КАРАТЕ — ДО К спортклубу я приехал во время. Детективы и охранники еще тянулись в раздевалку, а наиболее активные, вроде нашего двухметрового ветерана, косившего для всеобщего и личного удовольствия под гориллу, уже разминались. Я быстро переоделся. Кимоно, как, впрочем, и кроссовки я постоянно возил с собой в машине. Рембо еще не было. — Какие люди!.. Коллеги меня шумно приветствовали. Мы жили, как одна семья, даже наши садовые участки расположены были рядом… В последнюю минуту появился Рембо, тоже в кимоно, босиком. Он ничуть не удивился, увидев меня; строй раздвинулся — он встал рядом со мной. Почти сразу возник и сен-сей — Мастер из Русской национальной федерации Ояма, чемпион России по ки-окушинкай. Это восточное единоборство, известное также как кекусинкай, каратэ-до, нокдаун каратэ, было выбрано Рембо в качестве основы физической подготовки детективов и охранников «Лайнса». Сен-сей выполнял обязанности тренера. Я помнил, как Мастер появился у нас впервые — обманчиво сутулый, на пятом десятке, невысокий, узкоплечий. Ничем он тогда не поразил: хилые волосенки, темные очешки, длинные руки болтаются… «Пирожок ни с чем…» Мастер начал с двух самых крупных из нас, они должны были напасть на него с двух сторон. Дальнейшее произошло в одно мгновение. Хиляк сен-сей оттолкнул того, кто приблизился первым, — это был горилла — с ходу врезал ему ногой в бедро сбоку и сразу же показал еще удар в пах, вверх, как бы до пупка. Отскочив, сен-сей легко, как в танце, на втором па успел провести еще удар — пяткой, а перед тем, коротко оглянувшись, в прыжке нанес удар в промежнть второму что зашел сзади… Сен-сей… Смертоносный бультерьер, замаскированный под добродушнейшую отощавшую борзую… Мастер тоже был рад моему приходу. В свое время он оказался моим соседом, и я не раз подвозил его домой, когда снимал верхний этаж большой зимней дачи в Расторгуеве. — Ну-ка, ну-ка… Выходи! — скомандовал он мне. — Небось, все уже забыл… Мне было спокойно и хорошо. Я почувствовал себя так, словно вернулся домой. Наверное, впервые с того дня, как принял стремный свой заказ, я снова был среди своих, на которых мог положиться. — Начали, — негромко приказал сен-сей. Упражнение было простым — удар правой на средней дистанции, моментальный отскок, поворот на сто восемьдесят градусов и снова быстрый подскок с ударом ногой в голову, а на самом деле по ручной макивари или лапе, которую сен-сей именовал так же, как на ее исторической родине… — Р — раз!.. Р — раз!.. Придется тебе еще поработать! Вслед за мной шестипудовый Рембо в течение нескольких минут тоже обливался потом, вколачивал в ручную макивари попеременно то кулак, то пятку, а тренер все требовал чистоты исполнения. — Молодец! Еще!.. Рембо вызволил неожиданно появившийся секьюрити, он же водитель президентского джипа «Гранд Чероки», высокий московский пацан, прошедший Чечню и в свое время направленный «Лайнсом» на семинар телохранителей за границу. Он был нашим первым посланцем в Англию, в школу полиции графства Кент, под Лондон, и Рембо очень мирволил ему. Пацан с военным прошлым оказался удивительно чистым физически и духовно. Непонятно было, как таким ребятам удается сохраниться в наше время от наркогиков, зелья, порно и ток-шоу… Нее время, пока мы занимались, он оставался в машине, отвечая по мобильнику босса. После одного из звонков он пулей пронесся в борцовский зал: — Сергей Михайлович! Рембо тотчас прервал тренировку: — Надо ехать… Нам не удалось переговорить. В последний момент Рембо обернулся, нашел глазами меня, мигнул. — Наехали на клиента… — Он спешил. — У тебя все в порядке? — Вроде да… «ТАМПЛИЕРЫ» Тревожные мысли вернулись ко мне, едва я снова оказался предоставленным самому себе. Чем в действительности занимался фонд, которым руководили Арзамасцев и Хробыстов, тщательно скрывалось. Был ли он только источником обогащения самого аппарата или группы генералов-единомышленников и тех, кто за ними стоял? Вполне могло оказаться, что заказчик вовлек меня в опасное противостояние. Подобный фонд, как это часто бывает не только в России, в действительности часто только черная касса для финансирования избирательных кампаний, источник, из которого беспрепятственно текут неучтенные валютные реки определенным союзам, движениям и партиям… Такие организации реагируют резко и немедленно на малейшие попытки заглянуть в их кухню… Заказчик никак не предупредил меня о подстерегающей опасности. Я должен был сам позаботиться о себе. Мне уже не казалось, что, узнав о девушке, я смогу установить своего заказчика. И все же! Из спортивного центра я снова поехал в издательство. На этот раз я не воспользовался автостоянкой и троллейбусом, а погнал знакомым путем в «жигуле». Машину я припарковал ближе к метро «Сокол», недалеко от уже знакомого исполинского памятника культовой архитектуры и в то же время далеко от автостоянки, где уже успел обжечься. Поскрипывал небольшой морозец. Доска объявлений отдела кадров висела на прежнем месте, я проверил — список требуемых специальностей оставался прежним. Его можно было отлить и металле для долговременного пользования. Издательству постоянно требовались и корректоры, и редакторш… Теперь я уже спокойно, с силой вдавил внутрь тяжелую, с витой бронзовой ручкой дверь. — На шестой этаж… — бросил я охранникам внизу. — В кадры… Несмотря на трагедию «Норд-Оста» и другие попытки терактов в Москве, поведение охраны было совсем непохоже на то, к которому я привык, бывая в на Ближнем Востоке. В Израиле секьюрити не сидел бы в своем закутке, а стоял в нескольких метрах перед входом и заставил бы обязательно открыть сумку, провел бы вдоль боков и спины металлоискателем, спросил бы об имеющемся оружии… — Проходи… — Один из секъюрити махнул мне рукой. Я поднялся на уже знакомый этаж, но нажимать на кнопку звонка, как все сотрудники, остерегся. Подождал, пока это сделают другие. Уже через пару минут открывающее устройство сработало, и я неожиданно убедился в том, что моего нового знакомца на посту нет. Вместо него дежурил тощий, унылого вида брюзга. Этот не сидел за столом, а следовательно, и не читал, и значит, был для меня менее удобен для