Николай Иванович Леонов
Алексей Викторович Макеев

Полковники из МУРа

– Телевизор продашь – и будут у тебя представительские! – буркнул Гуров.
Накануне они, так и не решив, как следует поступить с похищенным телевизором, отвезли его на дачный участок, принадлежащий дальнему родственнику Крячко. Родственник был одинок и немощен, а потому полностью передоверил заботы о клочке глинистой малоплодородной земли Стасу. Гуров называл это "пустили козла в огород". В период стасовского "землевладения" на вверенном ему участке особенно буйно поднялся бурьян и вырос небывалый урожай одуванчиков. Зато на этом многострадальном клочке земли стоял почти настоящий домик, и даже погреб имелся. Именно туда и поместили злосчастный телевизор.
Теперь Гуров воспользовался случаем и вспомнил об этом. Однако развивать эту тему он не стал, потому что ему самому она порядком действовала на нервы, тем более что положение было слишком неопределенным для того, чтобы размениваться на сомнительные шутки.
– Ладно, проехали! – нахмурясь, сказал он. – Давай серьезно. Начнем с самого начала… Поскольку карты перемешали, следует подумать, во что мы играем и какие козыри. Итак, в ночь на двенадцатое сентября в центре города из огнестрельного оружия убивают человека. Человек по фамилии Григорьев – приезжий, в Москве считаные недели, без намеков на криминальное прошлое, но при этом погиб он с оружием в руках. Во всяком случае, так утверждают очевидцы. Далее выясняется, что приехал этот человек в Москву во второй раз, по приглашению неких работодателей, уже выплативших ему аванс в десять тысяч долларов. Не такие уж большие деньги, скажем, для господина Сомова, но для обычного человека – это целое богатство. Однако Григорьеву нужна гораздо большая сумма, и, судя по всему, господин Сомов согласился ее уплатить…
– Ты уже решительно указываешь перстом на Сомова? – с любопытством спросил Крячко.
– Не без сомнений, но с большой долей уверенности, – ответил Гуров. – Полагаю, ты и сам склоняешься к этой версии. Григорьеву был известен телефон, принадлежащий Сомову, телефон, который до определенной степени "законспирирован"… Откуда он мог его узнать? Наугад ткнуть пальцем в телефонную книгу? Мне кажется, связь между Сомовым и Григорьевым совершенно очевидна.
– Мне тоже так кажется, – вздохнул Крячко. – Может, они друзья детства?
– Тебе лучше знать, – сказал Гуров.
– Нет, не друзья, – печально ответил Крячко. – Сомов вообще никогда не был в Пензе. Это я так просто сказал. Скорее всего, получается, что Сомов предложил Григорьеву высокооплачиваемую, но непонятную работу.
– Да, непонятную, – согласился Гуров. – Если предположить, что дом на Красной Пресне имеет отношение к этой работе, то нужно хорошенько проанализировать разговор, который я слышал прошлой ночью. Сомов говорил своему приятелю, которого упорно называл "братаном", про какой-то небывалый кайф, организуемый для "своих", и при этом немало стоящий. А в стоимость этого кайфа он включал отступные ментам…
– На память сразу приходит лейтенант Сиволапов, верно? – вставил Крячко.
– Приходит, – кивнул Гуров. – Еще он говорил про подмазку свидетелей и компенсацию зайцам. Не думаю, что зайцы тут имелись в виду четвероногие. Совершенно ясно, что эти зайцы так и просятся взять их в кавычки. Тем более что с ними работают такие прославленные психологи, как Микеша с Платоном…
– Вопрос, в каком плане они с ними работают? – перебил его Крячко.
– Они их охмуряют, – ответил Гуров. – Как цыгане. Сомов так прямо и сказал. По-видимому, именно эти двое и ведут наем на высокооплачиваемую работу, над сущностью которой мы с тобой ломаем головы. Видимо, работа эта, несмотря на щедрые авансы, на самом деле оплачивается далеко не так щедро, как ожидают те, кто на нее нанимается.
– И когда они наконец понимают, что их нагрели, то берутся за оружие? – предположил Крячко.
– Предварительно нарядившись в белые одежды, – хладнокровно добавил Гуров. – Просто кино какое-то… Нет, я думаю, дело в другом. Помнишь тот наш разговор о парнях, у которых руки чешутся пострелять?
– Ну? – сказал Крячко, и взгляд его вдруг сделался тревожным. – Не хочешь же ты сказать…
– У тебя есть другие версии? – поинтересовался Гуров.
– Все равно! – воскликнул Крячко. – Охота на зайцев – это чересчур даже для наших чокнутых богачей!
– Ты рассуждаешь, как человек, безнадежно отставший от века, – безжалостно заметил Гуров. – Все меняется. Представления о морали претерпели такие изменения, что лет тридцать назад их сочли бы просто фантастикой. Например, что бы ты сказал в году эдак шестьдесят девятом, если бы услышал историю о двенадцатилетних подростках, убивающих запоздалых прохожих просто потому, что им нечем больше заняться? Ты бы наверняка сказал, что это полная чушь. Но сейчас тебя такие истории уже не удивляют. Почему же охота на людей вызывает у тебя такое недоверие? Потому что сам ты никогда ничем подобным бы не занялся? Но, должен тебе напомнить, твоя профессия чрезвычайно близка к этому. А у бедных богачей есть все – нет только возможности встать на твое место. А так хочется впрыснуть в кровь адреналинчику! Заметь, это стало повальным поветрием – все садятся на адреналиновую иглу! Экстремальные виды спорта, маленькие войны, уличные банды… Каждый выбирает свой адреналин. Ну, а что делать людям, которые не хотят кормить вшей на войне, которые уже выросли из уличных разборок, победили всех своих конкурентов, которые, в общем-то, не хотят пугаться до смерти, а лишь хотят слегка пощекотать нервы? Да такая забористая игра в охотника и зайца – просто находка для них!
– Но это же опасно – можно за решетку загреметь, – угрюмо сказал Крячко. – Сам же говоришь, до смерти им пугаться не хочется.
– А ты многих богачей можешь вспомнить, кого закатали в тюрьму на всю катушку? – спросил Гуров. – Вот и я не могу. Сомов же упоминал про откат милиции и свидетелям. Видимо, это средство действует безотказно… А потом, никого еще не поймали за руку! Возможно, такой род развлечения появился совсем недавно. Сам понимаешь, немотивированное убийство раскрыть почти невозможно. Я и сейчас до конца не уверен, что мы сумели найти мотив. Все это лишь предположения, и они требуют тщательной проверки.
– Каким образом? – спросил Крячко.
Гуров задумался.
– Знаешь, есть, по-моему, два пути, – наконец сказал он. – Один путь – вести постоянное наблюдение за домом. Возможно, это позволит нам что-то понять в планах "охотников". Но, к сожалению, это слишком долгий и не слишком надежный путь. Правильнее, как мне кажется, внедриться в эту среду напрямую. Сойтись, например, с пресловутым Платоном…
– Так он с тобой и сойдется! – недоверчиво хмыкнул Крячко. – Главный психолог! Да он на всех людей, наверное, как на дичь смотрит!
– А вот это идея! – вдруг воскликнул Гуров. – Именно! Нужно подсунуть им приманку! Если все пройдет гладко, мы сразу выясним, прав я или нет! Нужен человек, который будет претендовать на роль "зайца"! Может быть, взять кого-нибудь из МУРа? Кого-нибудь из молодых, толковых ребят?.. Только, эх!.. – Он досадливо махнул рукой.
– Шила в мешке не утаишь, – рассудительно заметил Крячко, с ходу угадавший мысли друга. – И на такую операцию нужно будет непременно спрашивать разрешения. И назавтра о ней будет знать вся прокуратура, вся милиция и вся Москва, включая последнего забулдыгу из платоновской забегаловки… Да и молодых, по правде сказать, жалко. Чего они могут, эти молодые? Раскусит их Сомов – еще неизвестно, чем все закончится… Знаешь, что я тебе скажу? Роль "зайца" должен исполнить я!
В ответ на такое заявление Гуров задумчиво посмотрел на Крячко, потер переносицу и с некоторым сомнением произнес:
– Люди торопятся, поэтому часто ошибаются… Ты от фонаря это сейчас сказал или все-таки мысленно взвесил?
– Взвесить не успел, – признался Крячко. – Свежая потому что мысль, только что осенила. Но, по-моему, гениальная в своей простоте.
– Простота, она, знаешь, хуже воровства, – заметил Гуров. – В некоторых случаях. Как ты себе конкретно все это представляешь?
– Никак не представляю, – честно ответил Крячко. – Но что-то же надо делать! Давай думать… Ум хорошо, а два лучше.
– Ну что ж, давай думать, – согласился Гуров. – Вот тебе первая информация к размышлению: Сомов объявлений о найме в газетах наверняка не делает. Его подручные ищут кандидатов сами, по каким-то своим каналам. У тебя есть на них выход?
– Выход всегда есть, – беззаботно ответил Крячко. – В принципе, нам известно, кто у Сомова этими делами занимается. Я думаю, если почаще попадаться им на глаза, они в конце концов заинтересуются…
– Кем заинтересуются? – перебил его Гуров. – Жизнерадостным полковником из главка? Я понимаю, что на тебя они поохотились бы с удовольствием, но боюсь, что у них хватит сил не поддаваться такому соблазну.
– Зачем полковником? – возразил Крячко. – Ты недооцениваешь мои актерские способности. Если нужно, я могу изобразить любую степень отчаяния, особенно когда вспомню про писанину, которая у меня накопилась… В крайнем случае можно взять консультацию по актерскому мастерству у твоей супруги… Кстати, как ее драгоценное здоровье?
– Спасибо, она чувствует себя значительно лучше, – сказал Гуров. – Все-таки врачи не такие бесполезные люди, как это может сгоряча показаться.
– Ну и слава богу, – кивнул Крячко. – Так вот, я полагаю, если эти ловцы человеков заметят рядом меня – отчаявшегося, изверившегося в жизни, топящего тоску в пивной кружке…
– То они первым делом наведут справки и постараются разузнать о твоей персоне все! – опять перебил Гуров.
– Пусть наводят, – спокойно сказал Крячко. – Если заранее подготовиться, ни один комар носа не подточит.
– А ты представляешь себе, какая это должна быть подготовка? – спросил Гуров. – Тебе нужно состряпать подходящую легенду, сделать надежные документы, подобрать "родной" дом, где ты хотя бы приблизительно мог бы ориентироваться, а не искать чулан в туалете… У тебя должны иметься какие-то друзья-приятели и родственники, знающие твою, так сказать, подноготную… На все это придется потратить уйму времени и сил. Плюс однозначно придется ставить в известность руководство, а руководству этот план может совсем не понравиться. Так что, по-моему, овчинка выделки не стоит.
– Если уж счет пошел на пословицы, я тебе тоже одну напомню, – запальчиво сказал Крячко. – У страха глаза велики – слышал такую? Ты так все расписал, будто этот Сомов в ЦРУ служит. Я думаю, на деле все гораздо проще. А потом, главное – начать. Главное, на глаза им попасться. Пока я буду ходить вокруг да около, ты сможешь спокойно заняться подготовкой. А там уж мы самортизируем как-нибудь…
– Чувствую, тебя на подвиги потянуло! – усмехнулся Гуров. – Признайся! Тоже адреналина в крови не хватает?
– Может, ты и прав, – согласился Крячко. – Не люблю, знаешь, теорий. Мне практическое что-нибудь подавай!
– Так вот, насчет практического, – спокойно заметил Гуров. – Пожалуй, единственное, на что я могу согласиться, это легкая разведка. Посмотреть на этого Платона действительно стоит. Поэтому в заведение к нему сходи, но веди себя тихо и никуда не встревай. Посмотришь, чем они там дышат. Может, разговоры какие услышишь… Но никакой самодеятельности, понятно?
– Ну, в разумных пределах-то можно? – с хитрой улыбкой спросил Крячко.
– В разумных – пожалуйста, – в свою очередь улыбнулся Гуров. – Если тебя будут бить, можешь принять соответствующие меры. Спастись бегством, например. Но не больше.

Глава 12
Вообще-то, когда дело касалось такого предмета, как пиво, Стас Крячко редко упускал возможность пропустить кружечку-другую. Однако почему-то желание выпить напрочь пропало у него именно в тот день, когда он отправился взглянуть на пивную с экзотическим названием "У Платона". Возможно, это было связано с тем обстоятельством, что Крячко шел в пивную не по велению сердца, как говорится, а по необходимости. И еще одна необходимость выбивала его из колеи и портила настроение – необходимость разыгрывать из себя одинокого, загнанного жизнью неудачника. Для компанейского и жизнерадостного Крячко это было тяжелым испытанием.
