из рифленого металла и наглухо задраенные люки. Тускло светились плафоны на потолке. Гул машин слышался здесь гораздо отчетливей.
Гуров повернулся и стал подниматься по металлическому трапу. Он поставил ногу на последнюю ступеньку и едва не столкнулся с женщиной – той самой. Она ждала его.

Глава 10
– Пардон! – немного растерянно сказал Гуров, останавливаясь. – Не ожидал… Вы вниз? Там довольно неуютно, надо сказать.
Женщина, не отвечая, холодно и подозрительно рассматривала его. Гуров поразился чистоте и гладкости ее кожи – такого совершенства в жизни он никогда не видел и был уверен, что добиться подобного невозможно в принципе. Теперь уверенность его получила чувствительный удар.
– Вы из тридцать шестой каюты? – очень тихо спросила женщина.
– Да, – удивленно ответил Гуров – он и в самом деле был удивлен. – А что?
– Слушайте внимательно! – перебила его женщина. – Сойдете на берег в Стамбуле. После всех. К вам подъедет такси. Сядете в него. Остальное потом.
Ее глаза снова испытующе уставились на Гурова, словно ища подвоха. Но он выдержал этот взгляд, и женщина, оставшись, кажется, удовлетворенной осмотром, шагнула в сторону и скрылась за дверью. Гуров понял, что она не хочет, чтобы их видели вместе, и немного задержался. Когда он перешел в соседний коридор, женщины уже не было. Гуров отправился к себе в каюту.
Теперь он не испытывал никаких сомнений – события принимали серьезный оборот. За ним наблюдали и с ним искали контакта. Видимо, совсем скоро должен был наступить критический момент, поэтому нельзя было расслабляться ни на секунду. И упаси бог снова встрять в какой-то конфликт. На первый раз, видимо, пронесло, но лучше не испытывать судьбу.
Чтобы исключить возможные случайности, Гуров до самого последнего момента безвылазно просидел в каюте, ограничившись тем, что рассматривал в иллюминатор погруженные в синеву и зелень купола и минареты Стамбула.
У него были опасения, как бы его не вздумал именно сейчас разыскивать кто-нибудь из старых или новых знакомых – их количество и притязания росли с угрожающей быстротой, – но все обошлось.
Он терпеливо дождался, когда затих шум машин, лязг цепей, возбужденный многоголосый говор сходящих на берег пассажиров, потом не спеша оделся, постаравшись придать своей внешности максимально европейский лоск, и вышел на палубу.
Трудно было сказать, остался ли кто-нибудь на корабле, кроме команды. Во всяком случае, на глаза Гурову никто из пассажиров не попадался. Скорее всего, подавляющее большинство уже отправилось искать приключений на улочках древнего города. Для многих, вероятно, Стамбул был конечной точкой путешествия – провернув нехитрые торговые операции, эти люди опять отправятся домой, но уже не на "Гермесе".
Гуров не собирался ничего покупать и очень не хотел никаких приключений. Он выбрался налегке, захватив с собой лишь документы и немного денег. Таможенный контроль прошел без проволочек и вслед за последней партией пассажиров покинул территорию порта.
Он опять не увидел знакомых лиц, но теперь это вызвало у него глухое раздражение – по логике вещей, Баранову следовало бы постоянно держать Гурова под присмотром. Но тот, похоже, был убежденным фаталистом или превосходным конспиратором – его присутствие ничем не обнаруживалось.
Гуров старался держаться уверенно, но суета и пестрота портового района ошеломили его: волнующаяся человеческая масса, разнообразие одежд, надписи на незнакомом языке, гортанная речь, разноцветные автобусы, запахи рыбы, бензина и пряностей – от всего этого кружилась голова. Пожалуй, доведись ему в одиночку выбираться отсюда, он не сразу справился бы с таким непростым делом.
Но все разрешилось без его участия и в соответствии с планом незнакомки. Не успел Гуров толком осмотреться, как почти вплотную к нему подкатил юркий старомодный автомобиль с многочисленными надписями на пузатых дверцах. Одна из них раскрылась, и знакомый голос приказал Гурову побыстрее садиться.
