14

Я совершил убийство по образцу, показанному мне Симлой, и, задыхаясь,
лег рядом с тем, кто еще недавно ходил, дышал и был человеком. Я смутно
удивлялся, что не чувствую тяжести содеянного мной, словно я был куда
больше барск, чем человек. Я убил - но этот факт ничуть не задевал меня.
Мы, Свободные Торговцы, пользовались оружием для защиты, но никогда не
несли с собой войны, предпочитая при затруднительных обстоятельствах
обходные пути. Я видел мертвых и до того, как попал ни Йиктор, но они, в
основном, умерли своей смертью или от несчастного случая. Если же это было
убийство, оно случалось только в результате ссоры между чужаками и отнюдь
не касалось Торговцев, и я не имел к нему никакого отношения.
Но в это убийство я был втянут, как, наверное, не вовлекались мои
предки за целые века. Однако, меня это не тревожило, и я даже был
удовлетворен хорошо проделанной работой. Правда, во мне шевельнулось
опасение, что, чем больше я останусь в этом теле, тем сильнее станет во
мне звериное начало, пока, наконец, не останется только четвероногий
Джорт, а двуногий Крип исчезнет.
Но сейчас не время было поддаваться страхам, и я поспешил отогнать
тревожные мысли. Я предпочел обдумать то, что стояло непосредственно
передо мной. Если я оставлю этого разведчика здесь, его может найти тот,
кого пошлют за ним. Может, лучше ему исчезнуть вовсе?
- Мертвый - мертвый! - из кустов вышел один из длинноносых большеухих
зверей, которых я видел бьющими в барабаны на эстраде Майлин на ярмарке.
На его спине сидел всадник, загнувший колечком хвост. Оба они уставились
на разведчика, и от них исходила волна удовлетворения.
- Мертвый, - согласился я, облизал лапы и потер ими все еще болевший
нос.
Большеухий зверь понюхал тело, выразил отвращение и отступил. Я
посмотрел на останки и решил оставить все, как есть. На мягкой земле
остались отчетливые следы. Оба существа посмотрели на меня с удивлением.
Их вопрос ясно читался.
- Оставить знаки - все против людей, - объяснил я, хотя вовсе не был
уверен, что они поймут. Возможно, они повиновались лишь тогда, когда мое
внушение совпадало с их собственными желаниями. Но насчет идей я сильно
сомневался.
Они пристально посмотрели на землю, где я оставил свою подпись -
отпечатки. Затем маленький спрыгнул со спины своего товарища и поставил
обе передние лапки с сильно расставленными пальцами рядом с моими
отпечатками. Встав на задние лапы и склонив голову набок, он осмотрел
результат. Его отпечатки походили на следы маленьких человеческих рук.
Большеухий неуклюже прошелся взад и вперед, оставляя путаные следы
своих ног с длинными пальцами. Затем маленький вновь оседлал его. Я
осмотрел почву. Пусть теперь разведчика найдут. Запись вокруг него
заставит их призадуматься: трое совершенно разных животных, похоже, сообща
разделали человека. Если враги поверят, что все животные лагеря выступают
против них, им придется дважды оглядываться на каждый куст, каждое дерево,
они будут ждать нападения даже из-под листвы. Трудно представить себе, что
такая разношерстная компания животных могла объединиться против общего
врага, это не в их природе. Однако, Тэсса имеют власть, которая уже и так
держала равнинных жителей в страхе. Поставленные вне закона были людьми
достаточно отчаявшимися, чтобы убить Малика. Возможно, теперь они решат,
что против них действуют не только природные, но и сверхъестественные
силы. А для людей, и так уже скрывающихся, такое соображение может
оказаться гибельным и сломить их вконец.
Первое время мы шли, не только не прячась, а, наоборот, оставляя
полные следы троих, путешествующих вместе. Потом мы стали скрывать следы:
пусть следопыты решат, что мы растаяли в воздухе.
Заря застала нас в ложбине, где журчал ручей. Там были скалы, в
которых мы и укрылись. Мои товарищи задремали, как и я, но были готовы в
любой момент проснуться. Мы находились к востоку от лагеря и достаточно
близко к тому пути, которым должна была вернуться Майлин. Но как скоро мы
могли надеяться ее увидеть? Мой нос был все еще забит той вонью, и я
ничего не мог уловить.
Это был необычный день: солнце скрывалось в облаках, но не было и
намека на дождь, только туман закрывал горизонт. Создавалось впечатление,
что за пределами видимости было значительное и, возможно, опасное
изменение, независимо от того, что сообщали нам глаза. Мне очень хотелось,
чтобы у кого-нибудь из нас были крылья и можно было бы полнее и лучше
осмотреть местность.
Но если среди меленького народа и были птицы или какие-то летающие
создания, я их не видел. Так что наш обзор был ограничен. Самым
удивительным в этот день был просто невероятный контакт с остальными
разбежавшимися животными. Они так соединили свои мозги, что фрагментарные
сообщения быстро шли по достаточно широкой линии связи, и я надеялся, что
эта линия перекроет весь путь, по которому может вернуться Майлин.