Однако он подошел к делу серьезно и подготовился весьма тщательно. Перед тем как отправиться на разведку, он, пользуясь современной терминологией, серьезно поработал над своим имиджем.
Для того чтобы придать своему открытому, располагающему лицу оттенок некоторой трагичности, Крячко пошел на определенные жертвы. Во-первых, он всю ночь не ложился спать, не стал завтракать и оставил на щеках выросшую за ночь щетину. Во-вторых, подобрал одежонку попроще, хотя, строго говоря, он никогда особо не отличался элегантностью.
В результате к утру, критически рассматривая себя в зеркале, Крячко увидел рано постаревшего и опустившегося мужика с черными кругами вокруг глаз и сивой щетиной на подбородке. У таких субъектов милицейские патрули безотлагательно проверяют документы и дотошно выспрашивают о прописке.
Документы Крячко с собой взял, но запрятал их на всякий случай подальше, чтобы ненароком не вывалить краснокожее удостоверение на пивной столик. В таком случае ему никакая бы щетина не помогла.
В пивной "У Платона" он появился около девяти часов утра. Время было не самое бойкое, но Крячко на это и рассчитывал. Ему не хотелось затеряться в толпе гуляк, которая наверняка собиралась в этом злачном месте ближе к вечеру.
Правда, и в утренние часы здесь не было совсем уж пусто. В большом и, по правде говоря, не слишком уютном зале, где стены были отделаны под серый шершавый камень, уже собралось десятка три-четыре страждущих личностей, внешность которых удивительным образом напомнила Крячко его собственное отражение в зеркале.
Это открытие навело его на запоздалую мысль, что способ обратить на себя внимание был выбран в корне неверно, и, возможно, упор во внешности следовало делать не на затрапезности, а как раз наоборот – на интеллигентности. Небритый, с синяками под глазами интеллигент – такой стиль был бы выигрышнее.
"Хорошая мысля приходит опосля, – меланхолически подумал про себя Крячко. – Я тут, как колосок в ржаном поле, – свой среди своих. Как говорится, найдите на этом рисунке десять отличий… Минимум, что нужно сделать, чтобы обратить на себя особое внимание, это устроить дебош. Но тогда меня просто выкинут за дверь. Вон какие тут амбалы приставлены".
Действительно, у входа, зорко поглядывая в зал, прогуливались двое ребят в белых рубашках с закатанными рукавами. Фигуры у ребят были как у борцов тяжелого веса.
Крячко взял себе две кружки пива и забился подальше в угол, намеренно выбрав столик, вокруг которого имелось пустое пространство – смешиваться с толпой он не собирался.
Лениво потягивая пиво, он исподволь приглядывался к залу. Открытого любопытства не проявлял – ведь он должен был изображать человека, целиком погруженного в свои неразрешимые проблемы. Это было не самым легким занятием – проводить рекогносцировку, уныло уткнувшись носом в пивную кружку, но постепенно Крячко приспособился.
Заведение, в которое он попал, представляло собой полуподвальное помещение, состоявшее, как уже было сказано, из обширного, но не слишком уютного зала примерно на сотни полторы посадочных мест. Но это выражение следовало понимать всего лишь иносказательно, потому что места тут были стоячие. Большинство столиков на высоких металлических ножках сейчас пустовало, а теплые компании, весьма неоднородные по количественному составу, занимали не более десятка из них. В помещении стоял характерный кисловатый и резкий пивной запах. Голоса звучали приглушенно и одновременно гулко – как в бане.
В глубине зала располагалась двустворчатая дверь, ведущая, как догадался Крячко, в туалет. Некоторые посетители периодически исчезали за этими дверями, но всегда возвращались обратно. Однако вскоре стало ясно, что, кроме туалета, в соседнем помещении находится что-то еще. Крячко догадался об этом, когда заметил, как двое приличных молодых людей, войдя с улицы и проигнорировав соблазны пивного крана, прямиком отправились через зал и скрылись за дверью, чтобы больше уже не появиться. Наверное, там находились служебные помещения, а возможно, и еще один зал – для более, говоря современным языком, продвинутой публики. Вообще-то это предположение следовало проверить, но любопытство было не к лицу человеку, роль которого разыгрывал сейчас Крячко, и он решил повременить с этим.
Он продолжал безразлично цедить свое пиво, старательно нагоняя на себя тоску, что, строго говоря, давалось ему все легче, потому что обстановка в пивной действительно была не самой веселой.
Соответственно выглядели и те, кто обслуживал здесь посетителей. Кроме парочки сумрачных вышибал и лысого неопрятного бармена, похожего на вышедшего в тираж разбойника, Крячко приметил здесь еще одного странного типа.
Это был невысокий, худой и вертлявый тип в пиджаке нараспашку. На тощей шее у него болтался чересчур яркий галстук. Неизменно держа руки в карманах брюк, этот тип откуда-то неожиданно появлялся, с блаженной улыбкой слонялся по залу и так же неожиданно исчезал. Крячко показалось, что он присматривается к людям, распивающим пиво, словно в любую минуту ожидает от них какого-нибудь скверного сюрприза – пьяной ссоры или отказа расплатиться. И его рассеянная улыбка – это просто средство скрыть неприязненное отношение ко всем этим людям.
Краем глаза Крячко отметил, что странный тип некоторое время вертелся и возле его столика. Он даже пару раз поймал на себе его неприятный любопытствующий взгляд, не зная, радоваться тому или огорчаться.
Судя по тому, как почтительно посматривали в сторону коротышки оба громилы у входа и лысый разбойник бармен, он занимал не последнее место в здешней иерархии. Однако почему-то Крячко был уверен, что этот невзрачный и суетливый заморыш не может быть самим Платоном. Никаких доказательств этого у Крячко не было. Как выглядит Платон, он не знал, но почему-то был убежден, что тот не может представлять собой такую несолидную фигуру.
Вскоре выяснилось, что Крячко был прав. И узнал он об этом из уст самого "заморыша". В сущности, произошло то, на что Крячко и рассчитывал, когда шел в эту забегаловку, но во что практически не верил. С ним вступили в контакт.
Произошло это, когда плюгавый тип в безвкусном галстуке в очередной раз появился в зале. Он несколько раз юрко прокатился между столиками, используя для этого такую причудливую траекторию, что ему позавидовал бы даже шарик от пинбола. А потом вдруг его как магнитом притянуло к столику, за которым клевал носом Крячко.
Не вынимая рук из карманов, он остановился напротив и, просверлив Стаса противным липким взглядом, сказал:
– Погодка сегодня! Самое время в заведении сидеть, верно?
Такое утверждение показалось Крячко не менее странным, чем сам коротышка в нелепом галстуке. Погода с утра ничем особенным не отличалась – небо слегка хмурилось, но было тепло и сухо – по мнению Крячко, никаких метеорологических причин прятаться в кабаках не было и в помине. Скорее всего, вертлявый выдвинул эту гипотезу, чтобы просто завязать разговор.
Если бы такую инициативу выдвинул кто-нибудь из забулдыг за соседним столиком, это выглядело бы вполне естественно и объяснимо. Но что нужно этому типу? Крячко мгновенно насторожился.
Он подозрительно посмотрел на своего визави, потом медленно перевел взгляд на окно, в силу расположения пивной выходившее чуть ли не на тротуар, и почти нечленораздельно пробормотал:
– Простите, что вы сказали?..
Человечек не выказал ни малейшего раздражения и терпеливо повторил:
– Я говорю, в такую погоду хорошо в тепле посидеть, правильно? Как пиво – нравится?
Задав этот вопрос, он сделался на секунду торжественно серьезным, как и подобает человеку, занимающемуся бизнесом и радеющему за конечный результат.
Крячко отреагировал по-прежнему вяло.
– Пиво? – удивился он. – Ах, да, конечно…
После такого словоизвержения Крячко обессиленно замолчал и опять уткнул нос в кружку, давая понять, что не расположен к общению. Коротышку это, однако, не смутило. Он наконец вытащил руки из карманов и придвинулся ближе. Потом он положил локти на столик и, настырно уставившись Крячко в переносицу, произнес:
– Неприятности, а?
Крячко поднял голову и страдальчески посмотрел на назойливого собеседника. Тот не стал ждать ответа и рассудительно заметил:
– Горе в пиве не утопишь! Наверное, странно так высказываться человеку, который сам занят в этом бизнесе, но я говорю, что думаю. Между прочим, я сам обожаю пиво… – признался он и вдруг, обернувшись, сделал рукой знак бармену. – Я – человек старой закалки. Для меня лучше чешского пива нет. Хочу вас угостить. Настоящее пльзеньское, из бочки! Для меня все эти баночки, вся эта консервированная дребедень не существуют! Пиво должно быть в бочонке! Вы согласны?
Крячко неуверенно пожал плечами, не делая попыток вступать в разговор. Любителя чешского пива это не волновало. Он вполне удовлетворялся монологом.
– Москвич? – заговорщицки спросил он, опять вперившись взглядом в Крячко.
Тот печально помотал головой. Он и сам не знал, почему вдруг решил выбрать такую линию поведения. Может быть, потому, что иногородним был Григорьев? Так или иначе, но Крячко принялся разыгрывать роль приезжего, и дальше уже пошла та самодеятельность, от которой его категорически предостерегал Гуров.
Крячко и сам не понимал, как это получилось. Его буквально понесло. Решив, что грех упускать такую возможность, он вдохновенно ударился в импровизацию.
Но прежде лысый бармен с великой почтительностью притащил через весь зал четыре сверкающие кружки, наполненные чистейшим янтарным напитком с шапкой белоснежной пены на каждом сосуде.
– Угощайтесь! – великодушно предложил коротышка. – За счет заведения. Великолепное пиво. В Москве вряд ли где еще такое найдете. Давно в Москве?
Крячко мрачно посмотрел в окно и с надрывом сказал:
– Вторую неделю, черт бы ее драл!..
Вертлявый отхлебнул из своей кружки и спросил с любопытством:
– Это Москву-то? Ха-ха!.. А что так? Негостеприимно встретила?
– Мягко сказано, – буркнул Крячко. – Накормила досыта! Вряд ли теперь расхлебаю… Хоть в петлю лезь!
– Да ну? – сочувственно сказал коротышка, подумал, а потом обтер руку о полу пиджака и протянул ее Крячко. – Микеша! Меня все так зовут. Привык уже! – хохотнув, представился он.
Крячко вяло пожал протянутую руку и сказал:
– Антон Петрович… Можно Антон…
– Вот и отлично! – воскликнул Микеша, поднимая кружку. – Так за знакомство, значит! Чтоб мы были все здоровы!
Крячко из вежливости допил свое пиво и поставил на стол кружку. Собеседник не отставал.
– А что случилось, Антон? – спросил он как бы между прочим. – Может, помочь смогу чем? В Москве, знаешь, не одни рвачи проживают. В Москве народ разный… У тебя бабки вытащили, что ли? Или в казино проигрался? Сейчас многие из провинции приезжают и первым делом – в казино. Экзотика, что ли? Или думают с первого захода куш сорвать – чтобы на всю оставшуюся жизнь… Ты сам-то откуда?
– Да из Хабаровска я, – махнул рукой Крячко.
– Ого! Далеко ты забрался! – уважительно засмеялся Микеша. – В командировке или как?
– Да вот дурная голова ногам покоя не дает! – признался Крячко. – Вздумал в столицу съездить, прибарахлиться. А получилось одно свинство. Сам-то погорел – ладно! А вот домой в Хабаровск возвращаться стыдно. Стыдно людям в глаза глядеть…

– Да что ты такое отмочил, Антоша? – воскликнул недоверчиво коротышка. – На себя посмотри – солидный мужик, спокойный… Такой ни в какой ситуации не пропадет. Зря ты, по-моему, нос повесил!
– Тебе легко говорить, – вздохнул Крячко. – А я горю синим пламенем… – Он немного помялся и смущенно сказал: – Может, и правда рассказать? Ты человек, вижу, битый, может, подскажешь чего?
– Конечно, подскажу! – тут же пообещал Микеша. – Ум хорошо, а два лучше!
Крячко невольно пришло на ум, что эту самую фразу он сам произнес совсем недавно и, можно сказать, по тому же самому поводу. Они с Микешей мыслили почти в унисон, и это внушало определенные надежды. Однако Крячко показалось, что будет совсем нелишне поломаться подольше.
– Хотя что толку! – с убитым видом сказал он и махнул рукой. – Тут мне сам господь бог не поможет!
– А ты на бога надейся, – веско заметил Микеша, – но на людей все-таки больше! В нашем мире надеяться на людей надо! Надежнее, брат!