Он влез в автомобиль и оказался на заднем сиденье рядом с темноволосой женщиной, которая теперь переоделась в строгое синее платье, закрытое до самого горла. Неизменными оставались только ее гладкая прическа и ледяное выражение красивого лица.
Убедившись, что Гуров на месте, женщина что-то сказала шоферу – толстому смуглому весельчаку в цветастой рубахе, из-под коротких рукавов которой выглядывали мощные волосатые лапищи, и он, согласно кивнув, тут же нажал на газ.
Похоже, женщина свободно говорила по-турецки, и это явилось для Гурова откровением. Он впервые серьезно задумался о своих пробелах в этой области. Пожалуй, это было еще одной серьезной ошибкой в подготовке операции – само собой подразумевалось, что владеющий русским Кузмин свободно говорит также по-французски и, вероятно, еще на парочке европейских языков. Но всерьез этого факта никто не обсуждал, и Гуров понял, что эта невозмутимая красотка-полиглот может засыпать его в два счета – стоит ей заговорить с ним по-французски, например. А может, Кузмин и на турецком калякал, и об этом не знает один Гуров…
Впрочем, экзамен по языкознанию никто устраивать ему не собирался – может быть, женщине это просто не пришло в голову. Ее интересовали другие вопросы. Едва такси тронулось с места, она требовательно сказала Гурову:
– Дайте ваш паспорт!
Он пожал плечами, полез в карман и протянул ей зарубежный паспорт, выписанный на имя Крупенина. Женщина довольно придирчиво перелистала страницы и вернула документ Гурову. Движения ее были нервными, и он понял, что в душе она далеко не так спокойна, как старается казаться. Это придало ему уверенности. Он неторопливо спрятал паспорт в карман и спросил:
– А теперь наконец я могу узнать, что все это значит?
– Вы все узнаете, потерпите немного, – раздраженно откликнулась женщина, отворачиваясь к окну.
– Скажите хотя бы, как вас зовут, – предложил Гуров.
– Зачем это? – подозрительно поинтересовалась она.
– Надо же мне вас как-то называть, – Гуров пожал плечами. – Если вы собираетесь со мной общаться.
– Вам не придется со мной долго общаться, – оборвала его женщина. – Кстати, доллар у вас с собой?
– У меня с собой около двух сотен долларов, – испытывая мстительное удовольствие, сказал Гуров. – Я так и думал, что они могут пригодиться.
Спутница зло сверкнула глазами.
– Не валяйте дурака! – резко сказала она. – Нашли время для шуток! Отвечайте на поставленный вопрос!
– В России такие строгие женщины! Признаться, я представлял их как-то иначе… – притворно вздохнул Гуров. – Ну, успокойтесь, успокойтесь – со мной ваш доллар, – он достал бумажник, развернул его и продемонстрировал половину купюры. – Показывайте теперь вашу!
Сердито сжав губы, женщина раскрыла сумочку, лежащую у нее на коленях, и вытянула оттуда тонкими бледными пальцами вторую половину купюры. Гуров бережно взял их обе и сложил вместе – они сошлись идеально.
– По-моему, мы все-таки перебарщиваем по части конспирации, – небрежно заметил Гуров, отправляя обе половинки банкноты в свой бумажник. – Насколько я успел понять, в вашей стране можно делать любые дела, не слишком даже напрягаясь.
– Ни хрена вы не поняли! – негодующе воскликнула женщина. – Все очень серьезно, зарубите это себе на носу! И вообще, у нас к вам большие претензии – вы чересчур смело ведете себя в рейсе. Вокруг вас постоянно крутятся какие-то шлюхи.
– Это же ваши соотечественницы, – спокойно объяснил Гуров. – И что дурного, если я перебросился парой слов с красивой женщиной? Не можете же вы требовать, чтобы я шарахался ото всех, кто ко мне приблизится, – тогда мне и от вас следовало бы держаться подальше!
– За те деньги, что вам заплачены, мы можем требовать чего угодно! – прошипела женщина.