Там были парные комбинации вроде той пары, что была со мной в ложбине
- большеухие животные и их наездники. По-видимому, такое партнерство
существовало не только на сцене, а оставалось и здесь. Отвечали все:
Борба, Ворс, Тантака, те, кто барабанил на сцене, и те, кого я не мог
опознать. Симла, видимо, оставалась у лагеря, как я просил, поскольку от
нее ответа не было.
В этот день я обнаружил, удерживая и читая мысли маленького народа,
что он не равняет Тэсса с равнинными жителями, а рассматривает последних
как естественных врагов, избегает их и относится к ним враждебно и
презрительно. Тэсса же принимались маленьким народом сердечно, как
родственники и надежные товарищи. Я вспомнил слова Майлин и Малика о том,
что Тэсса, готовящиеся стать Певцами, поселяются на время в тела животных.
В чьем теле жила Майлин, когда бегала по камням? Была ли она Ворсом,
Симлой или кем-нибудь из тех, кто сейчас сопровождает меня? Имело животное
выбор или назначалось? Или это происходило случайно, как со мной, потому
что барск был болен и оказался под рукой?
В течение дня я дважды выходил на открытое место, скрываясь, как мог,
и смотрел, нет ли каких-нибудь путешественников. При второй вылазке я
заметил отряд, едущий к холмам. Но эти всадники были под знаменем
какого-то лорда, вооруженные, возможно, только что завербованные, и они
были довольно далеко к югу. Я знал, что никого из нас они не смогут
увидеть.
К ночи наше нетерпение возросло. Мы держались на ногах, ходили по
линии, которую сами наметили. Мне пришлось оставаться с пустым брюхом,
потому что я не мог унюхать дичь. Зато воды было достаточно, и я решил,
что не умру, если похожу голодным.
К ночи пришло сообщение:
- Идет!
Я подумал, что только одна особа могла вызвать такое сообщение от
тех, с кем я разделил ночное бдение. Я посла в ночь настоятельный зов:
- Майлин!
- Иду! - пришел ответ, тихий, шепчущий, если можно так сказать о
мыслях.
- Майлин, - сообщил я по контрасту как бы криком, - беда... Берегись!
Жди... Дай нам знать, где ты.
- Здесь, - мысль прозвучала громче, и это было сигналом для нас
выскочить из кустов и травы.
Она появилась в лунном свете на своем верховом казе. После сумрачного
дня ночь была ясной, три кольца горели во всем своем великолепии. На
Майлин был плащ, голова скрыта капюшоном, так что видели мы не женщину, а
всего лишь темную фигуру на казе. Я прыжками бросился к ней.
- Майлин, беда!
- Что? - ее мысленный вопрос снова опустился до шепота, будто вся
сила ушла из нее, и она держалась только усилием воли. Меня щипнул страх.
- Майлин, что случилось? Ты не ранена?
- Нет. Что произошло? - ее вопрос прозвучал громче, тело выпрямилось.
- Люди Озокана напали на лагерь.
- А Малик? А маленький народ?
- Малик... - я заколебался, не находя способа выразиться лучше. -
Малик умер. Остальные здесь, со мной. Мы ждали тебя. В лагере засада.
- Так! - это слово прозвучало, как удар хлыста. Ее усталости как ни
бывало. - Сколько их там?
- Человек двенадцать. Озокан ранен, командование принял другой.
В моей злобе присутствовала ненависть и что-то обжигающее, а в той
волне эмоций, которая исходила от Майлин и теперь коснулась меня, был
только холод, холод и смерть. Это была настоящая бездна, и я невольно
подался назад, как будто увертывался от удара.
Лунный свет заискрился серебром на ее жезле, и из него тоже полился
свет, когда она подняла его перед моими глазами. У меня закружилась
голова. А Майлин запела, сначала низким бормотанием, которое входило в
душу, пульсировало в венах, нервах, мускулах. Пение становилось все
громче, западало в голову, изгнало все, кроме стремления к цели, к которой
она призывала нас, и делало из нас единое оружие, державшееся в ее руке
крепче, чем меч в руках жителей равнин.
Я увидел, как серебряный жезл двинулся, и послушно пошел за ним, как
и вся остальная мохнатая группа. Майлин и ее присягнувшие-на-мече
выступили в поход.
Я ничего не помню из этого путешествия с холмов, потому что я, как и
те, что шли со мной, был полон только одним стремлением утолить жажду,
вызванную во мне песнью Майлин, - жажду крови.
И вот мы тайно подползли к лагерю. Он выглядел пустынным, только казы
били копытами и кричали в своих загонах. Но мы чуяли, что те, на кого мы
охотимся, еще здесь.
Майлин снова запела - а может быть, во мне все еще звучало эхо ее
прежней песни, - пошла вниз по склону, покачивая жезлом. Ночью жезл горел
в лунном свете, и теперь, когда уже светало, он все еще сверкал, и из его
верхушки капал огонь.