налаживания контакта. Кроме того, я не заметил в нем никаких признаков ментовского. Обычный российский пенсионер — строитель или преподаватель… Задуманная мною операция автоматически отменялась… «А если он вообще всю эту неделю не появится…» На следующей недели секьюрити издательства был бы вообще мне без надобности… Подумав, я направился во второе крыло, по другую сторону холла… Но все было бесполезно. Я поднялся на следующий этаж, он тоже принадлежал книжникам. У каждой двери я ждал, пока кто-нибудь из сотрудников не проявит инициативу… И неожиданно удача! Мой знакомец оказался за последней, четвертой дверью. Тут было что-то вроде приемной главного редактора издательства. Просторное помещение. Офисная мебель. Диван для посетителей, компьютер, гирлянды искусственных цветов… Здоровяк сразу меня узнал, осветился всей своей золотой оковой во рту. — Заходи! — Кроме нас, в приемной никого не было. — Приступил к работе? — Пока нет. Кого-то ждут, кто решает… Как ты? Мы еще поговорили ни о чем, соблюдая ритуал. Ничего не значащий и ни к чему не обязывающий треп единственно и создает необходимую атмосферу теплоты и доверия между малознакомыми людьми. Речевой этикет… Улучив момент, я достал фото девушки. — Не видел со сегодня случайно?.. На снимке они стояла у входа в церковь Воскресения Словущего ни Арбате. — Нет. А кто она?.. — охранник улыбнулся, снова показав при этом сразу все свои золотые фиксы. Я еще раз обратил внимание на его рыжъе — такое теперь редко увидишь. — Симпатяга… — Не знаю. Редактор? Корректор? Где-то у вас тут работает… — А как к тебе фотка попала? — Долго рассказывать… Он что-то заподозрил: — Уголовница? — Бракоразводный процесс… Охранник смекнул: — Ты не в частных детективах? — Угадал. Он уважительно взглянул на меня. — А как платят? — Как каждый мент, он надеялся рано или поздно тоже податься в частные сыщики. — А говоришь, к нам на работу… Дай-ка еще взгляну… — Он повертел фотографию в толстых коротких пальцах. — Сначала посмотрел: вроде не знаю. А теперь кажется, что видел… Может, наш автор. Их много сейчас молодых, хорошеньких. Хочешь, оставь? Я покажу, кое-кому… Было это рискованно. Но другого выхода я не видел. Это было менее опасно, чем обращаться к незнакомому редактору или в отдел кадров. — Позвони, если что будет… — Я записал на цветном бумажном квадратике, из тех, что постоянно таскал с собой, номер своего мобильного. — Но, смотри, никому!.. — Да понимаю! Двадцать пять лет в конторе!.. ВТОРОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ Свой «жигуль» я нашел там, где его оставил. Привычно обошел вокруг. С колесами на этот раз все было в порядке. И со стеклами. Под днищем тоже рроде ничего подозрительного не было. Но то, что лежало сверху на капоте, на видном месте, заставило меня вздрогнуть. Впрочем, на капоте тоже не было ничего особенного. Длинный новый гвоздь. Точно такой, каким мне проткнули шину два дня назад. Я положил его в карман, сел за руль. Первые километры проехал по Ленинградке словно на автопилоте… «За мной следили!..» Постоянно или только эпизодически. Только один раз я заподозрил за собой хвост, возвращаясь в Химки. «Почему меня не пасли по дороге домой?! Может, им так же, как в прошлом городской милицейской наружке, нужно специальное разрешение на наблюдение за пределами Московской кольцевой?!» У меня даже возникла вздорная мысль: «Не водит ли меня обычная ментовская служба?!» В любом случае несколько минут назад мне грубо дали понять, что моя роль в этой истории для кого-то никакая не тайна… В один прекрасный день, если понадобится, те же люди могут запросто сообщить обо мне девушке или тому же генералу Арзамасцеву… Дальнейшее все легко прогнозировалось. Исполнительному директору фонда не с руки будет предавать скандальную историю огласке, и он предпочтет собственное закрытое расследование — даст команду собственной Службе Безопасности фонда проверить элитные апартаменты девушки на вшивость. Специалист-профессионал сразу обнаружит, что комнаты и коридор в квартире нашпигованы подслушивающими и подсматривающими устройствами, как и здание, которое наши комитетчики в девяностые подставили американцам под новое посольство в Москве… Я представил шок, который вызовут результаты первого же запуска сканера… Дальнейшее будет зависеть от моего таинственного заказчика и главы фонда, точнее от того, какие пути они изберут, преследуя свои цели в схватке не на жизнь, а на смерть за овладение фондом… Ставка, судя по всему, была большой. Поэтому заказчик привлек второго сыщика или даже бригаду, чтобы следить за первым, то есть за мной… Загадка было в другом. Мне прокололи шину, а потом положили такой же гвоздь на капот. Меня намеренно предупредили о том, что за мной следят… Зачем?! Я на автопилоте проскочил чуть ли не до старого здания Академии МВД на Зои и Александра Космодемьянских. Прижался к тротуару. Мне следовало серьезно обо всем подумать. В сущности, этому могло быть только одно объяснение. Оба случая слежки за мной произошли, когда я появлялся в районе издательства «Тамплиеры», пытаясь больше узнать об объекте наблюдения, о девушке. Моему заказчику это не нравилось. По условиям договора я не имел права интересоваться объектом. Оба раза меня уличили в нарушении условия заказа и открыто предупредили. Но почему не наложил штраф? Не отказался вовсе от моих услуг?! По-видимому, этому тоже было одно логичное объяснение. «Коней на переправе не меняют! Вот оно!..» К концу срока наблюдения мой заказчик что-то готовил! Может, моими пленками хотят свалить Исполнительного директора фонда?.. Дискредитировать и убрать так же, как когда — то министра юстиции, а потом и генерального прокурора… Но что произойдет в этом случае со мной по окончанию заказа? Оставят в стороне, дадут вернуться к прежним занятиям? Выдадут конторе?.. Я мысленно обозрел выстроенную мною схему. Кроме версии борьбы внутри фонда за должность его главы, оставалась еще небольшая вероятность того, что в деле замешаны бандиты, из тех, что крышуют российский книжный бизнес. Недаром гвозди, которые я обнаруживал, каждый раз были связаны с поездкой в издательство «Тамплиеры»… Что ж! Если в