– Я смотрю на этот вопрос несколько иначе, – заявил Гуров. – Вы можете требовать от меня только то, за что заплачено. Все остальное вас не касается. И уж менее всего – моя линия поведения. Я сам решаю, говорить или молчать.
– Ох, лучше бы вы побольше молчали! – с отвращением сказала женщина. – Вам просто не понять, что будет, если вы все провалите!
– Я никогда ничего не проваливаю, – важно сообщил Гуров.
– Наслышана, – бросила женщина. – Глядя на вас, в это трудно поверить. Впрочем, может, так и нужно. Это не моя идея, пусть голова у других болит… – И в противоречие с этим заявлением тут же добавила: – И все-таки вы не должны привлекать к себе внимания – это слишком опасно.
– Не беспокойтесь, – надменно сказал Гуров. – Я знаю, что делаю.
– Хотелось бы верить, – озабоченно произнесла женщина и добавила: – Верните половину купюры!
Гуров посмотрел на нее ясным взглядом.
– Не раньше, чем я получу заказ, – сказал он. – Вы мне не нравитесь. Я начинаю подозревать, что не вы уполномочены вести переговоры.
– Все переговоры давно проведены! – огрызнулась женщина. – Мне поручено вас встретить и доставить.
– Доставить? – удивился Гуров. – Куда доставить?
– Все узнаете, – сказала женщина. – Осталось уже недолго.
Она окончательно отвернулась к окошку и замерла в напряженной позе. Гурова это вполне устроило – бессмысленная пикировка ему порядком уже надоела. А кроме того, он был чрезвычайно доволен, что женщина, похоже, все-таки забыла об утраченной половинке банкноты. Возможно, у нее не было насчет этого четких инструкций. Так или иначе, в руках у Гурова оказалась неплохая добыча – на купюре остались отпечатки пальцев. Конечно, это была лишь косвенная улика, но при определенных обстоятельствах она может иметь очень большой вес.
Но куда его везут? Гуров попытался представить себе вероятную ситуацию, которая его ожидает. Неужели ему будет предложена работа здесь, непосредственно в городе, а его морское путешествие на этом закончится? Это было бы крайне неприятно. Здесь Гуров будет беспомощен, как ребенок, заблудившийся в дремучем лесу.
Но, подумав, Гуров отверг этот вариант. Зачем тогда весь этот спектакль с морским круизом? Все можно было устроить проще и эффективнее. Кузмин мог прибыть в Стамбул к назначенному сроку из любой точки Европы. И потом, это раздражение по поводу его поведения на корабле – нет, судя по всему, объект должен находиться именно там, на "Гермесе". Но в чем же цель этой автомобильной прогулки?
Размышляя, Гуров обозревал Стамбул из окна автомобиля. Он показался ему вполне европейским городом – деловой центр, застроенный самыми современными зданиями, вымощенные плиткой тротуары, сверкающие безукоризненной чистотой, огни реклам, вереницы автомобилей – все выглядело броско и ярко, точно рекламный ролик.
Город Гурову понравился, но совершенно не понравилась неопределенность, в которой он продолжал пребывать. Ехали они довольно долго и, кажется, миновали уже большую часть городских кварталов. У Гурова складывалось впечатление, что такси движется к выезду из Стамбула, и он начал тревожиться, не отправят ли его обратно за свой счет – сколько стоит здесь такси, он не имел понятия.
Вскоре Гуров понял, что впечатление его не обмануло – такси направлялось на край города, в аэропорт. "Положение становится все заковыристее… – с веселым недоумением подумал он. – Не представляю, как ты будешь выпутываться, Гуров! Ведь невооруженным взглядом видно – это не твоя грядка… Просто игра в шпионов какая-то! И кто же из нас тут улетает? Или нам предстоит встречать какую-то важную персону, которая скажет свое веское слово?"
Незнакомка, во всяком случае, ничего больше говорить не хотела. Она упорно отворачивалась от Гурова и общалась исключительно с шофером, короткими фразами диктуя ему, куда ехать.