Я услышал в лагере крик, и мы кинулись туда.
Эти люди обычно имели дело с животными, которых считали низшими
существами: охотились на них, убивали, приручали. Но животные, которые не
боялись человека, которые объединились, чтобы убивать людей, - такого
просто не могло быть, это противоречило природе, люди это знали, и
необычность нашего нападения с самого начала выбила их из колеи. Майлин
продолжала петь. Для нас ее песня были призывом, поощрением, а чем она
казалась изгоям - не знаю, но помню, как двое людей в конце концов бросили
оружие и катились по земле, зажимая руками уши и издавая бессмысленные
вопли. Так что расправиться с ними было нетрудно. Конечно, не всем нам
повезло, но мы узнали об этом только после того, как песня кончилась. Мы
остались в лагере и подсчитывали потери.
Я как бы проснулся после яркого страшного сна. Увидел мертвецов, и
одна часть меня знала, что мы сделали, но другая проснулась и отогнала все
воспоминания.
Майлин стояла тут, но не глядя на тела, а уставившись куда-то вдаль,
как будто боялась смотреть на хаос, возникший вокруг нее. Ее руки
безвольно повисли, в одной из них был жезл, но он более не мерцал живым
светом, а был тусклым и мертвым. Ее лицо было пепельно-серым, глаза
смотрели в себя. Я услышал жалобный крик.
К Майлин ползла Симла, на ее заду была большая кровоточащая рана.
Затем послышались крики и визг других раненых животных, пытающихся
добраться до своей хозяйки. Но она не видела их, глядя в пространство.
- Майлин!
Страх закрался в мой мозг. Не было ли то, что стояло здесь, не
обращая внимания ни на что, лишь пустой оболочкой женщины Тэсса?
- Майлин! - снова мысленно закричал я, собрав все силы.
Симла застонала, подползла к ногам Майлин и положила голову на ее
пыльную обувь.
- Майлин!
Она шевельнулась, почти неохотно, словно не хотела возвращаться из
небытия, державшего ее. Пальцы ее разжались, и жезл покатился в кровавую
грязь, к мертвецам. Затем ее глаза ожили и взглянули на Симлу. С отчаянным
криком Майлин опустилась на колени и положила руку на голову венессы. Я
понял, что она снова вернулась к нам. Теперь надо было перевязать раненых,
посмотреть, что можно сделать для оставшихся в живых. Из людей не выжил
никто. Я нашел ведро и принес воды, потом еще и еще: Майлин варила питье
для раненых. Во время третьего такого похода мой нос, освободившийся,
наконец, от захватившего его зловония, сказал мне об опасности.
Человеческий запах, сильный, свежий, уходил в кусты. Я бросил ведро и
обнюхал след, но дальше не пошел, потому что пришел мысленный оклик,
приглашающий меня вернуться.
По-моему, лучше всего было бы как можно скорее идти по этому следу,
но я все-таки вернулся. Видимо, кто-то спрятался от битвы в фургонах, а
даже один человек может залечь над склоном и перестрелять нас из боевого
лука. Полный этими мыслями, я прибежал в лагерь. Прежде чем я успел
сказать о своем открытии, Майлин обратилась ко мне:
- Я должна сказать тебе...
- Майлин, там... - хотел я прервать ее.
Почти величественно она отказалась слушать меня и продолжала:
- Крип Ворланд, я привезла из Ырджара плохие новости.
В первый раз за эти часы я вспомнил о Крипе Ворланде и его бедах, и
меня испугала болезненность возвращения от Джорта к Крипу.
- Капитан "Лидиса" обратился к Закону Ярмарки, когда тебя увезли люди
Озокана, а твоего товарища ударили и бросили, считая мертвым. Его нашли, и
он рассказал о том, что произошло, опознал клан похитителей. Дело дошло до
Верховного Правосудия, и был предъявлен иск Осколду, на земле которого
нашли твое тело. Тело привезли в Ырджар и решили, что твой мозг разрушен
пытками Осколда. Врач "Лидиса" сказал, что оказать тебе помощь можно
только дома. И вот... - Майлин сделала паузу, ее глаза встретились с
моими, но ничего не выражали, потому что она смотрела мимо меня, на что-то
большее, чем Крип Ворланд или Джорт. - И вот, - начала она снова, -
"Лидис" ушел с Йиктора с твоим телом на борту. Вот и все, что я смогла
узнать, потому что в городе творится что-то страшное и тревожное.
Что-то подсказывало мне, что она говорит правду. Она говорила что-то
еще, но все это уже не имело значения, и я не слышал, будто она говорила
на другом языке.
Нет тела! Эта мысль билась в моей голове, звучала громче и громче,
пока я не завизжал в том же ритме. Это были только удары, и я ничего не
понимал. Теперь Майлин смотрела не в пространство, а на меня и, мне
кажется, пыталась добраться сквозь этот грохот до моего мозга. Но ничто не
действовало. Я не Крип Ворланд и никогда не буду им снова, я Джорт!