дело втянута преступная группировка, тогда все проще! Мне не придется долгие месяцы томиться в следственном изоляторе в ожидании суда. Бандитам тоже ни к чему огласка — со мной рассчитаются одномоментно с помощью «Макарова» поздно вечером или рано утром прямо в Химках, поблизости от моего подъезда… Я включил зажигание, развернулся. Не спеша, снова выбрался на трассу. Все произойдет иначе еще в одном возможном варианте — если мой заказчик засветился и теперь за мной следят менты или ФСБ. Тогда все пойдет по другому сценарию. Расследование поведет московская милиция или Федеральная Служба Безопасности. Доказать, что именно я установил жучки в квартире элитного дома, будет непросто. Но не значит совершенно невозможно. Я не мог предусмотреть всего. Где-то наверняка остались отпечатки моих пальцев, кто-то из соседей мог запросто меня вспомнить… Да мало ли вариантов! Взять хотя бы мою встречу у армянского кафе с нынешним руководителем криминальной милиции в округе. Пашка Вагин меня видел!.. Казалось бы, чистая случайность. Мало ли почему я мог оказаться, на Северо-Западе! Могли быть тысячи причин. Причем тут подслушка?! Однако это объяснение хорошо для любителя, но не для профессионала-розыскника! Наша встреча с Пашкой сама по себе ничего не значит. Она лишь отложилась в его памяти. И будет храниться невостребованной. Но только до тех пор, пока не поступит материал о нарушении неприкосновенности частной жизни, тайном проникновении в чужое жилище и установлении записывающего устройства в квартире элитного дома, расположенного неподалеку от армянского кафе… И вот тогда наступит момент истины. Тайное становится явным совсем не потому, что возникают новые свидетели и обстоятельства! Что-то вдруг происходит в головах, и все вокруг внезапно понимают, чьих это рук дело. Господин подполковник немедленно вспомнит обо мне. Так же, как мне вчера мгновенно открылось, что кто-то откатил Вагину за его услуги, заказав столик в ночном шалмане, так и он, конечно, просек, что у меня стремное дело в его районе и что заказ этот непростой, поскольку я не хотел, чтобы охранник догадался о нашем с ним знакомстве. Пашка еще раньше прикинет, что в доме у девушки иоработал профи, частный детектив из бывших розыскников, каких сейчас в Москве навалом, и тут ему ничего не светит. Но во время сеансов прослушивания детектив этот, должно быть, находился вблизи объекта, а мог и ненадолго отдаляться, зайти, например, в близлежащее кафе… И тут, конечно, Пашка немедленно свяжет вместе свои рассуждения и эту нашу встречу в нескольких сотнях метров от места преступления… Подумаешь, тайны мадридского двора!.. Сразу станет ясно, почему я оказался рядом с кафе и почему не хотел, чтобы охрана знала о моем знакомстве с начальником криминальной милиции… Вагин даст указание взять в кадрах архивную фотографию из моего личного дела — не глупец же он, чтобы воспользоваться той, где мы трое — он, Рембо и я! — и предъявит ее лицам кавказской национальности на автостоянке и тем, кто подрабатывает в кафе официантами. Его старший опер пригрозит им отменой московской регистрации, если… Но они и без того расскажут обо мне все, что помнят: как часто, когда и в какое время меня видели в кафе… Пашка быстро поймет, почему я всегда садился за один и тот же стол, отдергивал занавеску на окне, выходящем на элитное жилище потерпевшей… Конечно, Вагин не станет требовать моей крови. Корпоративная ментовская дружба не допускает этого… Но не все будет зависеть только от него. Потерпевшей стороне буду интересен не я — мой заказчик. На начальника криминальной милиции нажмут сверху. И когда он убедится в том, что я не могу ему в этом помочь, или если заказчик окажется милиции не по зубам, Вагин поневоле вынужден будет сдать меня. С чем я и мог себя поздравить… Неожиданно мне стало спокойнее. Я осознал всю сложность своего положения. «Надо сделать все, чтобы установить моего заказчика…» Действовать следовало решительно и как можно скорее — до конца срока заказа оставалось совсем немного. Мне требовалась помощь или, на худой конец, хороший совет, и я знал, где смогу его получить. Если, конечно, рискну впутать Рембо и «Лайнс» в свою авантюру… Глава Ассоциации ответил на этот вопрос сам. На мой мобильник поступил вызов — мне звонил Рембо: —Ты далеко? —Недалеко от «Сокола», на Ленинградке. Как на счет пообедать? —Таня передала мне… Давай. Я чувствую зверский голод, но в тринадцать у меня переговоры. Как в пятнадцать? —Заметано. Место ты знаешь. —Еще бы… «ПЕТРОВКА?!» Конечно, Рембо его знал. В ресторане Центрального Дома литераторов, где мы, опера с Петровки, обмывали наши успехи и неудачи, включая и мои попытки сочинений и опубликования детективных рассказов. Но в первый раз мы собрались там в связи с моим счастливым спасением от воровского ножа… Это было в начале зимы, в такие лее морозные сутки, как сегодня. Тому предшествовала так называемая оперативнаякомбинация, едва не закончившаяся для меня неудачно. На блатной хате, куда я был введен под легендой,как залетный костромской вор, один из присутствовавших заподозрил во мне мента. Это был еще нестарый вор, несколько раз сидевший. В каждой зоне обычно есть такой, которому достаточно только раз взглянуть на кого-то, кто назвал себя вором, чтобы постановить безапелляционно: «Воры! Он — не наш человек…» Случилось это под утро. На блатхате собралась небольшая, но теплая компания. Как только обвинение мне было предъявлено, братва мгновенно протрезвела. Забаррикадировали двери и окна. Бежать было некуда — квартира находилась на четвертом этаже… Мне тут же устроили экзамен по части знания костромской братвы. Этого я не боялся. Мои ответы были исчерпывающи: я знал ее всю. Таскал, задерживал, говорил по душам, сажал, снова встречал. Начал я со старого вора Фогеля, которого так и не смог посадить… Я спокойно перечислил с десяток заметных тамошних воров, их воровские клички, дела, срока, дружеские и интимные связи, предпочтения… Больше, чем я, бывший опер костромской уголовки, ученик тамошнего Шерлока Холмса — Григория Басаргина, на этой хате о тамошней братве никто не знал. — Все! Какие еще дела! В компании насчет меня