– Люди-то меня и подвели! – со слезой в голосе сказал Крячко. – Съели, можно сказать, с потрохами!
Микеша припал к кружке, одновременно не сводя внимательного взгляда с закручинившегося Крячко. Он словно ждал продолжения. А Стас вдруг почувствовал настоящее вдохновение. Жалобные слова сами собой рвались из его груди.
– Попал я на бабки, Микеша! – с горечью сказал он. – На очень большие бабки. На такие, что мне за всю жизнь не расплатиться. Только одно и остается…
– Что в твоем понимании значит большие? – серьезно, без улыбки спросил Микеша.
Крячко снисходительно усмехнулся. По правде говоря, ему частенько приходилось занимать некоторые суммы, чтобы дотянуть до очередной получки, – они тоже казались ему непростительно большими, особенно в момент отдачи. Но теперь он решил не мелочиться.
– Тридцать штук, – торжественно сказал он и добавил многозначительно: – Зелеными!
Микеша усмехнулся.
– Понятно, что не деревянными! – ответил он. – У нас тут на другие никто и не считает. Ну что ж, бабки не маленькие… И как же ты так оплошал, Антоша?
Крячко опять махнул рукой. Картина катастрофы сама собой молниеносно выстроилась в его воображении.
– Я вообще-то два года на газовых разработках отработал в Сибири, – принялся объяснять он. – Вкалывал день и ночь как проклятый – без выходных. Чуть туберкулез не схватил. Скопил кое-что. Ну, много пропил, конечно… А куда мне? Я без семьи, мне заботиться не о ком. Думал, одному-то мне надолго хватит… Кто ж знал, что так все обернется?
Микеша ждал продолжения с неподдельным интересом. Но Крячко заговорил не сразу. Он словно опять прокручивал в памяти свои невзгоды, горько улыбался и заливал печаль пивом. На самом деле он просто прикидывал, как правдоподобнее закончить рассказ. Наконец, когда Микеша начал активно проявлять свое нетерпение, Крячко снова заговорил.
– Поехал в Москву, – с сарказмом сказал он. – Думал развернуться в столице. Погулять, прикупить кое-чего… Аппаратуру там, одежонку. Друган тут у меня живет – тачка у него, "девятка". Ну, сначала все было как нельзя лучше. Встретились, по ресторанам прошлись, молодость вспомнили… А тут попросил я у него машину на денек – по магазинам покататься. Ну, он согласился – с неохотой, но отказать не смог. А словно чувствовал! Тачка эта меня и сгубила. Еду это я по Ленинградскому… да вот буквально дня четыре назад – днем, главное… ни о чем таком не думаю… Вдруг – раз! Какой-то "мерс" мне нос подрезает – я по тормозам, а уже поздно… – Тут Крячко внезапно замолчал, словно горло ему перехватило спазмом. – Короче, дали мне сроку неделю – паспорт забрали, назначили место встречи и отвалили… Так мало того, что эти козлы меня на счетчик поставили – друган мой в амбицию бросился! Я же ему "девятку" помял. Основательно помял, чего врать… Ну так мог бы хоть передышку какую-то дать по старой-то дружбе… Нет, тоже – гони пять штук на ремонт! И слышать ничего не хочет. Вся дружба куда-то враз улетучилась. Злейшим врагом стал!.. Вот это, называется, съездил за покупками!
Собственно говоря, вся эта повесть не была совсем уж плодом вымысла. Подобные вещи случались сплошь и рядом. А Крячко, в сущности, всего лишь вольно пересказал печальную историю одного своего дальнего родственника, с которым произошло нечто подобное около двух лет назад, когда он приехал погостить в столицу. Правда, та история не имела трагического финала, потому что в дело своевременно вмешался сам Крячко и в два счета его уладил, но заключительную часть рассказа Стасу пришлось приукрасить, чтобы не разочаровать своего слушателя.
Похоже, это ему удалось – Микеша, казалось, был тронут до глубины души. Он сочувственно кивал головой, цокал языком и хмурил брови. А потом он сказал:
– И что же ты теперь собираешься делать?
Крячко покривился, будто этот вопрос, как нож, задел его по самому сердцу.
– Говорю же, в заднице я! – тоскливо сказал он. – Только в петлю и осталось. Даже уехать не могу – документов-то нет! А где я бабки возьму? У меня близких родственников и друзей нет, кто бы мог мне такую сумму ссудить… Был один друг – так он сам с меня последнее вытряс. Да-да, отдал я ему его пять штук – на, говорю, жри! Только не подавись, смотри!
– Ясно! – уклончиво произнес Микеша и задумчиво повертел в руках пустую кружку, покрытую изнутри клочьями неопадающей пены. – Положение у тебя действительно хуже губернаторского… Но, знаешь, не бывает безвыходных ситуаций! У меня у самого в жизни сколько раз так бывало – вроде все, крышка! А потом, смотришь – лучик появился!.. Главное, не раскисать, зубы сжать и искать выход. И он найдется – когда ты уже и сам этого ждать не будешь.
– Хорошо тебе говорить, – сварливо проворчал Крячко. – Ты вон при делах, все у тебя тип-топ… Тебе хорошо говорить…
Микеша со стуком поставил кружку на стол и усмехнулся.
– Да ты меня не слушаешь, что ли? – недовольно отозвался он. – Я тебе сейчас о чем толковал? У меня тоже так было. И не раз. Все, думаю, край! Но, видишь же, живу до сих пор. И, по твоему мнению, даже процветаю!.. – Он засмеялся.
– Ты процветаешь, – еще унылее сказал Крячко. – А я вот отцветаю… В милицию, может, обратиться? – Он с надеждой посмотрел на Микешу, словно ожидая, что тот горячо одобрит такую идею.
Но тот решительно помотал головой и ткнул в сторону собеседника указательным пальцем.
– Только зря время потеряешь, – уверенно заявил он. – Менты у нас – первые крохоборы! Ты к своим… сколько там у тебя – двадцать пять штук осталось? Вот к двадцати пяти еще пять приплюсуй!
– Каких это? – недоверчиво поинтересовался Крячко.
– Ну как же? – объяснил Микеша. – Те пацаны, что тебя на счетчик поставили, – думаешь, они ничего не узнают? Да менты им первым же и сообщат! Еще и процент с них слупят – за информацию. А те этот процент на кого повесят? Правильно – на тебя же и повесят! Теперь просек поляну?
– Ты это серьезно? – настороженно спросил Крячко. – А чего же мне теперь делать? Это получается, кругом шестнадцать! А говорил – выход, выход… Найди-ка тут выход! Если ты такой умный – может, подскажешь, в каком направлении его искать?
– Подскажу, – спокойно ответил Микеша. – Платить надо. Это самый верный способ.
Крячко неприязненно вытаращил на него глаза.
– Что-то я не понял, – нарочито противным, гнусавым голосом сказал он. – Платить? Чем платить? Я этим козлам квартиру свою предлагал в Хабаровске – они и слышать не хотят. Что мне теперь – банк идти грабить?
Микеша ответил не сразу. Он неспешно оглянулся по сторонам, порылся в кармане пиджака и достал оттуда пачку "Мальборо". Выщелкнув пару сигарет, протянул одну Крячко. Потом щелкнул зажигалкой и, уже закурив, сказал небрежно:
– Банк грабить – тоже надо уметь. Не думаю, что у тебя это получится. Можно подыскать что-нибудь повеселее. Ты мне понравился, Антон, прямо говорю. Поэтому постараюсь тебе помочь… Ты вообще где остановился?
– Да где я остановился? – махнул рукой Крячко. – У кореша жил. А когда мы с ним расплевались, в гостиницу ушел. Но там цены!.. Мне один умный человек подсказал, что можно устроиться на вокзале – там железнодорожники места в запасных вагонах сдают. Пойду сегодня, поспрашиваю…
– Ясно, – кивнул головой Микеша. – Ну это ладно. Может, и не придется тебе по вагонам скитаться… Ты вот что – сможешь подойти сегодня… Чтобы тебе не путаться – ну, скажем, к памятнику Пушкину? Место известное, искать долго не надо. Сможешь?
– Да у меня времени-то навалом, – криво улыбнулся Крячко. – Единственное, что у меня осталось. А зачем подойти?
– С одним человеком тебя познакомлю, – сказал Микеша. – Если договоритесь, он тебе поможет.
– Ага! – озадаченно произнес Крячко. – А к скольки подойти?
– Рано не стоит, – задумчиво проговорил Микеша. – Подходи часам к десяти вечера. Устроит?
– Да мне без разницы – к десяти так к десяти, – ответил Крячко.
– Ну, тогда до встречи! – сказал Микеша. – Я, извини, пойду. Дела у меня… А ты нос не вешай! Все обсосется!
Он протянул Крячко на прощание узкую холодную ладонь и, шагнув прочь, в одну секунду исчез, точно злой волшебник. Крячко сделал недоуменное лицо, машинально допил пиво и быстро пошел к выходу.

Глава 13
– Ладно, что выросло, то выросло! – слова Гурова прозвучали с отчетливым фаталистическим оттенком. – Этого следовало ожидать. В вас слишком сильно анархистское начало, полковник! Было слишком легкомысленно отпускать вас без надзора.
– Ну да! – возразил Стас. – Без надзора я работаю продуктивно и изящно. Если бы рядом отирался ты, к нам бы и на пушечный выстрел никто не подошел. Я считаю, что все получилось как нельзя лучше.
– Это еще бабушка надвое сказала, – заметил Гуров. – Еще нужно посмотреть, что тебя ждет у памятника великому русскому поэту.
– Наверное, мне сделают нескромное предложение, – беззаботно сказал Крячко. – Во всяком случае, я на это надеюсь.
– А если за тобой проследили вплоть до того момента, как ты вошел в главк? – с усмешкой спросил Гуров.
– Это исключено! – решительно сказал Крячко. – Не первый год замужем. Уж "хвост" за собой я всегда распознаю. Сегодня я перепроверял все по три раза – никто за мной не следил. У меня вообще такое впечатление, что у этих молодцев чувство опасности здорово притупилось. По-моему, они уверились в собственной неуязвимости. Разве что в открытую не разгуливают при своих "береттах"…
– А ты, значит, уже безоговорочно принял мою версию? – с любопытством спросил Гуров.
– Не то чтобы совсем принял, – признался Крячко. – Но в голове держу постоянно. Без сценария нельзя. Убедительности той не будет – спроси хоть у Марии.
– Надеешься, что убедил? – спросил Гуров.
– А то нет! – самодовольно ответил Крячко. – Стали бы они меня на встречу приглашать, если бы мне не поверили! Все в порядке, шеф, можешь на меня положиться!
– Твоими бы устами… – с сомнением произнес Гуров. – Хотя, впрочем… Встреча – это уже кое-что. Признаться, я не надеялся на такую удачу. Может быть, это провокация? На месте этих людей после того, что произошло за последние дни, я бы насторожился.
– Спорный вопрос! – отозвался Крячко. – А что, собственно, произошло? Подстрелили какого-то никому не нужного человечка, "зайца"? Какой-то полковник МВД заинтересовался своим коллегой из ГАИ? Какие-то бродяги обокрали ремонтирующийся дом? Да такие вещи каждый день происходят! Ты думаешь, они связывают все эти факты воедино? Сомневаюсь. Они живут своей замкнутой жизнью, где все вопросы решаются очень просто.
– Твоя склонность все упрощать не раз нас подводила, – сказал Гуров. – Ты говоришь, что им нет никакого дела до наших усилий? Я готов с тобой поспорить. Напомню самое основное. Да, я проявил интерес к Сиволапову, и он сразу же почувствовал себя неуютно. Настолько неуютно, что даже организовал свой незамедлительный отъезд. Если мы не ошибаемся в своих расчетах и он ходит у кого-то в шестерках, значит, он непременно должен был обговорить свой отъезд с хозяевами. Следовательно, этот вопрос обсуждался, и ему было придано немалое значение. И еще, ты, кажется, забыл про дом Комкова в Крылатском. Едва я там появился, как его попросту сожгли. Значит, они не посчитали за труд лишний раз замести следы? Но больше всего меня смущает наше вторжение в дом на Красной Пресне. Там мы с тобой наломали столько дров…
– А мне кажется, ничего мы не наломали, – упрямо заявил Крячко. – Наломали бы – они ни за что не пошли бы с нами на контакт. Они пошли на контакт со мной, с Антоном Петровичем из Хабаровска, с отчаявшимся лохом. Все, как тогда Сомов говорил: взяли в обработку, с психологией – глядишь, вечерком к Микеше и сам Платон присоединится… Уговаривать станут, соблазнять…
– Будут соблазнять, соглашайся! – улыбнулся Гуров. – Только, сдается мне, они больше тебя проверять станут. Ты в Хабаровске-то бывал когда-нибудь?