Наконец они остановились и вышли из автомобиля. Вокруг гудел аэропорт. Ревели, заходя на посадку, белоснежные крылатые машины. Сновали такси, носильщики, торговцы газетами и еще тысячи людей, спешащих уехать или, наоборот, только что вернувшихся из далеких краев. Спутница Гурова расплатилась с таксистом, и он, ни слова не говоря, пошел открывать багажник. Из багажника был извлечен небольшой бежевый чемодан с черной окантовкой, и им тут же завладел невесть откуда подскочивший носильщик. Женщина сделала ему повелительный знак рукой и быстро пошла в направлении аэровокзала, даже не потрудившись убедиться, на месте ли Гуров.
Разумеется, он был на месте и, поспешая за женщиной, мучительно гадал, чем все это должно закончиться. Кое о чем он уже догадывался, и эта догадка отнюдь его не вдохновляла. Наличие чемодана и все более уверенное поведение спутницы недвусмысленно указывали на то, что она собиралась покинуть Гурова в самое ближайшее время. По-видимому, контакт с ним был для нее настоящим мучением, и она воображала, что, покинув его, она обретет свободу.
В гудящем просторном зале аэровокзала она вдруг остановилась и сквозь зубы сказала:
– Ступайте вон туда. Видите, светлая дверь? Это мужской туалет…
– Я догадался, – невозмутимо заметил Гуров.
– Не перебивайте меня! – поморщилась женщина. – Зайдите в любую свободную кабинку и ждите. Вы получите окончательные инструкции. А потом вернетесь на корабль.
– Понял, – сказал Гуров. – Опять играете в конспираторов?
– Мы слишком многим рискуем, – надменно сказала женщина.
– Но вы-то, кажется, уже покидаете нас, мадам? – кивнул Гуров на почтительно дожидающегося в стороне носильщика.
– Это вас не касается! – отрезала женщина и, повернувшись, пошла в направлении ближайшего терминала.
"Итак, одно действующее лицо, едва обозначившись, уже исчезло, – подумал Гуров. – Неплохо придумано. Но до чего они напуганы! Можно подумать, они собираются взорвать с моей помощью корабль!.. Впрочем, это даже хорошо, что они так боятся – больше вероятности, что допустят какой-нибудь просчет. Лишь бы они меня не пристукнули с перепугу…"
Убедившись, что прекрасная незнакомка растворилась в толпе, Гуров отправился в туалет. Безукоризненная стерильность и кубатура этого заведения произвели на него самое благоприятное впечатление. "Здесь не грех и совещания проводить, – подумал он. – Светло, просторно, и даже воздух свежий. Для конспираторов просто рай…"
Он зашел в первую попавшуюся кабинку и запер дверь. До его прихода в помещении уже находились несколько мужчин, но он намеренно не стал сосредоточивать на них внимание и теперь гадал, который из них отреагирует на его появление.
От нечего делать он внимательно осмотрел кабинку – тонкие перегородки не доходили до пола, и в принципе, если присесть, можно было без труда увидеть башмаки соседа. Видимо, размеры этих перегородок были обусловлены заботой о безопасности клиентов – в случае, если кому-то из них станет плохо, это не пройдет незамеченным для персонала.
Гуров даже не успел заскучать – в соседнюю кабинку кто-то вошел, и тут же из-под перегородки появился белый уголок конверта. Гуров не стал раздумывать – наклонился и потянул конверт к себе.
Невидимый сосед не сразу разжал пальцы. Сначала он произнес из-за перегородки негромко, но внушительно:
– Слушайте меня внимательно! Здесь фотографии человека, который нас интересует. Он плывет вместе с вами в классе "люкс". Необходимо все закончить как можно скорее. В Неаполь мы должны войти налегке, понимаете? Для вас это тоже оптимальный вариант, насколько я понимаю?
Слушая этот зловещий голос, Гуров неожиданно подумал о том, как комично они сейчас выглядят, два отъявленных злодея, сидящие на корточках возле унитазов и переговаривающиеся в дырку между кабинками – просто готовая сценка из комедии про шпионов. Он едва удержался, чтобы не расхохотаться.
Однако его невидимому визави вряд ли было смешно – к делу он относился чрезвычайно серьезно и тоже отчаянно боялся. Это было ясно и по тем предосторожностям, которые он предпринял, выбрав место для встречи, и по наличию на его руках тонких резиновых перчаток – Гуров заметил кончики пальцев, сжимающие конверт. Нет, ему было совсем не до смеха.