не было единого мнения. И все же мой обвинитель пер на меня буром. Меня заставили выложить все из карманов, раздеться и один из воров помоложе ошмонал меня всего. МУРки — удостоверения МУРа — со мной, конечно, не было, как и любых других ксив. Отправляясь на задание, я все оставил в сейфе, а ключ передал своему старшему оперу. Им был Рембо. — Вот всё, воры. Смотрите… Меня тормознул номер телефона, записанный на клочке трамвайного билета. На Петровке в те дни шел ремонт и наших всех перевели в другое крыло, где помещалось оперативное управление. Номеров там я не знал… — Чей телефон? Я объяснил, что познакомился с девкой, в трамвае, там и записал. —Первые три цифры! Смотри! Это номер конторы… —Не знаю. Я не спрашивал, где она работает. —Значит, так, воры. Назад дороги нам нет. Только вперед… — Тут тоже боролись за поднятие собственного авторитета, и мой обвинитель не был исключением. — Мент сидел тут с нами и все накнокал… Если мы его отпустим, завтра всех повяжут… — А за базар ответишь? — Я вскинулся, с понта мог задушить его в своем праведном воровском гневе. — Отвечу! Нашлись и такие, что меня поддержали. Несколько молодых воров. — Кончай! Свой он. Не видишь?! Я запомнил каждого из них и мысленно поклялся, что, если выберусь живым и мне представится случай, обязательно отблагодарю — во что бы ты ни стало вытащу, освобожу, отпущу… — Воры! Вы свидетели… — Пусть кто-нибудь позвонит… Я сидел на стуле, раздетый донага, и безостановочно жевал орбит без сахара. Любая нестыковка грозила мне смертью — мои новые знакомые, не задумываясь, посадили бы меня на нож… Воры тут же постановили: одна из проституток наберет записанный на билете номер телефона и прокричит в трубку: «Петровка! Срочно выезжайте, тут разбой в подъезде…» Немедленно нашлась и девка, пожелавшая сыграть роль жертвы ночного разбоя: худая, рижского разлива рыжая сучка. — Дайте! Я! — Звони! В кабинете на Петровке, 38, в крыле, где раньше размещалось оперативное управление, к утру собрались коллеги. Я уже знал, что должно произойти дальше. Тот, кто снимет трубку, сразу назовет себя и добавит официальное: — Слушаю! На этот счет существовала то ли инструкция, то ли традиция. Некоторые особо прыткие из нас добавляли еще и свое лейтенантское или капитанское звание… Мою игру можно было считать проигранной. «Это всё! Мой бесславный конец…» Подробности происшедшего я узнал уже потом, когда унес ноги. К утру опера в кабинете расслабились, некоторые дремали. Среди них и Пашка Вагин тоже… Рембо — в то время уже добившийся определенной независимости, удачливый, старший опер, успел даже поправить настроение стаканом портвейна. С его ростом и весом это проходило вовсе незаметно для начальства и тех, кто его недостаточно знал. Мое счастье, что этой ночью ближе других к телефонному аппарату оказался именно он. Рембо снял трубку не сразу. Может, посчитал, что звонит начальство. —Алло! — Он с понта дремал. Женский голос прокричал с надрывом: —Алло! Это Петровка? У нас тут разбой в подъезде!.. Что подсказало Рембо заподозрить подвох? Смутила первая ее фраза? Или истеричный крик… А может, то, что для разбоя в подъезде рассвет — час неподходящий? Или то, что один из его оперев пока еще не вернулся с серьезного задания? И не звонил?.. —Петровка? — уже спокойнее крикнула девка. —Херовка! — Рембо бросил трубку. Через минуту тот же голос повторил атаку: —У нас разбой! Это Петровка? —Какая Петровка, сука? Дай поспать… ДОМ РОСТОВЫХ Обычно пустой, запущенный двор здания писательских союзов, известного также как Дом Ростовых, — именно в нем Лев Толстой устроил первый бал своей Наташе — с памятником литературному гению посредине поразил непривычной деловой суетой. За время, что я не был на Поварской, многое вокруг изменилось. У флигеля высокой иностранной комиссии, формировавшей когда-то писательские группы для зарубежных поездок, толпились какие-то люди. Это не были «инженеры человеческих душ», как когда-то назвал их Сталин, для которых поездки за казенный счет были наградой за угодничество и лояльность. Пропущенные сквозь сито комиссии, они при первой же возможности катили по свету, беспрестанно жалуясь читателям на невыносимую тоску, которая охватывает их в первые же минуты после пересечения государственной границы социалистической родины. Сегодня во флигеле располагалось небольшое уютное кафе, названное «Толедо» на испанский вкус. За оградой из искусственных цветов виднелись сервированные столики. Посетителей внутри было мало. За крайним столиком двое кавказцев вместе с симпатичной официанткой лениво баловались пивом. Я заглянул, тут же вышел. Мне хотелось убедиться в том, что я ушел от наружного наблюдения и слежка мне больше не угрожает. У другого входа разгружали мини-автобус с бутылками айрана «Тан» — «Айран снимает похмельный синдром. Перед употреблением взболтать. Секрет кавказского долголетия». Кафе «Толедо» во дворе оказалось не единственным. По другую сторону памятника литературному классику виднелось еще несколько небольших уютных ресторанчиков и кафе. Новенький серебристый «Ниссан» ожидал кого-то у вывески «Армянская пицца». Рядом «Старый фаэтон» обещал разносолы армянской, русской и еврейской кухни, а чуть сбоку, на крыльце другого ресторана высилась опереточная фигура швейцара в цилиндре и во фраке с длиннющими фалдами. Никого подозрительного я не заметил. Вернувшись к Дому Ростовых, я потянул на себя сохранившуюся еще с прежних времен неказистую дверь и оказался в вестибюле здания писательских союзов, где еще десяток лет назад бушевали нешуточные страсти, за которыми, затаив дыхание, следила огромная читающая страна… Властители дум, чьи имена были у всех на слуху, входя, сбрасывали с плеч на руки услужливых швейцаров легкие заветные дубленки и поднимались по белой мраморной лестнице в кабинеты писательских начальников. Здесь была святая святых — главный штаб литературной номенклатуры, и первым среди них был совсем не писатель, а человек из наших. Обобщенный портрет последнего литературного начальника я как-то нашел в журнале. Известный поэт[2] написал о нем: «Прилежный завхоз и палач, в ЧК прослуживший и в МУРе, умел он сердечность