– Не припомню, – признался Крячко. – Ну теперь-то что поделаешь! Раз пошла такая пьянка… Я специально город подальше назвал, чтобы соблазна туда поехать не было. Может, пронесет?
– Жизнь покажет, – вздохнул Гуров. – Во всяком случае, на этот раз веди себя поскромнее. Твоя задача – не в омут головой кидаться, а разузнать, верны ли наши предположения. А потом под любым предлогом постарайся отчалить. Наше дело не шашкой размахивать, а головой думать. Уяснил?
– С головой у меня все в порядке, – заверил Крячко. – Мне бы вот мелких купюр бы… Для полноты картины. Остатки былой роскоши продемонстрировать, так сказать. Я свои в пивной оставил. Не рассчитал маленько. А ведь совсем без денег тоже подозрительно.
– Ладно, подкину тебе на бедность, – усмехнулся Гуров, доставая из кармана бумажник. – Только не думай, что я собираюсь разыгрывать роль спонсора. Если вздумаешь шиковать на мои деньги…
– Никогда в жизни! – поклялся Крячко. – Только для бутафории.
Он рассовал деньги по карманам и озабоченно провел ладонью по щеке.
– Вот оброс! – сказал он с неудовольствием. – Самому как-то не по себе делается. Давненько я не участвовал в таких спектаклях!
– Надеюсь, больше тебе не придется в них участвовать, – заметил Гуров. – Честно говоря, нервирует меня эта самодеятельность! Ну, раз уж ввязались, закончим, но это в последний раз – предупреждаю совершенно серьезно!
– Ты думаешь, мне это доставляет большое удовольствие? – со вздохом спросил Крячко. – Ради общего дела стараюсь… Ну, так я пошел? Пошатаюсь по городу, а к десяти на свидание подгребу…
– А я тебя на Петровке ждать буду – в конце Страстного бульвара, – предупредил Гуров. – Как закончишь переговоры, отрывайся и садись ко мне в машину. Если особенно плотно пасти будут – черт с ними! Что же тебе теперь – бомжевать, что ли? Найдем другое решение. Я в шпионы на старости лет играть не собираюсь.
– Разберемся, – туманно пообещал Крячко.
Он ушел, а Гуров опять вернулся к своему прерванному занятию, которому посвятил почти весь день. Пока Крячко разыгрывал свои импровизации в пивной "У Платона", Гуров изучал материалы, которые ему предоставили из МУРа и прокуратуры. Эти материалы касались двух убийств, которые имели некоторое сходство с убийством Григорьева.
Чем больше Гуров вчитывался в скупые строки следственных и оперативных материалов, тем больше склонялся к мысли, что он прав, и во всех этих случаях убийства имеют не только внешнее сходство, но и глубинную внутреннюю связь.
Личность того человека, что был убит годом раньше в районе ВДНХ, до сих пор не была идентифицирована. Никто из родственников так и не обращался с запросом в столичную милицию. Так этот человек и оставался до сих пор неизвестным. Судя по материалам дела, на трупе не было обнаружено документов – вообще ничего. Пистолета, кстати, тоже. Хотя Панин рассказывал Крячко совершенно определенно, что человек в белом костюме был вооружен. Значит, пистолет забрали, как и в последнем случае.
Сходная картина была и с прошлогодним убийством в Марфине. Здесь, правда, не имелось свидетельских показаний. Никто ничего не видел и не слышал в ту майскую ночь. Изрешеченный пулями труп нашли утром путевые обходчики. При убитом не было ни документов, ни оружия, ни даже денег.
Но в тот раз покойного довольно быстро опознали. Он оказался Красильниковым Евгением Степановичем, преподавателем математики одного из калужских институтов. Из Калуги приезжала его жена, показания которой имелись в деле, но мало что проясняли.
Семья Красильниковых испытывала значительные финансовые трудности, что и подвигло главу семьи отправиться на поиски заработка в столицу. В подробности своих планов он супругу не посвящал – вообще был человеком крайне замкнутым, поэтому она ничего и не знала до самого последнего момента. Правда, сердце у нее, как она сама выражалась, все время было не на месте, и, когда от мужа не было ни слуху ни духу уже целый месяц, она решилась и бросилась на поиски в Москву.
Смерть мужа в перестрелке явилась для нее полнейшей неожиданностью. Как и франтоватый белый костюм, между прочим. По ее словам, Красильников дома таких костюмов никогда не носил. Более всего женщину поразило полнейшее отсутствие денег у погибшего. Видимо, она все-таки надеялась что-то получить от него. Но, судя по всему, Красильников в Москве не заработал ни копейки. В этом деле была еще одна особенность – никто домой к Красильниковым не приезжал, ничего не обещал и ничего не проверял.
Почему убийцы в двух случаях действовали по-разному? То, что убийцы были одни и те же, Гуров не сомневался. В этом его убедила одна любопытная деталь.
В делах были фотоснимки, сделанные на месте убийства. На всех фотоснимках отчетливо видна одежда погибших – покрой, текстура ткани, фурнитура и прочие мелочи. Гуров готов был поклясться, что вся эта одежда, включая костюм Григорьева, вышла из-под руки одного и того же портного.
То, что это не ширпотреб, четко определила экспертиза. Костюмы шились на заказ. И Гуров был уверен, что они имели свой, особый смысл.
Если исходить из посылки, что речь шла о таком экзотическом развлечении, как охота на людей, то логично было предположить, что светлые костюмы играли роль своего рода опознавательного знака. Охота была ночной, а белое лучше видно в темноте. И вообще, в наших краях не слишком жалуют белый цвет, поэтому спутать "зайца" с кем-то посторонним затруднительно. Все-таки "охотники" не собирались палить в кого попало. От этого теряется вся "прелесть" охоты. А им нужен был пресловутый адреналин.
Видимо, с этой целью – чтобы сделать действо позабористее – жертву вооружали пистолетом. Таким образом у него появлялся призрачный шанс отбиться и уйти. "Интересно, – подумал Гуров. – Удалось ли кому-нибудь реализовать этот шанс?" Он склонялся к мысли, что таких прецедентов не было.
Скорее всего, пистолет был один и тот же – вроде эстафетной палочки он переходил от одного несчастного к другому. Вот почему его так старательно изымали у погибшей жертвы. Возможно, по негласным людоедским правилам именно трофейный пистолет являлся главной добычей.
Отдельный вопрос касался личных документов тех, кто попадал в сети "охотников". Документы тоже изымались. Правда, в последнем случае в отношении Григорьева была проявлена очевидная беспечность. Может быть, у преступников действительно притупилась бдительность? Так или иначе, это дало возможность Гурову быстро выйти на след. Впрочем, пока в деле было больше неясностей, чем фактов. Собственно, фактов-то и не было – приходилось руководствоваться догадками. Раздобыть факты – вот что было первоочередной задачей. Поэтому Гуров не слишком был возмущен самодеятельностью своего коллеги и друга. Пожалуй, это был единственный путь подобраться поближе к загадочной компании, в которой четко вырисовывалось пока только одно лицо – лицо своенравного нувориша Сомова. Но этого было мало. Для того чтобы говорить о каких-то результатах, нужно было искать тех, кто нажимал на спусковой крючок. Сам Сомов мог и не участвовать в охоте на людей, он мог ее только организовывать. Но чтобы обвинить его в этом, необходимы показания свидетелей и соучастников.
И еще одна деталь очень интересовала Гурова – какую роль во всех этих безобразиях играет потайная комната в пустом доме на Красной Пресне. Она имела прямое отношение к происходящему, но какое именно – Гуров не мог до конца понять. Несомненно, через нее осуществлялись диспетчерские функции, возможно, каким-то образом отслеживались передвижения жертвы по городу – но как это осуществлялось конкретно? Не вникнув в суть этого вопроса, невозможно было разобраться в преступлении в целом.
Однако, по всей видимости, большую часть времени эта комната пустовала и оживала только в период "охоты". Видимо, существенные секреты хранил и сейф, который видел там Гуров. Но теперь не было никакой возможности до него добраться. Наверняка после нелепого ограбления Сомов увеличил охрану и принял другие меры предосторожности. Чтобы получить возможность познакомиться с содержимым сейфа, требовалось постановление прокуратуры на обыск. Но для того, чтобы получить его, Гуров должен был сначала раздобыть веские доказательства вины Сомова. Гуров же полагал, что при имеющейся у него доказательной базе в прокуратуре его просто поднимут на смех. Там работали конкретные люди, не любившие витать в облаках. Они верили только тому, что можно потрогать руками.
Гуров сложил документы, запер их в сейф и пошел к выходу – пора ехать на свидание с Крячко. Марии он позвонил заранее и предупредил, что сегодня вечером не сможет ее встретить. Жена была разочарована – он чувствовал это, но виду не подала. К таким сюрпризам она привыкла.
Ехать было недалеко. Гуров остановил машину на условленном месте, погасил фары и стал ждать. Он смотрел на проносящиеся мимо автомобили, на фланирующих по вечерним улицам прохожих, а думал совсем о другом. Перед его глазами раз за разом вставала страшная картина, невольным свидетелем которой он стал несколько дней назад: изуродованное пулями тело, безвольно распростертое на грязном асфальте. Смерть этого человека была нелепой, но, как ни странно, получалось, что погиб он все-таки за правое дело – он рисковал своей шкурой, пытаясь спасти своего ребенка, и за одно это Гуров испытывал к этому человеку уважение, а к его палачам – брезгливую ненависть. И желание сейчас у него было только одно – рассчитаться с убийцами за жизнь этого человека.
Прошел час, потом другой. Заметно поубавилось прохожих на тротуарах, реже слышался звук моторов, город постепенно затихал. Крячко не появлялся. Гуров начинал нервничать. Он все чаще посматривал на часы и вертел головой, пытаясь отыскать среди ночных теней силуэт друга. Но Крячко как сквозь землю провалился. Когда часовая стрелка неумолимо перевалила за цифру двенадцать, Гуров не выдержал. Он медленно выехал на Тверскую. У памятника Пушкину крутился народ, но Крячко там не было.
Гуров выругался. Такую возможность следовало предвидеть с самого начала. Почему они вообразили, что переговоры будут вестись в таком людном месте? Разумеется, Стасу предложили куда-то прокатиться. Куда именно – не имело смысла гадать. В своем стремлении не засветиться они со Стасом, кажется, все-таки переборщили. Следовало бы вести себя более осмотрительно. Наверняка Крячко появится теперь только завтра. Если не случилось ничего плохого, конечно. От случайностей никто не застрахован, но Гуров решил не впадать раньше времени в панику и подождать до утра.

Глава 14
На следующий день Крячко не вышел на работу. Домашний телефон его молчал. Движимый недобрыми предчувствиями, Гуров для очистки совести с утра съездил к Стасу домой – дверь ему никто не отпер.
При всем своем хладнокровии Гуров был растерян. Все произошло так быстро и тихо, что невольно внушало единственный вывод – случилось нечто непоправимое. Гуров гнал от себя эту мысль, повторяя в уме, что Крячко – не тот человек, который может так просто сдаться. Но тревога перевешивала все здравые аргументы.
И все-таки он решил повременить и не поднимать тревогу. Непродуманные партизанские действия уже поставили их в неприятное положение, но просто так махнуть теперь на все рукой было, по мнению Гурова, еще хуже. Все их старания тогда окажутся совершенно напрасными, а расследование, которое они затеяли, не только придется начинать заново, но, возможно, вообще прекратить. Если сейчас поднимется большой шум, отголоски его наверняка докатятся до ушей Сомова. Если с Крячко все в порядке, он не одобрит таких действий.
Чтобы избавиться от тягостных мыслей и не терять времени, Гуров решил посвятить день одной из многих проблем, имеющихся в этом деле, – попытаться определить происхождение одежды, которая была на убитых. Он еще накануне получил от экспертов полную информацию по этой позиции. Ему здорово повезло – специалисты с большой долей вероятности определили сорт и дату выработки ткани, из которой были пошиты костюмы. Это оказалась отечественная продукция. Эксперты связались с производителем и выяснили, что в Москве ткань напрямую закупалась не более чем десятком пошивочных ателье – они получили даже все адреса и даты. Это уже было кое-что. Гуров отправился по этим адресам.
Ему пришлось как следует помотаться по городу, потому что все ателье находились в разных районах. Но в пятом по счету заведующий сообщил Гурову нечто такое, что заставило того позабыть об усталости.
Заведующий был моложавым элегантным мужчиной с легкой проседью в волнистых, тщательно уложенных волосах. При разговоре он имел забавную особенность, выслушивая собеседника, угодливо наклоняться вперед и есть его глазами, точно вышколенный и преданный лакей. Впрочем, в остальном он держался с большим достоинством, хотя и доброжелательно.