Гуров ломал голову: на какую такую важную птицу замахнулись эти люди, если сочли нужным воспользоваться услугами квалифицированного заморского убийцы и при этом вели себя с ним до комичности осторожно. Интересно, что бы они выкинули, узнав, с кем действительно имеют дело?
– В класс "люкс" трудно проникнуть, – мрачно сказал Гуров. – Там двойная охрана.
Он хотел еще добавить, что ему требуется оружие, но в этот момент сосед снисходительно ответил:
– Не капризничайте! Нам рекомендовали вас как исключительного профессионала, способного преодолевать любые преграды. Не хотите же вы сказать, что мы выбросили на ветер такие бешеные деньги? Нам гарантировали стопроцентный результат. Нас не предупреждали, что вы потребуете каких-то дополнительных условий!
Гуров смущенно покачал головой – хорош бы он был, если бы успел спросить про оружие! Пожалуй, после такого заявления он и конверта бы не получил. Надо было каким-то образом срочно реабилитироваться, и он солидно заметил:
– Ваши люди непредсказуемы. В ваших условиях возможен сбой любой схемы. Я имел в виду, что может создаться ситуация, когда придется пойти на дополнительные жертвы.
– Это нежелательно, – подумав, заключил собеседник. – Но, впрочем, вам виднее, вы – профессионал. Главное – не упускать главного, вы меня понимаете? Простите, но мне кажется, что у вас какие-то проблемы – или я ошибаюсь? – в его голосе уже явственно звучала тревога.
Гуров испугался, что переговоры могут прерваться, и сказал с блистательным равнодушием:
– У меня не бывает проблем, не беспокойтесь! Давайте ваш конверт.
Резиновые пальцы разжались, и конверт оказался в руках у Гурова.
– Оставайтесь еще минуту здесь, – предупредил незримый собеседник. – Не нужно, чтобы нас видели вместе.
Звякнула защелка, чуть слышно скрипнула дверь, и послышались удаляющиеся шаги. Гуров испытал глубокую досаду – в двери кабинки не было ни единой щелочки, и момент, чтобы хоть краем глаза посмотреть на заказчика, был безвозвратно упущен.
Он вздохнул и ощупал запечатанный конверт – тот слегка похрустывал, словно наполненный новенькими купюрами. "Кому-то он действительно дорого обойдется, – подумал Гуров. – Вот только бы добраться до теплохода! Разбежались все… "Не нужно, чтобы нас видели вместе!.." Черт бы побрал эту проклятую легенду – они все уверены, что я в этом Евросоюзе как у себя дома! А я по-другому воспитан – не нужен нам берег турецкий, и все дела!"

Глава 11
Однако вернуться на "Гермес" оказалось не таким уж сложным делом даже для человека, воспитанного в старых комсомольских традициях. Во-первых, выяснилось, что таксисты в Стамбуле довольно неплохо знакомы с русским разговорным языком, особенно когда дело касалось направления. Правда, при расчете взаимопонимание заметно ухудшалось, и Гуров обоснованно подозревал, что переплатил таксисту, по крайней мере, втридорога, но даже это не смогло испортить настроения от встречи с палубой "Гермеса", которая, что ни говори, а была частью родины.
Возвращение его прошло, пожалуй, незаметно. Если кто-то и наблюдал за ним, то делал это столь искусно, что не вызвал никаких подозрений. Однако Гуров решил не испытывать судьбу и немедленно заперся в своей каюте, чтобы все хорошенько обдумать. Пассажиры в большинстве своем, видимо, еще не вернулись с экскурсии по городу, и Гуров был уверен, что ему никто не помешает.
Он не спешил открывать конверт. Принял душ, побрился, переоделся в халат и только тогда, усевшись за стол и задернув на всякий случай шторы, аккуратно ножницами взрезал гладкую хрустящую бумагу.