сопрячь с презрением к литературе…» Пенсионного вида вахтер с кипятильником в граненом стакане кивнул, увидев мое целлофанированное удостоверение члена литературного клуба, и снова взялся за заварку. Я двинулся по второму этажу потемневшим от времени и затертости паркетом вдоль узкого коридора, давно некрашеные стены его были увешаны фотографиями именитых, и снова спустился, но уже по другой лестнице — черной. Короткий переход соединял входную дверь со стороны Поварской со зданием на Большой Никитской. Еще через несколько минут я был уже в ресторане Центрального Дома литераторов на другой улице, куда путь моим возможным преследователям был надежно перекрыт охраной… — Я не надолго… Рембо появился минут через десять. Первым делом взглянул на часы Через час с небольшим его ждали далеко отсюда, в другом конце Москвы… За столиком выяснилось, что мы попали на Праздник молодого французского вина, начавшийся еще в октябре. В меню значилась телятина «Орлов», перепела «Голицыно», лосось «Царь Николай», а также жареные телячьи гланды с рагу из белых грибов с соусом, коктейль из крабов и креветок «Мари Роуз» и другие не менее затейливо приготовленные и названные блюда. Сегодня здесь знакомили с традиционной русской кухней, присущей богатым домам прошлого. Я заказал бутылку божоли, жюльены, малосольной маринованной семги, миноги, красной икры… Рембо, прошедший в последние годы под руководством молодой жены что-то вроде курса подбора вина и закусок, несколько раз порывался меня поправить, но, в конце концов, махнул рукой. На минуту мы почувствовали себя, как прежде, ментами, просочившимися в писательский дом, чтобы обсудить предстоящее задержание или реализацию… Вышколенный официант тут же принял у нас заказ. Как не спешили, с минуту-другую поговорили о даче. Все сотрудники фирмы жили на одном большом дачном участке, купленном «Лайнсом», читай, Рембо. Все, кроме меня. Я же не изменял родному Расторгуеву. Рембо много раз уговаривал меня взять соседний с ним участок. Сейчас продолжился старый разговор: —Стали бы соседями… —Самый момент… —Баню тебе ставить не нужно, она у нас уже есть… Разговор о даче и бане был тоже только разминкой. В конце ее Рембо спросил: —Когда ты освобождаешься от заказа? По-моему, через несколько дней… —Формально в следующую пятницу… —Отлично. С понедельника я отдаю тебя приказом… —Что так? —Не искать же мне нового сотрудника… —Живая работа? —Да, у одного клиента неприятность со страховкой. Ты не против? —Что ж! — Страховые дела извечно были честным хлебом частного детектива. За последние недели я успел оценить, насколько спокойнее работать по привычным заказам. На этом разминка закончилась. —Что произошло? — спросил Рембо. —Похоже, что я собираю компроматы на одного солидного человека… Ты его знаешь. Глава Фонда Изучения Проблем Региональной Миграции. Он приезжал к нам за кейсом… Рембо вспомнил его сразу: — Арзамасцев… — Девушка, за которой я хожу, его любовница… —Да-а… —Позвольте!.. — К столику подошли официанты, теперь их было уже двое. Принялись сервировать стол. Мы получили время подумать и осмотреться. О бывшем дворянском особняке, который до революции занимала Московская масонская ложа, ходило много легенд. Герой одной из наиболее известных был давно забытый бывший первый секретарь Союза писателей, только что назначенный лично Сталиным на высокую должность, приехавший, чтобы ознакомиться с обстановкой. То, чему он стал свидетелем, его совершенно потрясло. Несколько интеллигентного вида подпитых мужчин при всеобщем ликовании несли из Дубового зала на плечах огромное блюдо, в котором возлежал еще более подпитый весьма солидный мужик. Первый же человек, к кому герой обратился за справкой, немедленно просветил его. Оказалось, друзья и почитатели одного из ведущих корифеев отечественной литературы — тоже известные советские писатели — отмечают юбилей своего именитого собрата. .. Услышав фамилию пьяного юбиляра, вновь назначенный первый немедленно ретировался и на другой же день напросился на прием к Сталину: — Это невозможно! Боюсь не оправдать ваше доверие… — Он рассказал Отцу Народов об увиденном. — Это никакие не писатели. Только пьяницы и дебоширы… На что Сталин будто бы ответил: — Какие есть. Других писателей у меня нет… За последнее десятилетие тут тоже все изменилось. Именно здесь, в Дубовом зале, где мы раньше всегда собирались, дух перемен был заметен в первую очередь. Чопорность богатого элитарного ресторана сменила прежнюю демократическую атмосферу и богемность, царившие здесь прежде… В стенах, где в разное время сиживали известные классики советской литературы, теперь чаще, чем творцов, тут можно было встретить бизнесменов средней руки, а также наших коллег из Служб Безопасности банков и крупных московских фирм. В новом своем обличье, соответствующем вкусам его нынешних посетителей, ресторан обслуживал новых русских и их состоятельных гостей. — Приятного аппетита! Официанты закончили сервировать стол и удалились. Рембо взглянул на часы, покачал головой. Все-таки разлил божоли по бокалам. — За королеву! Бывшие выпускники спецшкол с преподаванием на английском по традиции первый тост посвящали царствующей особе. «Вздрогнем!» или «Не дождутся!» считалось дурным тоном. — Можешь рассказать подробно? Я весь внимание… — Рембо уже спешил, он не вспомнил даже о сигарете, которую не преминул бы закурить. Положил локти на стол. Я рассказал о появлении Исполнительного директора фонда на квартире девушки и обо всем последующем, что было связано с заказом. Я знал, что от Рембо дальше информация никуда не уйдет. Начал с сигналов, неоднократно принимаемых моим суперрадаром на пустыре. Закончил тем, что достал из барсетки и выложил на стол два длинных одинаковых гвоздя, первый из которых я извлек и s проколотой шины моего «жигуля», а второй мне оставили на капоте машины рядом с издательством «Тамплиеры»… — Я не знаю, откуда пришел сигнал на суперрадар. Но в здании полно электроники, внутри несут службу профессиональные секьюрити. Наблюдают… Но чем объяснить появление гвоздей… Рассматривая факты в отдельности, можно было, конечно, найти какое-то объяснение каждому… Мне