– Вы знаете, вас совершенно справедливо информировали! – сразу заявил он, когда Гуров изложил ему суть дела. – Наше ателье закупало партию этой ткани. Нас устроило вполне приличное качество при относительно низкой цене. Мы делали закупки напрямую… Сейчас такое время – приходится крутиться, если хочешь остаться на плаву. В общем, мы работали с этой тканью. Хотя, надо сказать, пошла она у нас не так хорошо, как предполагалось…
– Когда это было? – уточнил Гуров. – Судя по моим данным, ткань была произведена два года назад. Неужели вы так хорошо помните все, что с ней связано?
– Но, простите, это моя работа, – развел руками заведующий. – И она мне, как ни странно, нравится. Когда что-то тебе по душе, ничего и запоминать специально не приходится. Все происходит само собой. Спросите меня, с какой тканью мы работали десять лет назад, – я, пожалуй, и то вспомню. Поэтому два года для меня – это все равно что вчера.
– Понятно, – сказал Гуров. – Значит, на этой партии ткани вы прогорели?
– Ну, я бы так не сказал, – ответил заведующий. – Просто пришлось повозиться, чтобы, простите за грубое слово, навязать ее заказчику… Нас выручил тогда один хороший заказ…
– Тогда? – переспросил Гуров.
– Ах, да! Ведь сыщики любят точные цифры! – улыбнулся заведующий. – Это было как раз около двух лет назад. Если требуется более точная дата, я могу поднять квитанции того времени.
– Пока обойдемся без этого, – сказал Гуров. – Так что за заказ вас тогда выручил?
– Минуточку! – предупредительно сказал заведующий и, выглянув из кабинета в вестибюль, негромко окликнул кого-то: – Светлана, быстренько пошли ко мне Тоню, и пусть она срочно найдет все квитанции двухгодичной давности. Только мигом! Это нужно немедленно!
Затем он, удовлетворенный, вернулся к столу и продолжил:
– Извините, сейчас я предоставлю вам все данные. Мы же должны помогать милиции, верно? Ведь чем сильнее милиция, тем и нам жить проще! По правде сказать, засилье криминала уже совершенно невыносимо! Мне хотелось бы внести свою лепту в общую борьбу.
– Высоко ценю ваш душевный порыв, – серьезно сказал Гуров. – Редко сейчас встретишь такое взаимопонимание. Только давайте вернемся к тому заказу…
– Да-да! – спохватился заведующий. – Тогда одно частное лицо заказало нам… э-э… точно, десяток костюмов! Основное условие было – светлый, почти белый оттенок. Покрой заказчика интересовал меньше. Как и размер, кстати. Нам самим предложили выбрать размер – в диапазоне от сорок восьмого до пятидесятого. Забавно, правда? Мы подумали, что это сценические костюмы для какого-то частного театра.
– Вы так подумали? – сказал Гуров. – А как объяснил заказчик?
– Не припомню, – ответил заведующий. – Мне кажется, он ушел от определенного ответа.
– Действительно забавно, – заметил Гуров. – Позже вы никогда не встречали человека, одетого в такой костюм?
– Н-нет, – засмеялся заведующий. – Москва – город немаленький. Я, простите, с родственниками раз в пять лет встречаюсь – что уж говорить о заказчиках!
– Да, мне это знакомо, – кивнул Гуров. – Как это называется – асфальтовые джунгли?
– Именно, – вздохнул заведующий. – И хотелось бы жить как-то иначе, но кто научит – как жить?
– Нам с вами, наверное, поздновато этому учиться, – улыбнулся Гуров. – По идее, мы сами должны учить.
Заведующий только махнул рукой. В этот момент в кабинет заглянула пожилая женщина в вязаном темно-зеленом платье. В руках у нее была большая коробка из гофрированного картона.
– Заходи-заходи, Тоня! – обрадовался заведующий. – Ты принесла то, что я просил? Все точно? Все квитанции здесь? Это очень важно!
– Помилуйте, Евгений Викентьевич! – рассудительно заметила строгая Тоня. – Откуда же мне знать, все ли они на месте? Мне ревизию проводить было некогда. Светлана сказала, что вы меня вызываете срочно!
Квитанции оказались на месте. Заведующий деловито переворошил кучу исписанных, завивающихся на углах бумажек и как фокусник выхватил одну, взмахнул ею в воздухе и торжествующе провозгласил:
– Ну вот и он! Все точно – заказ на десяток костюмов. Тот самый!
– Фамилия заказчика имеется? – спросил Гуров.
– А как же! Вот, пожалуйста! Ливанский Арнольд Борисович! – Заведующий протянул квитанцию Гурову.
Тот взял ее и своими глазами прочитал имя. Оно ему ничего не говорило, но, достаточно необычное, давало надежду, что обладателя будет не слишком сложно найти.
– Позвольте забрать это с собой? – спросил Гуров.
Заведующий замялся – его педантичной натуре претило такое предложение. Но отказать полковнику милиции было выше его сил.
– Да-да, разумеется, – сказал он с некоторой запинкой. – Но все-таки потом вы мне ее вернете?
– Обязательно, – пообещал Гуров. – Просто может возникнуть такая ситуация, что придется провести графологическую экспертизу. Я вижу здесь подпись клиента.
– Да, клиенты расписываются, – сказал заведующий. – Я понимаю…
– Вот и отлично! – Гуров положил квитанцию в бумажник и поднялся. – Спасибо, вы оказали нам неоценимую услугу.
– Ну что вы! А-а… простите, почему этим заказом заинтересовалась милиция? Здесь что-то противозаконное?
– Пока мы сами не знаем, – улыбнулся Гуров. – Возможно, все в порядке. Просто необходимо кое-что проверить. Кстати, возможно, придется обратиться к вам еще раз, чтобы убедиться, с вашей ли одеждой имеем мы дело. Вы не откажетесь освидетельствовать костюм и дать заключение, из той ли он партии, о которой мы сейчас говорили?
– Ну что вы! Какие могут быть сомнения? – воскликнул заведующий, разводя руками. – Я всегда к вашим услугам!
– Я в вас не сомневался, – сказал Гуров, протягивая ему руку. – Успехов вам в работе. И до встречи!
Как и ожидал Гуров, даже в таком огромном городе, как Москва, найти человека по фамилии Ливанский оказалось не таким уж сложным делом. Собственно, фамилия была достаточно распространенной, но сочетание имени Арнольд и отчества Борисович имели всего два человека. Один отпал сразу – восьмидесятилетний профессор вокала Гурова не заинтересовал. Зато другой, бывший торговый работник, а ныне некий менеджер-распорядитель в мелкой частной фирме "Каскад", обосновавшейся в Сокольниках, подошел как нельзя лучше.
Во-первых, у него оказалось не вполне безупречное прошлое, и отпечатки его пальцев хранились в архиве МВД. Во-вторых, выяснилось, что фирма "Каскад" занимается сделками по недвижимости в Московской области и фактически принадлежит все тому же господину Сомову. Вдобавок Ливанский, насколько удалось понять Гурову, имел к фирме весьма поверхностное отношение. Гуров наведался туда сразу же под видом сомневающегося покупателя недвижимости и в процессе разговора с молоденькой, но хваткой сотрудницей фирмы исподволь выяснил, что Ливанский к фирме "Каскад" приписан для солидности, а занят неизвестно чем – во всяком случае, сама девушка видела его всего два раза в жизни. Причем второй раз он был в компании не с кем-нибудь, а с самим господином Сомовым, имя которого молодая сотрудница произносила с придыханием.
По-видимому, Гуров пришелся ей по душе – она беседовала с ним с видимым удовольствием, даже когда стало ясно, что недвижимость он приобретать раздумал. Каких-то скрытых мотивов в его вопросах она также не заподозрила, и это было Гурову очень на руку, потому что заодно он попытался выяснить, где в настоящий момент проживает Ливанский.
Разумеется, девушка этого не знала, но из любезности разыскала в справочной службе его домашний телефон, которого не могло быть в обычном справочнике. Гуров искренне ее поблагодарил и пообещал заходить еще. А в перспективе и непременно купить недвижимость.
Гуров и не заметил, как опять наступил вечер. Пора уже хоть на минуту остановиться и подвести кое-какие итоги. Сев в машину, он не торопился запускать двигатель. Откинувшись на спинку сиденья, Гуров мрачно задумался. На душе было так скверно, что не хотелось никуда ехать.
Он позвонил в главк и узнал, что Крячко на работе пока не появлялся. Ничего другого Гуров услышать не ожидал – если бы Крячко появился, он незамедлительно дал бы о себе знать.
Потом он позвонил жене и сообщил, что опять задерживается. По его тону Мария сразу поняла, что с мужем неладно, и не стала комментировать ситуацию.
– Значит, увидимся позже, – мягко сказала она.
Этот короткий, но такой многозначительный диалог несколько успокоил Гурова и поднял ему настроение. На минуту ему даже показалось, что все наладится и все страхи окажутся полной ерундой.
Однако исчезновение Стаса не шло у него из головы и мучило все сильнее. Гурову казалось, что он бездарно теряет время и делает что-то не то. Просто сидит и ждет у моря погоды в то время, когда нужно действовать. Стас попал в беду – теперь в этом не было никаких сомнений, и нужно было как-то выручать его.
"Нельзя было идти на поводу у этого клоуна, – с горькой досадой подумал Гуров. – Он слишком уверился в своей неуязвимости и хватке, а я попался на эту удочку. А теперь даже неизвестно, в каком направлении вести поиски. Куда они могли его спрятать?"
Казалось, на этот вопрос в принципе не может быть ответа, но совершенно неожиданно ответ пришел, и как раз оттуда, откуда Гуров его меньше всего ожидал.
Вдруг зазвонил его мобильник. Гуров поспешно поднес трубку к уху и услышал негромкий, но отчетливый голос Крячко.
– Не могу говорить. Я за городом, – быстро произнес он. – Ориентируйся на конец месяца. Отбой.

Глава 15
– Извини, друг! – сказал толстомордый жизнерадостный парень, необъятная туша которого едва помещалась на заднем сиденье "Жигулей". – Порядок есть порядок. Вот только бы не прищемить тебе чего-нибудь… – Он громко заржал и заговорщицки посмотрел на своих приятелей.
Вслед за этим он, сопя и фыркая от смеха, принялся накладывать на глаза Крячко толстую повязку из какой-то шершавой ткани. От толстяка ощутимо разило смесью самых убийственных ароматов – пропотевшей одежды, пива и прогорклых чипсов. Крячко на секунду задержал дыхание. Когда толстяк закончил свою работу и отодвинулся, стало чуть полегче.
Теперь Крячко абсолютно ничего не видел, но его фотографическая память уже запечатлела в голове портреты его спутников. Кроме толстяка, которого тут называли Колюней, в машине находились Платон, суровый, немногословный, но чем-то неуловимо к себе располагающий мужик лет сорока пяти, равнодушный "качок" по кличке Рэмбо и абсолютно лысый водитель, откликавшийся на имя Марафет. Микеши, который свел Крячко с этими людьми, уже не было – он отвалил так же незаметно, как это всегда делал.
– Готово? – услышал Крячко спокойный голос Платона. – Тогда поехали, Марафет!
Машина тронулась. Крячко, поняв, что все дальнейшее мало от него зависит, откинулся на спинку сиденья и постарался максимально расслабиться. Над его ухом раздался характерный щелчок зажигалки, и запахло табачным дымом.
– Сигаретку бы! – негромко сказал он.
Тотчас в его губы ткнулся обрез сигаретного фильтра, и Колюня сказал сочувственно:
– Это всегда пожалуйста! Без курева, говорят, ухи пухнут… Только сослепу себе яйца не спали! – Он опять удовлетворенно захохотал и от избытка чувств хлопнул Крячко по спине.
От толчка тот действительно едва не выронил изо рта зажженную сигарету, но успел вовремя зажать ее губами.
– Зачадили! – недовольно проговорил Платон, но запрещать курение не стал – видимо, тоже беспокоился за состояние органов слуха Крячко.

Больше никто из сидящих в машине не произнес ни слова, и у Крячко появилась возможность спокойно обдумать положение, в котором он оказался. А подумать было необходимо, потому что такого скорого развития событий он и сам не ожидал.
Максимум, на что он рассчитывал, отправляясь на встречу у памятника Пушкину, – это на некое предварительное собеседование, эдакое прощупывание его потаенных мыслей и намерений. Он справедливо полагал, что у людей Сомова должно возникнуть естественное недоверие к чужаку, и они захотят убедиться, что их не водят за нос. Поэтому на встречу он шел с легким сердцем.