Я слышал звуки, я видел Майлин сквозь красный туман, ее большие
глаза, шевелящиеся губы. Ее команды доносились откуда-то издалека,
заглушаемые грохотом. Я был Джортом, я был смертью, я охотник...
Затем я шел по следу, что нашел в кустах у реки. Свежий сильный запах
наполнил мои ноздри. Убить... Только ради убийства стоит еще немного
пожить. Нельзя быть беспечным, барск коварен... барск...
Зверь с вековой хитростью овладел моим мозгом. Пусть Джорт будет
полностью Джортом. Я отогнал, спрятал, как ненужные остатки, то, что
когда-то было человеком, и следил за выходом зверя на его извечное дело -
охоту. Я различал три разных запаха, смешанные вместе. Не казы - эти люди
шли пешком. И вокруг одного был тошнотворный запах, говорящий о
повреждении тела. Трое направлялись к холмам. Их можно выследить, но для
этого потребуется хитрость. Туда носом, сюда носом, следить издали за
всем, что может оказаться засадой. Возможно, человеческая хитрость все еще
сочеталась во мне со звериной.
Похоже, они не могли подняться по более крутым склонам. Вероятно,
раненому было трудно идти, потому что перед его следами шли более легкие
следы.
Я нашел место, где они останавливались. Там виднелись окровавленные
тряпки, которые я пренебрежительно обнюхал. Однако они упорно шли вперед,
к границам земель Осколда. Я шел по следу захватчиков, и у меня и мысли не
было, что у меня отнимут добычу.
Мой мозг постоянно что-то дергало издалека, хотя я поставил барьер
против этого и отказался открываться зову. Я был Джортом, а Джорт
охотился, и это было единственной реальностью.
Выше и выше... Я дошел до места, где были срублены два молодых
деревца, а затем пошел по следу только двоих людей. Двое несли третьего, и
их шаг замедлился.
Я бросился вслед, потому что вошел в овраг между крутыми склонами и
подумал, что моя дичь может остаться внизу, но не понесся наугад, а пополз
от одного укрытия к другому. Я не тыкался носом ни во что пахнущее,
памятуя о трюке, сыгранном со мной разведчиком.
Настала ночь, а я все еще не видел их. Я даже удивился их способности
уйти так далеко с грузом - разве что они оставили лагерь еще до нашей
атаки. Луна помогала мне, где отчетливо выделяя пейзаж, а где пряча его в
тени, что скрывало мое продвижение.
Наконец, я увидел их. Двое стояли, прислонившись к скале. Затем один
соскользнул на землю и сел, опустив голову на грудь и безвольно уронив
руки между вытянутых ног. Другой тяжело дышал, но оставался на ногах.
Третий вытянулся на носилках, издавая слабые стоны.
Двое обессилены, решил я, но за третьим, стоящим, следовало
внимательно следить. Наконец, он пошевелился, встал на колени и поднес
фляжку к губам лежащего на носилках, но тот махнул рукой и с резким
раздражающим криком оттолкнул фляжку. Она ударилась о камень и разбилась.
На камне остались темные брызги. Тот, кто держал ее, хрипло заворчал, стал
собирать осколки, затем поднял голову и дико огляделся, как будто искал в
окружающей их дикой местности что-то, что могло бы избавить его от
несчастья.
Все это время сидящий не шевелился. Он медленно покачивал головой из
стороны в сторону, как бы вглядываясь в темноту. Затем он встал, опираясь
о скалу. Теперь луна освещала его лицо, и я узнал в нем того, кто охранял
Озокана с тыла, когда они вели своего раненого лорда в лагерь Тэсса. Я
узнал и другого: он выполнял волю своего лорда в тесной камере
пограничного форта.
Крип Ворланд... Кто такой Крип Ворланд, что призывает Джорта-барска к
мести? Неважно... Главное - убить...
Поскольку я рассматривал их как свою добычу, я выскочил на открытое
место, издав боевой клич своей породы - глубокий грудной вой. Тот, кто
лежал на носилках, скорее всего, был беспомощен, а двое других пусть
сражаются за жизнь. Это был самый лучший путь.
Я прыгнул на стоящего человека. Видимо, его отупевший мозг и уши не
известили его о моем присутствии раньше, чем я всем своим весом ударил его
в грудь, сбил с ног, и мои клыки нацелились куда надо. Легкая добыча!
Я грыз его и рвал, затем вскочил и встретил второго. Он ждал,
полусогнувшись, между мной и носилками, в его руке был меч, сверкающий в
лунном свете. Человек закричал. Был ли то военный клич или призыв на
помощь - какое мне дело? Это не для моих ушей, и меня не касалось.
Меч ожил, и мы закачались друг перед другом в сложном рисунке
какого-то ритуального танца. Я все время заставлял человека вертеться и
раскачиваться, и это помогло мне, потому что смертельная усталость
сковывала его члены. Наконец, мои челюсти сомкнулись вокруг его запястья,
и меч выпал. За этим последовал быстрый конец.