требовался совет профессионала и возможность использования базовых данных Ассоциации. —Скорее всего тебя проверяет заказчик… —Неизвестно, что у него на уме. Но, скорее всего, готовится крупный скандал. —Шум будет большой, если в СМИ всплывут видеозаписи. —Я жалею, что связался с этим заказом… —Думаешь, заказчик тебя сдаст? —Пашка Вагин видел меня в армянском кафе, рядом с домом девушки. Если к нему поступит официальная бумага, он быстро разберется, что к чему… —Тебе надо срочно разыскать своего заказчика… — У нас была общая школа — советских ментов и потому мы рассуждали очень похоже. — Тогда ты решишь, как быть дальше. Данные на девушку тебе известны? —Нет. —Что паспортный стол? —Я еще не был там. —Машина принадлежит ей? — Некой фирме «Лузитания»… Кстати, откуда такое название? — Мирный лайнер, который потопила немецкая подлодка… Я вспомнил: —В Первую мировую… —Германия после этого предстала перед всеми как отвратительный убийца. —Странный выбор для названия фирмы… —Думаю, тут не все ладно… — Рембо уже поднимался. — Я посмотрю, что у нас в базе данных на Арзамасцева. Кто-то заинтересован в том, чтобы его убрать… Заодно наведу справки о «Лузитании»… Не тяни с паспортным столом… Я тоже поднялся, сделал успокоительный жест в сторону официанта. — Я провожу… Мы прошли через бывший Пестрый зал, где стены были расписаны автографами и эпиграммами именитых гостей, типа «Однажды, братцы, ев тушенку, я вспоминал про Евтушенку». Ныне зал был переименован в ресторан «Записки охотника», по более скромным ценам тут предлагали теперь кислые щи с грибами, пельмени с медвежатиной… В вестибюле нас ждал небольшой сюрприз. Симпатичная особа показала нам странную конструкцию с надписью «Уста правды» и предложила вложить ладони в ее машинное горло. В ответ аппарат должен был сообщить о каждом из нас нечто, ранее нам совсем неизвестное. Целью эксперимента было получение некоей суммы на благотворительность. Просьба была высказана в неназойливой интеллигентной манере, так что мы с Рембо не смогли отказать. Таинственная машина с минуту гудела, знакомясь с рисунками наших ладоней, в конце письменно выдала рекомендации. «Уста правды» справедливо указали мне на излишнюю осторожность в любви, что было несколько неожиданно, Рембо получил актуальный совет не позволять абстрактным мыслям влиять на него… Машина еще погудела, останавливаясь. Мы любезно раскланялись с дамой, ее укротительницей… Как он ни спешил, на минуту Рембо еще задержался у книжного киоска с довольно редкими изданиями, предпочтение здесь отдавалось живым классикам отечественной литературы. Сбоку на прилавке виднелось и несколько криминальных романов издательства «Тамплиеры». Все тот же знакомый набор имен… Прощаясь, Рембо заметил: —В твоем заказе присутствует книжный компонент. Заметил? — Мне показалось, пока мы шли к выходу, он все время обдумывал эту мысль. —Ты считаешь… Вообще-то я тоже чувствовал присутствие литературного флера… Девушка каким-то образом оказалась связанной с издательством, прославившимся изданием полицейских романов, Арзамасцев тоже испытывал болезненное влечение к остросюжетному жанру. Он прислал мне детективы Алекса Аусвакса. Другой английский криминальный том Мериэн Бэбсон «Очередь на убийство» постоянно находился на столике у девушки… Все это было неспроста. Но пока я был не в силах дать этому объяснение… Из ресторана я поднялся вверх по лестнице на балкон Большого зала, заглянул вниз. Очень давно в День Советской милиции с этой сцены я читал свое «Дело о снегопаде в Перу». Рассказ имел успех. Я стоял на трибуне, на которой в разное время стояли многие известные авторы детективов, начиная с Аркадия Адамова… Был «Вечер начинающего». Второй в афише значились моя фамилия и должность. «О/уполномоченный отделения милиции на Павелецком вокзале…» Я пришел вместе с Рембо. Меня не смущала бьющая в глаза собственная непристижность… «Маэстро, я стою на этой сцене!..» Потом неизвестный автор в милицейской газете «Петровка, 38», публикуя отчет о вечере, оживил текст придуманной им подробностью: «От волнения у старшего опера уголовного розыска мгновенно взмокли волосы на затылке…» Я действительно волновался. В зале было много молодых авторов и несколько маститых литераторов, поднявшихся по какой-то причине снизу, из ресторана. Но еще больше было людей из сферы обслуживания — заведующих секциями, продавщиц, банщиков, с которыми писъменники во времена дефицита расплачивались билетами в свой писательский клуб за докторскую колбасу и лезвия «Нева»… Налюбовавшись ностальгической картиной, я мимо бюро обслуживания писателей снова возвратился вниз. Писательский дом был еще жив, хотя жизнь эта едва теплилась в его когда-то шумных престижных стенах, наполненных бурливыми тусовками, презентациями, встречами в Каминном, Малом и Большом залах. Бизнес повытеснил писателей. Повсюду виднелись вывески незнакомых фирм. «Сан-экспресс», «Консойл», «АйРИ»… Внешне все выглядело благополучно. На видном месте висело публичное порицание известному прозаику и запрещение появляться в течение двух месяцев в Доме за неэтичное поведение… Членам клуба по-прежнему рассылали месячные календари мероприятий, проводили писательские собрания. Но календари, выглядевшие сегодня богаче и лучше оформленными, наделе маскировали бедность мероприятий, растерянность и отсутствие заинтересованности письменников в своем сообществе… В вестибюле среди объявлений мое внимание привлекло одно — о намечавшейся презентации книги прилетевшего из США Юза Алешковского… Объявление напомнило о ставшем уже хрестоматийным анекдотичном случае, происшедшем с ним в Дубовом зале ресторана много лет назад, можно сказать, в нашем с Рембо присутствии — мы в это время сидели в Пестром зале. Один из членов правления ЦДЛ ужинал в тот день в гордом одиночестве. А неподалеку с компанией гулял Юз Алешковский, который, как известно, провел энное количество лет в местах не столь отдаленных, и с его столика до члена правления, естественно, время от времени долетал громкий трехэтажный мат и все остальное, что сопровождает здоровую русско-еврейскую пьянку. Досточтимого члена правления скоро вывел из себя этот