Первая неожиданность ждала его в подземном переходе, ведущем к станции метро "Чеховская", по которому он без десяти минут десять безразлично шаркал подошвами, изо всех сил вживаясь в роль растоптанного жизнью человека. Вокруг тоже шли люди, их было еще довольно много, и можно было даже сомневаться, что в людском потоке его старания окажутся кем-то замеченными. Однако природная осторожность не позволяла Крячко выходить из образа ни на секунду.
И, как оказалось, чутье его не подвело. В один прекрасный момент он неожиданно ощутил легкое прикосновение к своему плечу и, обернувшись, узрел рядом улыбающуюся физиономию Микеши, который, задрав голову, заговорщицки смотрел на него снизу вверх.
На Микеше был все тот же костюм и яркий галстук – только теперь для разнообразия пиджак был застегнут на все пуговицы. Покачиваясь с пятки на носок, Микеша довольно рассматривал Крячко.
– Ты? – удивленно произнес тот.
– Само собой, я! – радостно ответствовал Микеша. – А ты ожидал увидеть здесь английскую королеву?
– Нет, но я как-то не думал, – пробормотал Крячко. – Я думал, у памятника…
В душе же он возрадовался своей предусмотрительности и тому, что Гуров не стал его сопровождать. Эта тактика полностью себя оправдала – неизвестно, как давно Микеша выслеживал его. Малейший промах – и встреча могла сорваться.
– У памятника, у памятника! – подтвердил Микеша. – Сейчас туда и пойдем. Я просто иду, смотрю – ба! Вот решил, что вдвоем веселее. Вдруг, думаю, Антоша забыл, где тут у нас Пушкин! – Его лицо сморщилось в приступе жизнерадостной улыбки.
Они поднялись наверх и вошли в скверик у памятника. Почти сразу же навстречу им шагнул широкоплечий, коротко стриженный мужчина с лицом, будто вытесанным из светлого камня, с уверенными, стального цвета глазами. Он представился Платоном и пожал Крячко руку. Ладонь у него была сухой и крепкой, как дерево.
– Тебя Антоном зовут? – уточнил он. – Микеша мне про тебя рассказывал. У тебя неприятности. Попробуем помочь. Главное, чтобы ты сам хотел себе помочь. Остальное приложится.
– Я хочу, – лаконично сказал Крячко.
– Это хорошо, – кивнул Платон. – Значит, будем разговаривать. Пойдем.
Крячко беспрекословно подчинился. Платон широким шагом, не оглядываясь, пошел прочь. Крячко поспешил за ним и не сразу понял, что Микеша тем временем бесследно исчез. Крячко даже не успел подумать, хорошо это или плохо, как Платон привел его в переулок, где стояла машина.
– Садись! – распорядился он.
В "Жигулях" распахнулась дверца, и наружу выбрался парень в черном. Под одеждой у него перекатывались огромные клубки мышц. Крячко он показался похожим на робота, но, как скоро выяснилось, товарищи видели в нем скорее Рэмбо.
Он пропустил Крячко на середину заднего сиденья и тут же сел рядом, перекрыв ему путь к отступлению. Крячко слегка забеспокоился, а когда обнаружил справа от себя необъятного Колюню, то и дело хихикающего по одному ему известным причинам, забеспокоился еще больше.
Впрочем, внешне он этого не выказал, разве что стал чуточку угрюмее, но это вполне согласовалось с избранной им моделью поведения и никого не удивило.
Платон сел на переднее сиденье рядом с лысым водителем, захлопнул дверцу и тут же резко обернулся назад, уставившись на Крячко своим твердым всепроникающим взглядом.
– Ну что, Антон Петрович, – весело сказал он. – Совсем нос повесил?
Крячко осторожно пожал плечами.
– Может, ты нам не доверяешь? – продолжал Платон. – Это дело естественное. Только дураки доверяют людям с первого взгляда. Говори, не стесняйся – мы не обидимся.
– Мы не обижаемся, – дурашливо подхватил толстяк Колюня. – Мы только других обижаем! – Он захохотал, поддержанный Рэмбо и отчасти Марафетом.
– Ты на моих орлов не смотри, – спокойно сказал Платон. – Они у меня шутники, мать их… Я им когда-нибудь языки поотрываю – когда терпение кончится…
– Я пока еще не знаю, что говорить, – ответил Крячко. – Доверять вам я не могу, потому что в первый раз вижу. Только у меня выбора другого нет. Потому и пришел. Как говорится, надежда умирает последней.
– Узнаю работу Микеши! – улыбнулся Платон. – Это его любимая поговорка. Банальность, конечно. Но вся наша жизнь разве не банальность?
На этот риторический вопрос Крячко не счел нужным отвечать, да Платон и не ждал ответа.
– Вот посмотри на всех нас, – сказал он. – У каждого в жизни был такой момент, когда хотелось поднять вверх лапки. У кого-то, наверное, и не однажды. Но мы до сих пор живы и здоровы, потому что нашли в себе силы переломить обстоятельства. Наверное, это далось непросто, а?.. Только скажи мне, что в этой жизни просто? Деньги терять? Больше ничего и не придумаешь, наверное…
– Это все я и сам знаю, – с некоторой досадой сказал Крячко. – Твой товарищ сказал, что ты можешь подсказать, какой у меня выход…
– Подсказать я могу, – согласился Платон. – Но еще раз повторю – важно, чтобы ты захотел услышать мою подсказку. А если ты вдруг решишь, что я добрая фея, которая за тебя решит все проблемы…
– Ты меньше всего похож на фею, – нетерпеливо заметил Крячко. – Я уже понял, что мне придется что-то делать. Может, лучше объяснишь все по существу? Я готов.
Платон задумчиво рассматривал его в полумраке. Остальные с равнодушным видом посматривали в окно. Только неугомонный Колюня с большим интересом пялился на Крячко и бессознательно подталкивал его локтем в бок, словно предлагая поскорее на все соглашаться.
– Значит, так, – сказал наконец Платон. – Понимаешь ты все правильно. Но вот готов ли ты, это еще вопрос. Многие согласны работать за большие деньги, но только до тех пор, пока не поймут, что большие деньги требуют огромной отдачи. Риска они требуют! Я тебе проще скажу – ты должен быть настоящим мужиком, чтобы зашибать большие деньги.
– Было время, я считал, что зарабатываю большие деньги, – с кривой ухмылкой сказал Крячко. – Оказалось, что мои деньги – пшик. Выходит, не мужик я?
– Это другой вопрос, – покачал головой Платон. – Не знаю, что там было раньше. Просто для больших денег должен быть еще шанс. Он не всем выпадает. Сейчас я могу предоставить тебе такой шанс… А уж мужик ты или не мужик – тебе решать.
"Хорошо заливает, – подумал Крячко. – Без надрыва, но с ощутимым давлением. Будит самолюбие, но делает вид, что выбор оставляет за тобой. Профессионал! Действительно, им бы на пару с Микешей гипнозом заниматься! Глядишь, в академики бы вышли… Но мы-то с Левой какие молодцы – кажется, пора делать стойку. Дичью запахло".
А вслух он сказал:
– Мне бы шанс… Я сейчас и от звания мужика готов отказаться за тридцать штук баксов. На грани я, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Платон. – Но учти, работа, которую я тебе готов предложить, тоже… – Он сделал многозначительную паузу и добавил с расстановкой: – На грани!
– Это я понимаю, – сказал Крячко. – А конкретно?
– А конкретно, – холодно ответил Платон, – придется рисковать жизнью. Всерьез. Возможен смертельный исход. Очень вероятен… Между прочим, у тебя еще есть время выйти из машины. Рэмбо, выпусти человека!..
– Не надо, – севшим голосом произнес Крячко. – Я остаюсь. Я согласен. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Говорите, что нужно делать!
– Будем считать, что ты хорошо подумал, – словно про себя проговорил Платон. – Но о деле будем разговаривать не здесь.
– А где же? – недоверчиво поинтересовался Крячко.
Платон поднял брови и сказал с едва заметным сожалением:
– Последний раз повторяю – у тебя есть возможность уйти. Тебя ни к чему не принуждают. Если ты думаешь иначе, то нам трудно будет найти общий язык.
– Я просто… Да нет, я согласен! – изображая растерянность, поспешил ответить Крячко. – У меня больше нет никаких вопросов!
– Ну и отлично! – с воодушевлением заключил Платон и тут же предупредил: – Тебе придется согласиться на некоторые неудобства. У нас так принято. Не я устанавливал правила. Дело в том, что ты не должен знать, куда тебя повезут. Мы завяжем тебе глаза, извини…
– Раз надо… – буркнул Крячко.
– Надо-надо, – подтвердил Платон. – Неприятно, но необходимо. Это как прививка… Действуй, Колюня!
Вот тогда-то Колюня завязал Крячко глаза, и они куда-то поехали. Крячко напряг все свои способности к ориентировке, пытаясь определить маршрут по косвенным признакам – по уличным шумам, по количеству поворотов, но вскоре сбился. Эти ребята были мастера запутывать следы.
Ехали долго. Судя по тому, как постепенно затихал уличный шум, кое-что в маршруте все-таки для Крячко прояснилось – они направлялись за пределы Москвы. Однако куда именно, он не мог сообразить даже приблизительно. Повязка на глаза была наложена основательно – Колюня не оставил ему ни одной щелки. Приходилось терпеть и доигрывать в жмурки до конца. Крячко не расстраивался – его оптимистическая натура не допускала возможности катастрофы, – но мысль о Гурове, который, похоже, сегодня никоим образом не сумеет его дождаться, терзала душу Стаса.
Они оба допустили существенную ошибку – такой поворот событий они обязаны были предвидеть. Но, раз уж так получилось, по мнению Крячко, нужно было все равно доводить дело до конца. Он очень надеялся, что Гуров разделяет его мнение и не станет раньше времени впадать в панику.
Однако Крячко мысленно тут же дал клятву – сообщить Гурову о себе при первой же возможности. Будет ли у него такая возможность, Крячко не знал, но он привык верить в лучшее, хотя отлично понимал, что всегда случается самое плохое из того, что может случиться.
Монотонная дорога, молчание спутников и завязанные глаза – все это привело к тому, что Крячко невольно задремал и окончательно потерял способность к ориентировке.
Проснулся он оттого, что стих шум мотора. Бесцеремонная рука Колюни сняла с него повязку.
– Прибыли, – негромко сказал Платон и скрипнул дверцей.
Попутчики завозились и принялись один за другим выбираться из "Жигулей". Вслед за ними вылез и Крячко. Расправляя затекшие плечи, он мельком огляделся.
Сначала он ничего особенного не увидел. Машина стояла между двух голых кирпичных стен. За одной стеной угадывались пышные кроны высоких деревьев – по-видимому, это был забор. Другая освещалась фонарем, укрепленным на столбе, и, кажется, была стеной какого-то склада или гаража. Над головой у Крячко чернело ночное небо. Вокруг было необыкновенно тихо, как никогда не бывает в большом городе даже ночью.
– Вот мы и на месте, – сообщил Платон и по-дружески кивнул Крячко. – Пойдем! Надо же тебя чем-то покормить…
– Это можно, – откликнулся Стас. – По правде говоря, живот свело – так жрать хочется!
Платон засмеялся.
– Хороший признак, – сказал он. – Раз аппетит появился, значит, все у нас получится!

Глава 16
– Черт вас знает! – с чувством сказал генерал Орлов, сверля Гурова уничтожающим взглядом. – Сколько с вами работаю, а все никак не могу привыкнуть к вашим номерам! Как пацаны, ей-богу, которые книжек про сыщиков начитались! В чем наша сила, знаешь? Правильно, в системе! А вы, кустари-одиночки, все в обход правил норовите… Мыслимое ли дело – среди бела дня в центре Москвы пропал полковник милиции!
– Вечером он пропал, – уточнил Гуров.
– Неважно, – жестко сказал Орлов. – А ты мне когда об этом сообщаешь?
– Когда появилось что сообщить, – спокойно ответил Гуров. – Пока у меня не было информации, не было смысла кричать "караул!".
– У него не было информации! – передразнил Орлов. – Скажи спасибо, что она у тебя появилась! А то бы имел ты сейчас у меня бледный вид…
– Давай не будем о грустном, – предложил Гуров. – Надо думать, что дальше делать.
– Слава богу, что ты хоть думать начал! – язвительно заметил Орлов. – Я думал, вы и дальше будете эдак… кавалерийским наскоком. Ну, и какие же у тебя родились мысли, полковник?