Задохнувшись от этого танца смерти, я повернулся к носилкам. Тот,
кого несли на них, теперь сидел. Может быть, страх поднял его ослабевшее
тело и вернул ему энергию. Я увидел, как дернулась его рука, вспышка света
мелькнула в воздухе и ударила меня между шеей и плечом, уколола сильно и
глубоко, как нож. Но поскольку человек не убил меня сразу, он не спас
себя.
И вот я лежал среди своих мертвецов и думал, что скоро здесь умрет и
Джорт, барск, который только частично был человеком. Это был хороший конец
для того, кто не имел больше надежды вернуться назад по странной тропе,
приведшей его в это время и место.

МАЙЛИН

15

Весы Моластера. Давно - ночи и луны назад - я вступила на этот
странный путь в согласии с весами Моластера. Но теперь они вышли из
равновесия, как всегда бывает, и вместо добра мои усилия приносят зло.
Удивительно, как много зла таится в надежде на добро. Я думаю, что
Моластер оставил меня, и я брошена в прилив и не могу выплыть. Видимо, я
чересчур верила в себя и в свои силы, и теперь за это наказана.
Я стояла в лагере среди мертвых - и врагов, и моих маленьких существ,
и смотрела вокруг, зная, что все это началось частично из-за меня, из-за
моих действий, за которые должна была бы отвечать только я. Некоторые
думают, может быть, и правильно, что мы всего лишь игрушки в руках великих
сил и движемся туда-сюда не по собственному желанию. Но если такая вера
успокаивает чье-то сердце и отгоняет чувство вины, она не поддержит того,
кто знает дисциплину Певца. Я, например, отказываюсь в это верить.
Мой дух оплакивал маленький народ и Малика, хотя я знала, что Белая
Дорога не тяжела для тех, кто в близком содружестве с нами. Иногда гораздо
тяжелее возвращаться к этой жизни, чем пройти через ворота на дорогу,
которая ведет куда-то в другое место. Мы не должны позволять себе горевать
о тех, кто ушел: ведь они только снимают старые одежды и надевают новые.
Это относится и к моему маленькому народу. Но те, кто еще страдает... ах,
я также чувствую их боль, их лихорадку, их несчастья. Я должна также нести
груз жизни и для другого - того, кто убежал из лагеря с такой грозой в
душе, какая бывает у человека, идущего на смерть. Я должна найти его, если
смогу, потому что я в глубоком долгу перед ним.
Я подозреваю худшее - что в глубине души я желала именно такого
конца. И если такие сильные желания взвешиваются на весах, они влияют на
происходящее. Хотя я не воплощала эти желания в жизнь пением, могу ли я
быть уверенной, что бессознательно я не влияла на будущее?
Я знаю, что я могу предложить один выход человеку, который был Крипом
Ворландом из другого мира, и если он его примет, то...
Я говорила моему маленькому народу успокаивающие слова, говорила им
то, что должна была сказать, и пела над жезлом, хотя был еще день, а не
ночь, поскольку не могла ждать темноты. Затем я накормила и напоила тех,
кто так долго был моими товарищами. После этого я села с Симлой и сказала
ей, куда я должна уйти и почему. Солнце заходило, когда я вышла из лагеря.
Без силы моего жезла я не нашла бы след. Но когда Крип Ворланд входил
в тело Джорта, жезл помогал этому и мог теперь найти его, куда бы он ни
ушел по земле Йиктора. Я взяла с собой рюкзак с продуктами, поскольку не
знала, далеко ли придется идти, хотя и чувствовала, что Джорт близко.
Поразмыслив, я отказалась от того, чтобы искать его мыслью: может
быть, он теперь закрыл свой мозг для меня, а, может быть, мой зов отвлечет
его как раз тогда, когда ему понадобятся вся его ловкость и хитрость для
спасения собственной жизни. Я была более чем уверена - он не просто бежал,
куда глаза глядят, когда узнал правду, он, скорее всего, ушел искать
битвы. И вполне возможно, что он намерен умереть в этой стычке.
Когда мы принимали форму маленького народа, мы всегда знали, что
одновременно принимаем и свойственные им мерки. А когда человек находится
в таком состоянии, в каком был Крип Ворланд, он реагирует в новой форме
самым диким образом. Из всех животных барск - самый хитрый, умный и
свирепый, и эти три качества резко отличают эту породу от всей другой
жизни на Йикторе. Только потому, что барск был болен от дурного обращения,
я и могла работать с ним, пока в мой лагерь не пришел Крип Ворланд.
Вот почему я была уверена, что создание, которое я ищу, стало на
время диким охотником. Он наверняка преследует какого-нибудь беглеца из
банды Озокана. Среди убитых не было тела Озокана, возможно, теперь он и
служит приманкой. А сколько людей с ним? Все, кого мы застали в лагере,
теперь покойники, но ведь захватчиков могло быть и больше.