Нечего было надеяться, что на снимках останутся отпечатки чьих-то пальцев. Ошибка красотки с гладкими волосами была подарком судьбы, а таких подарков не бывает много. Человек в резиновых перчатках, видимо, тоже так считал. И тем не менее на всякий случай Гуров орудовал пинцетом и брал фотографии строго за краешек.
Их было всего четыре. Портрет в три четверти – явно увеличенный фрагмент другой фотографии, на которой то же самое лицо окружено лицами менее значительными. Впрочем, качество в обоих случаях оставалось отменным – работал профессионал и на профессиональной аппаратуре.
Еще две фотографии – то же лицо в рамке автомобильного окна разговаривает по мобильному телефону. И, наконец, профиль – судя по воротничку куртки и специфической позе, дело происходит на теннисном корте.
Гуров внимательно и подолгу рассматривал каждую фотографию и откладывал в сторону. Просмотрев последнюю, откинулся на спинку стула и, скрестив руки на затылке, глубоко задумался.
Итак, все-таки Горюнов. Это полноватое самоуверенное лицо невозможно было спутать с каким-то другим. Лицо человека, привыкшего властвовать и принимать решения. Оставалось два вопроса – какого рода решения нужно принять, чтобы стать мишенью профессионального киллера, и кому эти решения встали как кость в горле. Собственно, это был один и тот же вопрос. Но почему ответ на этот вопрос должен искать Гуров?
Если господин Горюнов является какой-то важной шишкой, то почему именно о его безопасности не подумали в первую очередь в Москве? Почему его личность до сих пор является загадкой для сотрудника Интерпола? Тут явно что-то не так.
Проще всего было бы пойти прямо к самому Горюнову и спросить его обо всем начистоту. Показать фотографии, половинку купюры… И что дальше? Кроме подозрений и косвенных улик, у Гурова ничего нет. Кем бы он там ни был, этот Горюнов, но подозрений у него наверняка и своих хватает. Сказать, что у него есть враги? Так он, скорее всего, только рассмеется в ответ. Скажет – вот поймаете за руку, тогда приходите! Нет, конечно, он может усилить охрану, прервать путешествие – только что это даст? Недоброжелатели уйдут в тень и будут ждать более удобного момента. По сути дела, Гурову некого сдавать, кроме самого себя.
Конечно, есть женщина. Точнее, уже нет. Она очень предусмотрительно прервала круиз. Если бы можно было выяснить, какую роль она играла на теплоходе до своего исчезновения… Но, судя по всему, отъезд ее был запланирован. В противном случае он выглядел бы странно. А при ее нервозности лезть на рожон было крайне неосторожно. И неумно.
Но о ней Гуров хотя бы кое-что знал точно – женщина была на "Гермесе" среди пассажиров класса "люкс", – а вот где искать человека, передавшего ему конверт? Следуя логике событий, можно было предположить, что он тоже присутствует среди пассажиров, только как это проверить? И было бы неплохо выяснить, есть ли на корабле его сообщники.
Гуров рассудил, что сообщники должны иметь место. Хотя, судя по всему, заговорщики рассматривали импортного киллера в качестве некоего волшебника, умеющего все, в том числе и проникать сквозь стены, но в глубине души они ему, скорее всего, не доверяли и предпочитали контролировать каждый шаг. Отсюда и недовольство его поведением на корабле, и многоступенчатая конспирация, и отчаянная боязнь за собственную шкуру. Если задуманное сорвется, заказчики просто залягут на дно и до них не доберешься.
"Пожалуй, они все-таки на "Гермесе", – решил Гуров. – Именно потому человек в резиновых перчатках так старательно скрывал свое лицо. И, наверное, он здесь не один – им ведь нужно контролировать меня и одновременно результат моих действий, то есть состояние здоровья Горюнова. Скорее всего, кто-то из них непосредственно входит в команду Горюнова, а прочие присутствуют где-то рядом со мной… Скажем, в той же тридцатой каюте…"
Его размышления прервал негромкий стук. Кто-то, похоже, уже соскучился по Гурову. Он поднял брови и с сомнением посмотрел на дверь. "На ловца и зверь бежит?" – с любопытством подумал Гуров.