Гуров постарался пропустить сарказм генерала мимо ушей. Он сам был крайне недоволен тем, как все оборачивалось, и признавал, что в случившемся львиная доля вины – его. Но брюзжание генерала представлялось Гурову совершенно излишним: просто Орлов выплескивал накопившуюся досаду. Его, конечно, можно понять – в случае неудачи ему тоже придется иметь бледный вид, а, как всякому генералу, эта перспектива ему претила. Кроме того, его до предела раздражала мысль, что Гуров и Крячко, как выяснилось, держали его в полном неведении относительно своих действий. История с домом на Красной Пресне окончательно вывела Орлова из себя. Гуров с начальником не спорил – он считал, что для этого у него нет никаких оснований.
– Какие у меня мысли? Да есть некоторые соображения, – продолжал Гуров невозмутимо. – Я тут попробовал проанализировать слова, которые сказал мне Стас по телефону… "Не могу говорить. Я за городом. Ориентируйся на конец месяца. Отбой". Вот такие слова.
– И что же показал анализ? – прежним уничтожающим тоном спросил Орлов. – То, что бравые сыщики сели в огромную лужу?
– Не только, – хладнокровно ответствовал Гуров. – Лужа лужей, но еще не все потеряно, насколько я понимаю. Будучи в стесненных обстоятельствах, Стас вложил в свое сообщение только самую важную информацию. И обрати внимание, Петр, он не сигнал СОС мне передал, не тревогу объявил, а предупредил, чтобы я рассчитывал на конец месяца. Значит, лично с ним все в порядке, и те, кто его взял, не подозревают, в каком качестве он у них пребывает. Далее… Судя по этим словам Стаса, наша идея об охоте на людей, кажется, получает подтверждение. До конца месяца еще далековато, но Стас призывает нас подождать. Значит, событие состоится!
– Погоди-погоди! Что-то ни черта я не пойму! – перебил его Орлов. – Ты и вправду веришь в эту свою версию насчет какой-то там охоты или просто голову мне морочишь? Я ведь твои загадки стар разгадывать. Говори прямо, что ты имеешь в виду?
– То самое и имею, – ответил Гуров. – Мы с Крячко выдвинули версию, что смерть гражданина Григорьева явилась следствием довольно зловещего аттракциона, автором которого является некий господин Сомов. Нравится это кому-то или не нравится, но речь действительно идет о самой настоящей охоте на живых людей. Прямых доказательств у нас пока не имеется, но косвенные все больше подтверждают нашу правоту. Кстати, исчезновение Крячко тоже льет воду на нашу мельницу. И, когда он называет срок, я в первую очередь намерен предположить, что это срок очередной охоты.
– Бред какой-то! – возмущенно воскликнул генерал. – И на кого теперь собираются "охотиться"?
– Судя по всему, на Стаса, – серьезно ответил Гуров. – Собственно, вся эта инсценировка была нами разыграна с целью подставиться в качестве жертвы. Понимаешь, Петр? Если мы не возьмем этих людей на месте преступления, мы можем еще долго ходить вокруг них и рассуждать, возможно ли такое в наше время… Конечно, элемент партизанщины в наших действиях имелся, но, пожалуй, более действенного средства не было. Нам еще крупно повезло, что они сразу клюнули на побасенки Стаса.
– Откуда ты знаешь, что вам повезло? – рыкнул генерал. – Пока мы с тобой по уши в дерьме. Исчез сотрудник главка, полковник! Местонахождение его неизвестно, дальнейшая судьба тоже… Я уже вижу, как летят с погон звездочки, а ты утверждаешь, что нам крупно повезло!.. Почему ты опять действуешь, не согласовывая своих планов со следователем? Кто опять за тебя отдуваться будет?
– Не вижу смысла согласовывать свои действия с Саленко, – сказал Гуров. – Ничего против него не имею, но у него нет воображения. Он точно так же назвал бы мою версию бредом. Я же видел, как он снимал допрос со вдовы Григорьева. Он из кожи лез, пытаясь убедить несчастную женщину, что у нас на улицах просто так не убивают, и ее муж наверняка связался с криминалом. Он просто подталкивал ее к этой мысли – обеими руками и просил подтвердить свое озарение ее письменным согласием. К счастью, Григорьева на это не согласилась – она никак не могла представить своего мужа в роли гангстера. Это действительно очень сложно себе вообразить…
– Ну вот, а сам говоришь, что у Саленко нет воображения, – хмыкнул Орлов.
– Это не воображение, это подгонка под ответ! – сердито ответил Гуров. – А Комкова – того мужика, у которого снимал комнату Григорьев? Саленко замучился его на допросы вызывать! Все ждет, когда тот признается, что вместе с Григорьевым торговал наркотиками или "Мерседесы" угонял… Не знаю уж, что ему больше хочется услышать.
– А ты, значит, самый умный? – поинтересовался Орлов.
– От скромности умирать не собираюсь, – усмехнулся Гуров.
Орлов сцепил перед собой кулаки и, нахмурившись, впал в глубокое раздумье. Время от времени он поднимал глаза и сверлил Гурова подозрительным взглядом, словно надеясь, что тот сам признается в розыгрыше. Наконец он сказал:
– Хорошо, допустим! Допустим, я поверил в этот бред. Что ты предлагаешь?
– Во-первых, искать Стаса, – сказал Гуров. – Он находится где-то за городом. Нужно выяснить, где его мог спрятать Сомов – какая у него есть недвижимость за пределами Москвы. Установить наблюдение за сомовскими "психологами" – за Платоном и Микешей – ведь Стас вышел на контакт с ними. Прощупать Ливанского, который наверняка что-то должен знать обо всем этом. Но все это нужно делать так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений. Иначе и вся затея псу под хвост, и Стасу придется круто. Но это только одно направление. Ближе к концу месяца необходимо будет установить наблюдение за домом на Красной Пресне, потому что главный центр у них, похоже, именно там располагается. Если они что-то затеют, мы сразу это заметим.
– Нет, ты и в самом деле умнее всех, – заключил Орлов. – С такими претензиями я тебе в распоряжение весь наличный состав главка должен предоставить. Вы для меня со Стасом, можно сказать, не чужие. Вы оба для меня значите гораздо больше, чем ты себе воображаешь. Но нужно смотреть на вещи реалистично. На такую операцию людей у меня нет. При крайней необходимости – пожалуйста. А так, чтобы постоянно все на тебя работали, не получится. Допустим, дам я тебе двух человек. Распоряжайся ими по своему усмотрению – хочешь, Москву прочесывай, а хочешь – за домом этим чертовым наблюдай. Но это все. Основную часть работы на себя бери. Я уверен – ты справишься.
– Да уж куда деваться, – вставил Гуров.
– Могу еще совет дать, – прибавил Орлов. – Ты вот про этого упоминал, про Ливанского… Мне кажется, его в первую очередь трясти надо. Пуганый он. Что, если на какой-то мелочи его поймать и прижать хорошенько, как ты думаешь? Пару дней в камере посидит и больше не захочет.
– У них теперь у всех адвокаты, – напомнил Гуров. – Их теперь голыми руками не возьмешь. На мелочи ловить нет смысла. Если бы что-то серьезное… конкретное, как теперь говорят!
– А ты поищи серьезное, – посоветовал генерал. – Такие жуки редко со своими привычками расстаются. Надо посмотреть, на чем он раньше попадался, и опять в том же направлении прощупать. Да что я тебя учу? Сам знаешь, как это делается. Вот он-то, по-моему, самая верная наша зацепка. Если, как ты уверяешь, он костюмы заказывал – униформу, так сказать, значит, в курсе, что там происходит.
– Да я то же самое думаю, – согласился Гуров. – Но осторожно надо. Спугнешь – потом не отыщешь. Вон лейтенантика из ГАИ на заметку взяли, так он мигом лыжи наладил…
– Где он сейчас, кстати? – недовольно спросил Орлов. – Вот этого-то хорошо бы за жабры прижать! Если он действительно у бандитов на содержании, я ему не завидую!
– Скрылся он. Растворился, – махнул рукой Гуров. – Бабушку проведать решил. Бабушка у него на Севере одинокая. А скорее всего, пересидеть где-то решил, пока я его физиономию забуду.
– Ну, пускай сидит, – решил генерал. – Бог даст, и потом насидится… если виноват, конечно, – прибавил он ворчливо. – А то мы тут с тобой про всю презумпцию невиновности позабыли. Хорошо хоть адвокатов поблизости не водится… А вообще, сам ты себя как чувствуешь? Небось на душе кошки скребут?
– Есть маленько, – признался Гуров. – Только не верю я, что Стас не выкрутится. Вот увидишь, все образуется. Нам бы только выдержку не потерять. А если Стас вокруг себя кашу заварит, мы ее Сомова заставим расхлебывать!
– Ну-ну! – невесело усмехнулся Орлов. – Твоими бы устами да мед пить. У меня вот твоей уверенности нет… Но запомни! – он погрозил Гурову кулаком. – Если с Крячко что-то случится – ты мне головой ответишь!
– Если с Крячко что-то случится, – медленно сказал Гуров, – меня здесь тоже не будет. Это я тебе обещаю.
Генерал неожиданно махнул рукой и отвернулся.
– Ладно, хватит патетики! Не на митинге! – сердито буркнул он. – Обещаю! Торжественно обещаю!.. Давай о деле. Я тебе Кудимова дам и Старыгина – возражений не имеешь?
– А что? Майор Кудимов надежный мужик, – сказал Гуров. – Да и Старыгин ничего себе. Молодой только…
– Это у него быстро пройдет, – успокоил генерал. – Тебя я вот тоже молодым помню. Вроде и ты ничего себе был… Сейчас чуть похуже стал. Как задействовать их думаешь?
– Числа с двадцать пятого, пожалуй, пусть за домом следят, – решил Гуров. – Посменно. Чтобы не пропустить, когда зашевелятся. Пока же пускай Старыгин Ливанского возьмет в разработку, а мы с Кудимовым Стаса искать будем. Они оба вроде не болтуны. Только у меня, Петр, просьба: больше никому обо всем этом! У меня предчувствие, что болтать поменьше нам надо.
– Как в той кинокомедии – сам не хочу! – ворчливо сказал генерал. – Ты меня в такое положение поставил, что мне поневоле помалкивать придется, пока ты своего дружка не выручишь. Тут уж, как говорится, или грудь в крестах, или голова в кустах… Натворили, накуролесили! Иди с глаз моих долой! Видеть тебя не могу! – Орлов снова рассердился и шлепнул в сердцах по столу ладонью. – Но чтобы в курсе меня держал ежечасно, понятно?

Глава 17
Крячко всегда по-хорошему завидовал людям, которые умели благоустраивать свою жизнь. Его восхищали квартиры, подвергнутые евроремонту, новенькие автомобили, ухоженные участки, со вкусом подобранная мебель и прочие сопутствующие обстоятельства. В том месте, куда он волей случая попал, Крячко смог в полной мере оценить необыкновенные успехи хозяев в этой области человеческой деятельности. Кто бы они ни были, но устраиваться эти люди умели.
Правда, чтобы вникнуть в подробности, пришлось дождаться утра. По приезде его сразу увели в какой-то дом и накормили в уютной, но скромно обставленной комнате. Ужин был обильный, продукты отменного качества, и Крячко, основательно проголодавшийся, набросился на еду, мало на что обращая внимание. К тому же к столу была подана бутылка отличного красного вина, которую Крячко уговорил с большим удовольствием. Собутыльников у него не было: Платон, передав его на попечение молчаливой полной женщине в черном платье с белым кружевным воротничком, куда-то ушел, пожелав Крячко приятного аппетита.
Женщина эта терпеливо и бесстрастно ухаживала за гостем, незаметно и вовремя убирая пустые тарелки и выставляя взамен очередное угощение, но при этом не выказывала абсолютно никаких чувств и не произносила ни слова, будто кормила какое-то бестолковое и не вызывающее симпатий животное.
Крячко вначале пытался разговорить ее, но женщина посмотрела на него с таким брезгливым недоумением, что он счел за благо прекратить всякие попытки. Насытившись, он почувствовал сильнейшее желание завалиться в постель. Наверное, учитывая обстоятельства, в которых он находился, это желание выглядело странновато, но Крячко был человеком, не любившим психологических тонкостей, тем более что полагал – настоящий Антон Петрович, если бы, конечно, таковой существовал в природе, вел бы себя сейчас именно таким образом.
Будто прочитав его желание на расстоянии, тут же появился Платон и отвел Крячко в большой дом по соседству. По дороге Крячко успел увидеть только широкую асфальтовую дорожку с рядом изящных фонарей вдоль бордюра, залитые неестественным светом цветочные клумбы по сторонам и громаду трехэтажного здания с причудливой островерхой башенкой. Повсюду витал какой-то грустный запах цветов и прохлады. И было тихо.