Дорога вела к границам владений Осколда. Настала ночь, и с ней пришла
луна, всегда помогавшая Тэсса. Я запела - не словами, выводящими мою
власть наружу, а внутренне, спрашивая, почему жезл не указывает
направление. И я не устала, потому что жезл цвел и тем питал мой дух.
Когда поешь, не думаешь ни о чем, кроме цели, образующей ноты. Я шла
с единственным желанием - найти потерявшегося. Если Моластер поможет мне
хоть самую малость, все еще может кончиться хорошо.
Дорога вела меня вверх, но все вокруг меня было в темноте. Я не была
более в устойчивом мире, луна воевала с тьмой, то та, то другая
захватывали полосу земли. Я шла быстро, потому что тот, кого ведет песня и
жезл, не может тащиться нога за ногу.
В предрассветных сумерках я вошла в долину, где господствовал запах
смерти, устрашающий дух. Я увидела тела трех людей. Двоих я не
разглядывала, потому что не знала их, а третий был Озокан. Когда я подошла
к тому месту, где он лежал на грубых носилках, как будто ему так и
полагалось по рождению, я увидела того, за кем пришла.
Я поискала мысль, боясь найти молчание мертвого тела. Но нет! Дух
слабо мерцал, но все еще держался! Я успела как раз вовремя.
Воткнув жезл в грязную землю, я послала пламенную благодарность
Моластеру, а затем осмотрела раны в красном мехе, таком близком по цвету к
крови, что страшно было смотреть.
Серьезная рана была только одна, причиненная глубоко вонзившимся
поясным ножом. Он так и торчал в ней. Я стала работать, как никогда еще не
работала. По отношению к моим маленьким существам я действовала из любви и
жалости, а здесь я должна была спасать разум, чтобы последний шанс для
каждого из нас не был потерян. Я победила смерть своими руками, своим
знанием и властью песни.
Обычно мы боремся со смертью, не переходя последней баррикады. Среди
Тэсса не встретишь таких, кто посягнул бы на свободу другого и отрицал бы
его право на Белую Дорогу, если тот уже сделал по ней первые шаги.
Вытаскивать его обратно с дальнего пути - это значит повредить его
будущему. Но в данном случае речь шла не о Тэсса. Я встречала расы,
разделявшие наш взгляд на Великий Закон. Для некоторых же народов, я знаю,
смерть считается полным уничтожением, и они относятся к ней с ужасом,
омрачающим им жизнь. Я не знала, как Крип Ворланд смотрит на смерть, но
была убеждена, что он имеет право сделать свой выбор - видеть ли в смерти
врага или Врата. Поэтому я старалась для него, как ни для кого из своих.
Дух еще жил в нем, но останется ли он, смогу ли я его удержать, об этом я
боялась думать. Ранним утром я снова запела, на этот раз громко, призывая
всю власть, которую могла собрать. И под моим жезлом слабое биение сердца
усилилось, и я поверила, что нить стала более крепкой. Наконец, я подняла
безвольное тело. Оно оказалось легче, чем я думала. Я почувствовала кости
под шкурой, как будто Джорт долгое время голодал.
Мы возвращались через холмы, и я все время пела и пела, борясь за
жизнь существа, которое удержала на земных путях.
Когда мы пришли в лагерь, маленький народ так обрадовался, что
нарушил мою сосредоточенность своими криками и мыслями. Я опустила Джорта
рядом с Симлой. Она все еще была жива, на что я не надеялась. Я снова
перевязала ее рану, но видела, что Симле осталось недолго. Я взяла ее
обеими руками за голову, как делала часто, и задала ей Вопрос. Она долго
сидела так, а потом дала Ответ. Остальные сидели вокруг и тихонько
повизгивали. Ведь маленький народ - не Тэсса, им нужно много мужества,
чтобы дать такой Ответ, они не верят, как мы. Я вызвала у Симлы самые
лучшие воспоминания и пустила ее блуждать по ним, в то время, как вся боль
ушла из ее тела. Симла была довольна и счастлива. И в наивысший момент ее
счастья я дала освобождение согласно Ответу. Но в меня будто вонзился меч,
потому что память и горька, и сладка, и это стало добавкой к моей тяжести.
Я завернула Симлу - ту ее часть, которая больше не имела отношения ни
к нам, ни к той части, что освободилась, и положила среди скал. Джорт
крепко спал. Если возможно выздоровление, то оно начнется...
Затем я осмотрела лагерь, зная, что должна уйти и найти помощь, если
смогу, и сделать это быстро. Потому что, если пришел Озокан, могут прийти
и другие. Поев сама и накормив маленький народ, я занялась приготовлениями
к отъезду.
Один из фургонов пришлось оставить, и я взяла из него все, что могло
нам понадобиться. Грабители многое уничтожили, но все, что осталось из
пищи и лекарств, я погрузила. Клетки маленького народа я поставила в два
фургона и удобно устроила их обитателей. Джорта я положила на мягкий мат
за своим сидением в передней части фургона и приказала казам отправляться.
Фургоны следовали один за другим, так что задним фургоном не было нужды
управлять.