Однако он не торопился открывать – сложил фотографии в конверт, спрятал на дно чемодана, в несколько движений разобрал постель, придав ей такой вид, словно на ней только что лежали, и уже тогда направился к двери.
Снаружи постучали еще настойчивее. Гуров отпер замок и увидел Арину. Наверное, на этот раз он не сумел замаскировать своих чувств, потому что она криво усмехнулась и сказала со странной интонацией:
– Я хочу извиниться перед вами… Наверное, я показалась вам настырной и противной, да? Но я на самом деле не такая. На самом деле я белая и пушистая.
Она действительно была на этот раз вся в белом – короткий жакет, брючки – и выглядела гораздо привлекательнее. Даже вихры на голове были сегодня тщательно уложены. Однако пушистой ее даже сейчас назвать было трудно – и в фигуре, и в манере держаться то и дело проскальзывала уже знакомая Гурову вызывающая угловатость.
Глаза ее нетерпеливо обшарили пространство за спиной у Гурова – кажется, она хотела убедиться, что в каюте больше никого нет.
Гуров не двинулся с места. "Неужели она одна из них? – напряженно размышлял он, разглядывая свою гостью. – Маловероятно, конечно… Но, может быть, именно на это и был расчет…"
А вслух он сказал:
– Простите, я не понял, что вы сказали… Видите ли, я неважно себя чувствую – пришлось выпить лекарство и лечь. Вы меня разбудили.
– Вот черт! – с досадой произнесла Арина. – Вы что, хотите, чтобы у меня развился комплекс вины на вашей почве? Не успела я попросить прощения за прежний проступок, а тут уже хоть снова бухайся на колени!
– Вообще-то у вас оригинальный способ просить прощения, – заметил Гуров.
– Какой уж есть, – буркнула Арина и неожиданно помахала перед носом Гурова какой-то темной бутылкой. – Может, все-таки впустите меня в каюту, инвалид? У меня с собой есть лекарство, которое мигом поставит вас на ноги! Я нашла его в грязной стамбульской лавчонке в самом жутком квартале. Это старинное турецкое вино – заговоренное, между прочим. Говорят, оно просто творит чудеса с мужской потенцией… Вы вообще-то припоминаете, что это такое?
Гуров посмотрел в ее нахальные, с рыжеватым оттенком глаза и невольно рассмеялся.
– Вы опять грубите, – заметил он. – И потом, вы врете. Это самое обыкновенное вино. Скорее всего, алжирское и наверняка паршивое. Вы не заставите меня пить его даже под дулом пистолета.
Арина с недоверием уставилась на причудливую этикетку, а потом сказала:
– Ну и что? Подумаешь, алжирское! Между прочим, вы мне тоже соврали – вовсе вы не спали. Я видела, когда вы вернулись. И на больного вы ни капельки не были похожи!
– Вы опять лезете не в свое дело, Арина! – негромко сказал Гуров.
– А разве я вас не предупредила, что всегда так делаю? – дерзко спросила она. – По крайней мере, я с вами откровенна. А вот вы…
– Не понимаю, чего вы добиваетесь, – в отчаянии сказал Гуров, не в силах придумать, как поэлегантнее избавиться от докучливой журналистки. – По-моему, вам стоило бы обратить внимание на разницу в нашем возрасте и темпераменте, дорогая Арина!
– Да я и рада бы не обращать внимания, но ничего не получается! – с досадой ответила она. – Вы демонстрируете эту разницу довольно регулярно и с усердием, достойным лучшего применения! Нашли чем гордиться!
– Вы как-то странно все поворачиваете, Арина! Я никому ничего не собираюсь доказывать. И я в самом деле неважно себя чувствую. Поэтому прошу оставить меня сейчас в покое. Я просто настаиваю на этом! Если не хотите со мной окончательно поссориться…
– А вы, оказывается, еще зануднее, чем я думала, – с презрительной миной заключила Арина. – Ну и черт с вами! Невелика потеря… Держите на память! – Она неожиданно сунула в руки Гурову пузатую бутылку и с независимым видом зашагала прочь.