Платон повел его на третий этаж дома по крутой узкой лесенке с витыми перилами. Потом Крячко оказался в маленькой спальне, выкрашенной в мягкие голубые тона, и Платон, объяснив, где находится душ и туалет, пожелал ему спокойной ночи.
Можно было только восхищаться таким сервисом, если бы не одно обстоятельство – уходя, Платон запер Крячко на ключ. Впрочем, чего-то подобного Стас ожидал и не слишком расстроился. Настроение ему не испортили даже тонкие стальные решетки на окнах, которые он вначале не заметил, но которые тем не менее присутствовали и исключали всякую мысль о побеге. Удостоверившись в этом, Крячко преспокойно завалился спать, рассудив, что утро вечера мудренее.
Будить его почему-то не стали, и он впервые за много лет проспал до десяти часов утра. Пробудившись и сладко потягиваясь в кровати, Крячко с черным юмором подумал, что лучшего курорта он ни разу в жизни не встречал. "Если дело пойдет так и дальше, – размышлял он, – я наверняка разъемся и заплыву жиром. Свиней всегда откармливают, прежде чем вести на бойню".
Все-таки он решил не перебарщивать. Встал, заправил кровать, принял душ и, обнаружив в ванной бритвенные принадлежности, уничтожил трехдневную щетину. Как ни странно, у него опять разыгрался аппетит. Однако никто не звал его завтракать, дверь по-прежнему была заперта на ключ, и в ожидании перемен Крячко принялся рассматривать в окно местность.
При дневном свете стало ясно, что он находится в какой-то усадьбе, отгороженной от внешнего мира приличной высоты забором. Ему даже показалось, что поверх забора тянется какая-то подозрительная проволочка. Но это было уже не столь важно – и без проволочки перемахнуть такой забор было непосильной задачей.
Территория внутри забора поражала чистотой и законченностью. Художественно разбитые клумбы не теряли своей красоты даже сейчас, когда осенние цветы уже увядали. Аккуратно подстриженные деревья напоминали о вылизанных английских пейзажах, которые Крячко до сих пор видел только на коробках чая "Ахмад". Асфальтовые дорожки, пересекавшие двор, были гладкими, как стекло. Подсобные постройки выглядели естественным дополнением зеленых насаждений – видимо, здесь потрудился очень хороший архитектор-дизайнер. Или кого там еще приглашают нынче богачи?
"Интересно, как же выглядит сама хата? – подумал Крячко. – В темноте я ее толком не рассмотрел. Наверное, что-то уникальное – не просто дом, а эдакое родовое гнездо. В конце концов, говорят, все миллионеры были сначала разбойниками… И уже потом стали уважаемыми людьми. Только извини, друг, я буду очень стараться, чтобы это потом не наступило…"
Кого он называл "другом", Крячко пока представлял смутно, но для убедительности мысленно держал перед глазами каменно-спокойную физиономию Платона.
В таких случаях говорят: как в воду смотрел, потому что едва Крячко подумал о Платоне, как тот и появился. Он отпер дверь и шагнул через порог, уверенно, по-хозяйски, нисколько не сомневаясь, что имеет право входить везде без стука и без извинений. Впрочем, выглядел он вполне благожелательным и приветствовал Крячко с энтузиазмом.
– Вижу, ты уже начал отходить? – заметил он. – Побрился, марафет навел… Ну и правильно! Мужик не должен раскисать ни при каких обстоятельствах. Когда все будет позади, сам будешь смеяться над тем, как распускал нюни по пустякам. Вот закончим наши дела и поедешь к себе в Хабаровск – с легким сердцем и башлями в кармане. Будешь вспоминать свои московские приключения!.. А что? Главное – опыт, верно? Пока не попробуешь себя на излом, никогда не узнаешь, чего ты на самом деле стоишь. А ты, по-моему, мужик крепкий. Только пока ты себя еще не нашел. Но тебе повезло – скоро ты сам это поймешь.
– Кажется, я уже начинаю понимать, – ответил Крячко, делая глубокомысленное лицо. – Тут у вас… как бы это сказать – надежно, что ли…
В глазах Платона мелькнула какая-то странная искорка, но тут же потухла.
– Да, мой дом – моя крепость, – сказал он. – То есть ты не подумай, что я такой крутой парень. Это, конечно, не мой дом. Я еще не дорос до такого дома.
– А чей это дом? – простодушно спросил Крячко.
Платон усмехнулся.
– Ты спросонья, наверное, забыл, как мы тебя сюда везли? – заметил он. – Зачем тебе знать, чей это дом? Меньше знаешь – дольше живешь. Истина. Ну, ладно, хватит трепаться. Пойдем позавтракаем, а потом все подробно обсудим. Шары катаешь?
Крячко недоуменно посмотрел на него, но потом сообразил.
– Бильярд? – спросил он. – Не очень. Но сыграть можно.
– Ну вот и отлично. Пошли.
Крячко ожидал, что его опять отведут в тот маленький домик, где царила молчаливая женщина в кружевном воротничке. Но Платон привел его в уютную светлую столовую на первом этаже, где никого из прислуги не было. Однако стол уже был накрыт, и даже кофе разлит по чашкам.
Завтракали вдвоем. Платон ел, не торопясь, основательно, не отвлекаясь на разговоры. Крячко тоже помалкивал, посчитав, что излишнее любопытство сейчас может только повредить. Он рассеянно поглядывал в окно, надеясь увидеть что-нибудь важное, что сможет подсказать ему координаты этого места. Но за окном, прикрытым створчатым жалюзи, лишь колыхались зеленые пятна листвы и неяркие солнечные блики – день сегодня был ветреный, и полнеба затянуто лениво ползущими облаками.
Закончив завтрак, Платон резко встал и задвинул стул, выжидающе поглядывая на Крячко. Тот спокойно допил кофе и поставил на стол чашку.
– Мы торопимся? – спросил он.
– Говорят, раньше сядешь – раньше выйдешь, – пошутил Платон. – А ты что – добавки хочешь?
– Нет, просто вкусная у вас тут жратва, – заметил Крячко. – Из-за стола бы не выходил.
– Я тебя понимаю, – раздвинул губы в улыбке Платон. – Но вообще-то мы не жрать сюда приехали.
– Это верно, – вздохнул Крячко и поднялся.
Платон провел его через коридор с высоким потолком, украшенный какими-то диковинными бронзовыми светильниками, открыл незаметную дверь в стене и выпустил на крыльцо. Судя по всему, это было что-то вроде черного хода, потому что оказались они не со стороны фасада, как того ожидал Крячко, а совсем наоборот.
Но и в этом ракурсе дом поражал воображение. Крячко не разбирался в архитектуре, но догадался, что над проектом этого жилища работал не первый попавшийся мастер. Все здесь было подогнано, все находилось на своем месте, и даже так называемые архитектурные излишества не казались таковыми, а делали ансамбль законченным и совершенным.
– Уютный домик! – с уважением сказал Крячко, задирая голову и рассматривая крытую черепицей крышу.
– На мой взгляд, великоват, – небрежно заметил Платон. – Не люблю, когда хату полдня обходить приходится. Люблю, когда все перед глазами и все под рукой.
– Ну-у… Это тоже верно, конечно, – проговорил Крячко. – Но дом хорош!
– Ладно, давай погуляем, – сказал Платон. – Поговорим о деле. Здесь нам никто не помешает.
Он первым пошел по дорожке, с обеих сторон обсаженной подстриженными кустами. Крячко поспешил за ним.
– Закуривай, – предложил Платон. – Ты же вроде куришь, я помню? Сам-то я давно бросил – здоровье дороже. Но ты можешь курить. Только окурки где попало не разбрасывай. Здесь убирают, конечно, но хозяева этого не любят.
– Да кому понравится, когда в таком раю окурки бросать будут, – согласился Крячко и тут же добавил: – А вот насчет здоровья – тут можно поспорить. Я так думаю, если человеку какой-то срок отпущен, то судьбу уже не перехитришь. Хоть кури, хоть не кури.
– Да ты, брат, фаталист! – усмехнулся Платон. – Что же ты так раскис, когда тебя за яйца взяли? Если срок не вышел, чего тебе бояться?
– Человек – существо несовершенное, – пожал плечами Крячко. – Одно дело – понимать, и совсем другое – делать.
– Верно замечено, – хмыкнул Платон. – Ну, мы-то с тобой из тех, кто делает, согласен? – он испытующе покосился на Крячко.
Тот глубоко затянулся сигаретой, будто испытывая глубочайшее волнение, и сказал, досадливо кривя губы:
– Ты бы, Платон, не ходил вокруг да около. Сам говоришь, время дорого. Давай о главном! А то у меня душа и так не на месте.
– Боюсь, сейчас она у тебя вообще улетит, – скептически отозвался Платон. – Ну, ладно, чего, правда, тянуть? Баба с возу – кобыле легче…
Они дошли до конца дорожки и завернули за живую изгородь. Теперь Крячко мог видеть весь задний двор, и тот домик, где накануне ужинал, и еще какие-то постройки, скрытые пышной растительностью, к которой хозяин имел, видимо, слабость. Увядающие астры горели на клумбах рыжим огнем.
– Итак, слушай! – строго сказал Платон. – На попятную тебе идти вроде поздно, но мы тут решили, что ты все-таки имеешь право отказаться. Мы не собираемся ничего навязывать. И не потому, что мы такие добрые, а просто себе дороже. Делать дела нужно при полном взаимопонимании – я лично так считаю. Так что имей в виду, если испугаешься – скажи сразу. Мы тебя просто обратно отвезем и разойдемся. Ради бога, не делай так, как это в обычае у некоторых – сначала согласятся, потом откажутся, потом опять передумают… Я только с виду такой спокойный. Нервы у меня никуда. Если меня рассердить, плохо может кончиться, понимаешь?
– Я не собираюсь идти на попятную, – сухо сказал Крячко. – Мне башли нужны.
– Ну, в общем, я тебя предупредил, – повторил Платон. – Поехали дальше… Ты сколько сейчас должен? Двадцать пять штук? Мы тебе заплатим тридцать пять. Разделаешься с долгами и еще десять тебе на шампанское. По-моему, неплохо?
– Да, заманчиво, – ответил Крячко. – А что я должен делать?
Платон неспешно шагал по гладкому асфальту, заложив руки за спину и поглядывая на верхушки деревьев. Все вокруг дышало тишиной и покоем.
– Ты будешь участвовать в игре, – вдруг сказал Платон и доверительно добавил: – Знаешь, мне лично такие развлечения не по душе, но людям нравится… Сейчас каждый по-своему с ума сходит. Короче, тут ребята придумали новую забаву – они ее называют ночная охота. Напоминает казаков-разбойников или, может быть, прятки. Суть простая: в определенное время ты выходишь на улицы Москвы, а тебя ищут. Кто первый найдет – тот победитель. Неделю продержишься – башли твои. Мы обычно аванс платим, но это тогда, когда у человека семья. А ты ведь говорил – одинокий. Кому твои деньги достанутся?
– Что-то я не понял, – недоверчиво перебил его Крячко. – Я буду играть с вами в прятки, а вы мне за это тысячи долларов платить будете? Не смешите меня! Я все-таки не вчера родился. Кто за это деньги платит?
– Ты действительно не понял, – спокойно сказал Платон. – Прятки эти не простые. Тебя с оружием искать будут. И тебе тоже оружие дадут – сможешь отстреливаться, если успеешь.
Крячко изобразил полнейшее ошеломление. Он остановился и вытаращил на Платона глаза. Такая немая сцена продолжалась не меньше минуты.
– То есть меня убивать будут? – тонким голосом сказал Крячко и сам порадовался, как здорово это у него получилось.
– Во всяком случае, будут стараться, – кивнул Платон. – А уж там как получится. Теперь дошло?
– Дошло, – выдохнул Крячко.
– Уже передумал? – криво усмехаясь, спросил Платон. – Говори сразу!
– Да нет, я это… Просто неожиданно как-то… Дай в себя прийти… – забормотал Крячко, пряча глаза. – Нет, ты серьезно? Стрелять на поражение будут?
Он тут же спохватился и мысленно выругал себя за нечаянно сорвавшееся профессиональное словцо, но Платон, кажется, не обратил на это никакого внимания.
– Все совершенно серьезно, – сказал он. – Если бы не серьезно, за что бы деньги платить стали? Но ты учти – все по-честному. В тебя стреляют – ты стреляешь. Кто кого.
– Так это… Их много? Ну, от кого я прятаться буду? – спросил Крячко.
– По-разному бывает, – пожал плечами Платон. – Думаю, человек пять-шесть. Но это не факт, что они все сразу на тебя навалятся. Тут от твоей ловкости многое зависит.

>>>