Солнце светило неярко, потому что уже приближалась зима. Каждый сезон
имеет свое очарование. Некоторые считают осень печальным явлением, потому
что многое, жившее при жаркой погоде, как бы умирает и исчезает с земли, и
приход зимы страшит их. Но ведь у каждого времени года своя жизнь и
энергия, и каждый сезон имеет какие-то свои преимущества перед остальными.
Для Тэсса зима - время отдыха, встреч членов клана и духовного
общения, время суда и обучения. И в этом году я, Майлин, предстану перед
судом моего народа. Но пока еще осень не ушла из страны. Хотя искра жизни
Джорта чуть тлела, она все еще не погасла.
Дважды издали я видела отряды всадников, но даже если они и видели
мой маленький поезд, они не обратили на нас внимания, потому что искали не
меня. Может быть, было и к лучшему, что мы ехали открыто, средь бела дня -
ведь Тэсса всегда были чужаками для равнинных жителей и известными
бродягами, а ночное путешествие могло возбудить подозрения.
Казы, хорошо отдохнувшие в лагере и вдоволь накормленные и напоенные,
уже много часов шли небыстрым, но ровным ходом, и я намеревалась проехать
больше того расстояния, что обычно проходили за день. Я спешила, потому
что время было мне не другом, а страшным врагом. Иногда я останавливалась
и смотрела на свой народ. Больше всего мне не хватало Симлы.
Она значила для меня больше, чем другие, потому что нас связывал
давний обмен. Эту связь нельзя объяснить словами. Никто другой не смог бы
заменить мне Симлу. Если бы я ушла из жизни раньше ее, она тоже
чувствовала бы такую же пустоту.
Интересно знать, если Крип Ворланд снова получит свое тело, а дух
барска вернется в свою законную оболочку, будет ли этот инопланетник
считать себя объединенным с другой формой жизни? Никто из его рода не
испытал такого обмена.
Мы опять ехали в Долину. Теперь я думала о Древних. Что случилось с
нашим посланием из Ырджара? Малик говорил мне, что ответа не было. Придет
время, которого я не могу и не хочу избежать, когда я должна буду
предстать перед собранием, рассказать обо всем, что сделала, и обосновать
сделанное. Однако, я не верю, что мои причины будут достаточно сильны,
чтобы противостоять весу гнева Древних.
Я изгнала эти размышления из своего мозга, потому что темные мысли
навлекают несчастья. Вместо этого я собрала все, что могла, для блага, и
выбрала растущую песню, ибо рост - близкий родственник выздоровления и,
может быть, один - часть другого. Казы по-прежнему шли к Йим-Сину, я пела
для Джорта и для маленького народа. В такой песне вся энергия связана в
единую волю-желание, но может и распасться, если понадобится.
Наступила ночь, и я увидела в темноте отблеск огня, указывающий на
какое-то насилие. За холмами лежала страна Осколда, мы ехали сейчас по
равнине. Может быть, Осколд объявил войну захватчикам, а может,
распространилась какая-то давняя ссора. Я вспомнила разговоры, слышанные в
Ырджаре, о том, что "Лидис" ушел с планеты, чтобы избежать какой-то
опасности.
Во время войн равнинных жителей Тэсса, следуя древнему правилу,
поднимались в горы, в безопасные места. Так что, думала я, возможно, и
другие фургоны движутся в эту ночь, но не рискнула послать мысль. Я пела,
и в песне было больше могущества, чем обычно, так как мы ехали под Луной
Трех Колец.
Я поняла это, когда повернулась на сидении и подняла свою палочку над
исхудалым телом барска. И почувствовала, как она ходит вверх и вниз, не
касаясь ни кожи, ни меха, и изменяет всю энергию за одно движение. Моя
рука устала, во рту пересохло, горло саднило. Я отодвинула жезл в сторону
и наклонилась. То, что было чуть мерцающей искрой, теперь горело ровно. Я
слишком устала, чтобы посылать мысль, но теперь знала, что это чуть не
погибшее создание будет жить. И с возвращением жизни наверняка будет
принято и то, что я могла ему предложить.
Мы остановились у поворота на главную дорогу в Йим-Син. Я выпустила
тех животных, которые хотели побегать, и занялась оставшимися. Борба
прибежала с сообщением, которое немедленно выгнало меня из фургона на
дорогу.
Мой нос не мог ощущать того, что было ясно написано для моего
маленького народа, но и мои глаза видели, что по этой дороге проехали
большие отряды всадников. Я не слышала запахов, как мои животные, но зато
улавливала в воздухе нечто другое. Здесь проехали опасность и злоба,
причем проехали недавно. Ехать за ними могло быть опасно.