бардак, он подозвал мэтра и громко, чтобы все могли его слышать, начал выговаривать: — Всю неделю работаешь, как каторжник. Устаешь, наломаешься. А когда в кои-то веки вдруг удастся выбраться к себе в Дом, какая-то шпана… Моментально рядом возник Юз Алешковский: — Что же ты, падла, такого написал, что так устал?! У меня возникло чувство, словно я прощаюсь со зданием, где прежде бывал довольно часто и с которым когда-то даже связывал свои ранние литературные амбиции. Здесь, в вестибюле, я встретил как-то одного из крупнейших российских писателей, автора романа, название которого о многом мне говорило, — «Печальный детектив». У меня было собственное мнение по поводу того, кто явился прототипом главного персонажа романа… Герой «Печального детектива» был заместителем начальника уголовного розыска, как и я. Он работал на железке — в милиции на железнодорожном вокзале. С этим тоже ясно. Детектив обслуживал автоматические камеры хранения, которых сейчас уже нет по причине их уязвимости для жуликов и возможности использования террористами. Кому, как не мне, было известно о них все. Глупые электронные роботы, которые одинаково служили каждому, кто знал набранный внутри шифр, независимо от того, сам ли он его набрал, подсмотрел, списал или подслушал… Герой романа, как и я, писал детективы. Он носил мое имя. И даже фамилии наши начинались с одной буквы и звучали похоже… Непонятно было лишь, как знаменитый писатель узнал обо мне. Был ли на том вечере в ЦДЛ, когда я со сцены читал свой рассказ, или только видел на пригласительном билете мои имя, фамилию и должность?.. Рембо точно заметил книжный компонент, который существовал в моем заказе. «МЕЖАК» Вечером на пустыре было снова безлюдно и стыло. Я включил сканирующее устройство, но и тут меня не ждали открытия. Вдоль тротуара внутри и вдоль внешнего периметра ограды стояли уже знакомые по номерным знакам иномарки. К вечеру тут подбирался весь виденный мною комплект приписанного к элитному дому автотранспорта. Тем не менее я все-таки достал блокнот со списком здешних машин. Новых номеров вокруг вроде не было, но я все же вышел из «жигуля», прошел вдоль ограды… У одного из подъездов я обратил внимание на новенькую «Ауди». Что-то подсказало мне, что за тонированными стеклами кто-то есть, и не ошибся. Я был уже у торца здания, когда, оглянувшись, увидел человека, который вышел из «Ауди». Он направлялся к только что подъехавшей к воротам милицейской патрульной машине… Это было внове. «Милицейский патруль. „Ауди“… Я повернул было назад, когда вдруг услышал за спиной такое знакомое: — Ваши документы! Это был мент, которого я мельком уже видел здесь однажды. За двух солдатиков, стоявших по обе его стороны, я не ручался: все они были одинаково истощены и запуганы. —Ваши документы! — повторил мент негромко. —У меня нет с собой. Я не хотел показывать ни паспорт, ни удостоверение частного детектива «Лайнса». Потом, когда шумный скандал вокруг генерала Арзамасцева и его девушки наберет обороты, кто-то вспомнит о появлении у дома подозрительного субъекта, оказавшегося частным детективом. Начнется дознание… —Нет их у меня! Не взял. Постовой снова козырнул. —Прошу пройти со мной… «Что тут скажешь…» Рядом с патрульной машиной в это время тоже происходила какая-то разборка. Там стояло несколько человек. В том числе тот, из «Ауди», на которого я обратил внимание. Мой мент с недоумением посмотрел в ту сторону. Он сразу заподозрил подъехавшее начальство или проверяющих. —Куда идти-то, командир? —Туда… — Он показал на патрульную машину. Постовой убивал нескольких зайцев сразу: проверял меня и одновременно узнавал, кто там прибыл. Заодно и показывал свою работу. Это не были проверяющие, подходя, я услышал мелодию знакомого блатняка… Я узнал популярный шлягер «Владимирский централ» покойного Михаила Круга с его аудиокассеты «После третьей ходки…» Ее крутили в патрульной машине. «Криминальная милиция!..» Я узнал высокого, в кожаной легкой куртке мужика, который вышел из патрульной машины, теперь он стоял ко мне лицом. Все тот же Пашка Вагин! С ним было еще двое — по-видимому, тоже из округа. Они разговаривали с тем, кто приехал в «Ауди»… Пашка тоже узнал меня, индифферентно взглянул в мою сторону — теперь он уже не знал, здороваться ли со мной или ему придется и дальше притворяться, что видит меня впервые. Я приветствовал его первым: —Сдаюсь! Попался… Теперь не отверчусь! —Правильно, — Пашка нашелся мгновенно. Он вообще никогда не лез за словом в карман. — С месяц уже ползаешь у нас на участке, а прописываться не думаешь… При первых же вагинских словах мент, который меня вел, счел за лучшее немедленно слинять. —Знакомьтесь… — Пашка представил меня коллегам. —Это твой коллега, частный детектив, — Вагин показал на пассажира «Ауди». — В отличие от тебя он знает порядок прописки. Вот пригласил нас в кафе. Как положено… —Влодимир, — назвался коллега. В том, как он произнес имя, я почувствовал гулкую бездонную глубину безударного «о». «Вологда? Кострома?» Коллега — узколицый, высокий, без особых примет — как-то странно сразу увел взгляд… Догадка моя была мгновенной: «Он из разведки! Предпочел не встретиться глазами…» Я уже знал: «Он пасет меня! Мой хвост!..» Коллега внезапно взглянул мне в глаза. Скрывать не имело смысла. Мы прочитали мысли друг друга, словно перед нами была открытая книга. Мысль о том, что мы втемную работаем по одному и тому же заказу, мигом пришла в голову и Вагину, и еще одному из приехавших. Эти двое были такие же опера, как и мы… Только третий из патрульной машины, не прошедший курс оперативного мастерства — кадровик или службист — ничего не сообразил: — Оказались коллегами?! И только сейчас узнали?! Это дело следует отметить! Как считаете? — Этот был типичный халявщик. Теперь уже сам Бог велел мне ехать в армянское кафе. — Хорошо, езжайте впереди. Я за вами… Мне надо было убрать аппаратуру… Сидевшие за столиками, среди которых в этот час наверняка могли находиться и квартирные воры, и поставщики фальшивых авизо и наркотиков, словно что-то почувствовали — молча оглянулись, когда мы вошли. Впятером мы пересекли царивший внутри полумрак. Несколько человек