"Вот черт! – подумал озадаченно Гуров. – Нет, не похожа она на заговорщицу. Кажется, у нее ко мне и в самом деле какие-то чувства… Господи, какое счастье, что меня не видит сейчас Мария! Этот дурацкий "колдовской" напиток и это нахальное дитя, все состоящее из острых углов!.."
Гуров растерянно посмотрел на бутылку в своих руках и невольно констатировал, что насчет острых углов он все-таки переборщил – грудь у этой дерзкой девчонки была даже очень ничего.
"Ну вот, начинается, – с испугом подумал он. – Ты уже начинаешь задумываться об особенностях ее фигуры – вместо того чтобы думать, какой фигурой является здесь она сама. Это скверный симптом. А ведь тебя предупреждали, что морской круиз опасен – пьянящий воздух, свобода, авантюристки, изнывающие от одиночества… Нет, нужно немедленно заняться делом! Иначе все это черт знает чем может кончиться".
Арина уже исчезла. Кажется, она не вернулась к себе в каюту, а отправилась гулять по кораблю. Впрочем, сейчас это не имело особого значения. Гуров получил передышку и мог возвратиться к прерванным размышлениям.
Ситуация требовала действия – причем действия от него ждали обе заинтересованных стороны, – только Гуров никак не мог решить, с чего следует начать. В Москве ему было однозначно заявлено, что его задача проста – выйти на контакт с заказчиками, а далее передать эстафету тем, кто работает на Интерпол. Но контакт состоялся, а Гуров по-прежнему не мог указать на заказчика – за исключением, пожалуй, черноволосой женщины. Но и тут не все было гладко. Он не знал ни ее имени, ни профессии, ни даже рейса, на котором она улетела из Стамбула.
Однако, поразмыслив, Гуров все-таки решил, что придется ограничиться этим и довести информацию до сведения подполковника Баранова – вряд ли соратники незнакомки будут столь неосторожны, что заявят о себе еще раз. Пускай Баранов работает с тем, что есть. Во всяком случае, проблема требует совместного обсуждения.
"И вообще, это не моя, в сущности, грядка! – сердито подумал Гуров. – Интерполу интересно выяснить связи Кузмина, а через них попытаться выйти на Организацию. Министру интересно продемонстрировать широту души перед Интерполом, не прилагая для этого особенных усилий. Орлову интересно оправдать доверие министра. Ковальчуку вместе с Барановым интересно вытянуть всю цепочку заговорщиков, в принадлежности к которым они подозревают каждого, включая команду судна. А в качестве инструмента все они используют полковника Гурова – потому что он немного похож на наемного убийцу и не выдвигает никаких возражений. Пора с этим кончать!"
Гуров был готов немедленно отправиться в каюту к Баранову, но что-то удерживало его от этого поступка. Конечно, это была не его грядка, но он сам согласился возделывать ее и не имеет права заваливать работу. Он должен держать марку и не делать необдуманных движений. Заказчики – люди мнительные и пуганые. Одно неверное действие, и они попрячутся, как тараканы. А ловить спрятавшегося таракана – дело абсолютно безнадежное.
Сейчас они ждут от него решительных действий – по-видимому, подразумевается, что он исподволь начнет искать пути проникновения в класс "люкс", намыливать удавки и смазывать пистолеты с глушителем. Если он начнет вместо этого отираться в трюме, у заказчиков могут возникнуть сомнения. Наверное, теперь они ночей спать не будут, напряженно фиксируя каждый его шаг. Поэтому лучше всего немного подождать и сделать пока вид, что ничего, кроме класса "люкс", его не интересует.
Гуров переоделся и вышел на палубу. Навстречу ему лоб в лоб двигались двое крайне озабоченных толстяков. Это были Великанов и его лысый приятель. Похоже, они куда-то страшно спешили. Но, увидев перед собой Гурова, резко затормозили, круто развернулись и с еще большей стремительностью потопали обратно. Через несколько секунд они нырнули в какую-то дверь и пропали.
На палубе в этот момент были еще люди, и, как заметил Гуров, эта забавная сценка не осталась незамеченной. Он мысленно выругался и, досадуя на судьбу, которая послала на его бедную голову еще и эту чокнутую парочку, отправился дальше.

>>>