у стойки на тумбах на время прекратили негромкий разговор. Менты были тут чужаками, но интересы заведения требовали, чтобы их приняли на самом высоком уровне. В углу худой, в круглых очках юноша, негромко лабавший на пианино что-то жалостно-тягучее, немедленно переключился на блатняк. Я узнал все тот же «Владимирский централ». Сразу же появился владелец заведения — солидный, с серебряным ежиком вокруг залысин, без шеи, с плоским, расплющенным когда-то носом. Видимо, бывший спортсмен. Вокруг закружились его подчиненные… Нас пригласили за столик. Я постарался оказаться рядом со своим новым знакомым, по другую руку от меня сел Вагин. Уже знакомый мне официант — курчавый, с тонкими усиками — тоже был здесь. Он делал вид, что мы незнакомы. Таков был закон профессии. Чтобы поздороваться неформально, ему требовался какой-то знак с моей стороны. — Как сегодня толма? — обратился к нему я. — Как обычно? Это и был знак. Он улыбнулся. С этого момента мы держались как давно знакомые. — И толма, и форель… Все в порядке. Бэ сэдер… Вместо привычного английского о'кей он использовал его ивритский аналог и адресовал его не Вагину, не моим соседям, а именно мне, будто знал, что только я один из всей компании знаю иврит, потому что был представителем сыскного агентства в Израиле и в Палестинской автономии. А может, расхожие ивритские словечки «бэсэдер»,«балаган» просто получили распространение в московской разноязычной полублатной-полуинтеллигентной среде?! Он был, безусловно, непрост, этот официант, а может, действительно, учитель или журналист… Пока один из официантов принимал заказ, другие уже нагружали на стол минералку, белый свежий лаваш. Среди нас не оказалось любителей разносолов. Все заказали одинаково: форель, салаты из свежих овощей, кофе. К водке взяли еще селедку, семги, грибки… Первую рюмку выпили еще под водичку… И сразу налили вторую… Рыбу принесли быстро. С соком граната, неразрезанную, обсыпанную крупной солью… Под водочку разговор, как водится среди ментов, пошел профессиональный: ворье, банковские предпочтения, учредители, происки кавказцев… Улучив момент, я обернулся к своему коллеге по частному сыску. Нас связывала общая тайна. Он улыбнулся мне одними глазами. Ждал… Я был в большей степени, нежели он, заинтересован в разговоре по душам. В самом деле, что мог ему открыть я? Ведь он следил за мной, а не я за ним… Согласится ли он говорить со мной откровенно? Захочет хотя бы частично нарушить контракт? —По-моему, неплохая рыба… —И свежая… — Он был согласен. Путь к сближению я предложил самый простой и банальный. Мы должны были сойтись во взглядах вначале по такому в общем-то бесспорному вопросу, как достоинство заказанной нами форели. Я совершенно искренно похвалил лаваш. Он снова согласился. В пределах возможного мы могли быть единомышленниками. Можно было осторожно начинать расспросы. Только ли я интересую его? Не девушка и не генерал Арзамасцев?! Мне следовало подать пример доверия первому: —Яработаю у этого дома около двух недель. А ты? —Я тут непостоянно. Я понимал, что он не имеет права открытым текстом прямо сказать, что работает за мной и кто его заказчик. Однако косвенно дать мне это понять он мог… —Начал давно? —Примерно тогда же. Теперь я мог лучше его рассмотреть. Узкое, тонкой кости незапоминающееся лицо, темные, с длинными ресницами глаза. Место такому было только в оперативном подразделении — в разведке, завтра я вряд ли мог бы уже описать кому-то его внешность, если бы понадобилось. — Девушку видел сегодня? — Девушку? — Он явно слышал о ней впервые. Выходит, он работал только за мной и понятия не имел о том, чем я занимаюсь в действительности. Я представил, какими странными должны были казаться ему мои передвижения по городу… —У тебя оговорен срок? —Нет. Но у меня все равно сейчас нет заказов. —Пашешь по две смены? —Две. Укороченные. —А маршрут? —Утром от дома. В течение часа… И еще вечером. От дома тоже… —Далеко? —До Кольцевой… —Заказчика своего ты знаешь?.. — спросил я на прямую. Он помешкал, собирался ответить неопределенно — может, боялся, что я попрошу назвать его имя… Вагин помешал нам продолжить, обернулся: —Как живешь? Пишешь свои детективы? Или бросил? —Бывает, — неопределенность ни к чему не обязывала. Я думал, он уже забыл о моих байках. Оказалось, помнит. И все ребята наши, кого я встречал, все тоже помнили. Вагин спросил еще: — Как там Рембо? Все собираюсь к вам заехать… Бывшие старшие оперы Второго убойного отдела МУРа Вагин и Рембо практически не виделись, по-моему, с того самого дня, когда Рембо взяли на замнача Управления в Зелененоград. — Работает. — Заказов хватает? — Есть кое-что… — Вот вышибут из конторы, пойду к нему в частные детективы. Как думаешь, возьмет? Кореш Вагина — кадровик или службист — услышал: — Не журись! Мы свое розыскное бюро откроем! Будь здоров, как развернемся! — Особенно ты! Кадровик не обиделся: — Я займусь менеджментом… — Он обернулся ко мне. — Можешь в субботу поехать в Сандуны? Там подбирается неплохая компания. Все будущие твои заказчики… Передо мной явно был бывший комсомольский работник. Сауна, водка, бабы… Джентльменский набор мужика. Важен только порядок приоритетов. Безусловно, я был востребован им в качестве спонсора. — Работа… — Я отказался. Он кивнул: достаточно того, что я и мой коллега оплатим сегодняшний стол. — Тогда в другой раз. Телефон твой у Пашки есть? — Есть… С едой расправились по-быстрому. Засиживаться никто не собирался. Мой коллега — частный детектив ехал с ментами дальше. Очевидно, его прописка на территории округа еще не закончилась. — Откуда сам? — Я снова повернулся к нему. — Слышу твой говорок… Он улыбнулся. — Межак…. Я знал это словцо. Оно означало уроженец Межевского района. Костромская область… — С Мёжи?! Почти земляк. — Ты серьезно? — У меня родня в Шарье… Это была правда. Межак почувствовал это. Теперь я мог смело задать, по крайней мере, еще один вопрос, на который он должен был ответить тоже правдиво. Мы могли быть откровенны до известного предела. —Ты брал меня из Химок, от дома? Он покачал головой. —Ни разу. Только один раз сопровождал…. —Но я ушел… —Да. Около рынка… дальше | 