Однако, выбора у меня не было. Что выслеживают эти люди? Всем
известно, что эта дорога ведет только в Долину, а этого места
остерегались, туда ехали только те, кого посылал рок. Я не могла поверить,
что какой-то всадник поедет туда добровольно. Была только одна причина,
которая могла объяснить такое безрассудство и пренебрежение обычаями:
Долина имела два выхода, с запада, с той дороги, где мы сейчас находились,
и с востока, где путь шел через земли Осколда. Неужели какой-нибудь из его
врагов, движимый безумной ненавистью, решился ввести своих людей в Долину,
чтобы выйти затем в центр владений Осколда? Для вождя такое оскорбление
обычаев было почти невероятным, однако, во время диких войн творилось и
худшее, что потом удивляло людей, оглядывающихся назад и не способных
поверить, что такое было. Людей вело безудержное желание победы над
врагами, и они сметали все, что случайно попадалось на их пути.
Я думала о тишине и покое Умфры и о тех, кто хранил этот покой
несчетные годы и теперь не мог поверить, что кто-то может смутить его. Они
могли оказаться в роли насекомых под чьими-то неосторожными шагами.
Конечно, всего этого могло и не быть. Да у меня и не было другого пути,
так что я собрала свою компанию, накормила и напоила ее, и мы стали ждать
луны. В эту ночь мне нужна была луна, она поднимала и укрепляла мой дух,
давала мне силу.
Луна взошла, ее не закрывали облака, но ее свет тускнел от огней
внизу. Я увидела это и закусила губу: огонь поднимался от Йим-Сина, и
такие красные цветы выращивала только война. То, чего я боялась,
действительно было!
Я снова запрягла казов и выехала на дорогу. По ее гладкой поверхности
мы ехали быстрее. А, собственно, зачем торопиться? Приехать в горящие
развалины разграбленного Йим-Сина? У меня был свой род оружия, но оно не
для таких баталий.
Можно было свернуть с дороги. Впереди была некая точка, от которой я
могла добраться до безопасной высокогорной области. Если весь Йиктор сошел
с ума, здоровым лучше собраться вместе и отсидеться - пусть остальные
уничтожают друг друга.
Позади послышалось то, за чем мои уши внимательно следили - слабое
движение мата. Я оглянулась. Глаза барска были открыты, но никаких
признаков разума в них не блестело. Меня кольнул страх - неужели Джорт
действительно взял верх, а человек ушел в небытие? Иногда случалось, хоть
и редко, что человек не мог пересилить звериную природу.
- Крип Ворланд! - мысленно окликнула я его, резко, как призыв к
оружию, со всем своим мастерством.
Его глаза были пустыми, в них ничто не жило. Как будто я снова
смотрела на барска, которого я отобрала у Отхельма, на животное, глубоко
пораженное бедствиями и уже уходящее из жизни.
- Крип Ворланд! - еще раз воззвала я к его мозгу.
Его голова шевельнулась, как будто он хотел избежать удара. Он и в
самом деле отступил, его мозг был так же далек от меня, как его жизненная
сила была далека от прежней.
- Крип Ворланд! - я подняла жезл, подставила под лунный свет и
опустила на голову барска.
У него вырвался крик боли и ужаса, такой плач, какого я никогда не
слышала ни от одного животного, и мой маленький народ ответил ему, каждый
на свой лад. Барск пытался встать, но я положила руку на его плечо,
стараясь не касаться раны, и под давлением он лег снова.
- Ты - Крип Ворланд! - я выпустила каждое слово, как стрелу из лука,
вбивая в его мозг и крепко удерживая, чтобы они не выскочили. - Ты -
человек! ЧЕЛОВЕК!!!
Он снова взглянул на меня глазами животного, но в них уже было что-то
иное. Отвечать он не пытался. Если его оставить в покое, он снова уйдет. Я
не могла допустить этого, потому что не была способна вернуть его к жизни
вторично.
- Человек, - повторила я. - И пока человек жив, живо и его будущее.
Клянусь тебе... - я поставила пылающий жезл между нами и увидела, как его
взгляд переходит с жезла на меня и обратно. - Я клянусь тебе властью этого
жезла, а меня такая клятва связывает больше, чем жизнь или смерть, что еще
не все потеряно!
Достаточно ли он готов принять эти слова, понять их, а поняв,
поверить?
В это время и в этом месте я ничего больше не могла сделать,
остальное зависело только от него самого. А что я знала о движущих силах
инопланетников и могла ли указать ему ту или иную дорогу?
Долгую-долгую минуту я боялась, что все пропало, что он понял, но не
поверил.
- Что осталось?
Его мысль-речь была очень слабой, я с трудом ухватила ее.
- Все! - я торопилась поддержать и укрепить контакт.
- А что все?
- Временно - новое тело, человеческое тело. В нем ты можешь
беспрепятственно отправиться в Ырджар. Там ты либо последуешь в космос за
своим кораблем, либо найдешь способ вызвать его за тобой на Йиктор.
Примет ли он это?
- Какое тело?
Меня подбодрило, что его мысль окрепла. Он больше не отталкивал
контакт со мной, как вначале.
- Оно ждет нас.
- Где?
- На холмах.
Я надеялась, что говорю правду. Я должна верить, что это правда, или
все пропадет. Он посмотрел мне в глаза.
- Ты, видимо, имеешь в виду то...
Контакт снова ослабел, но на этот раз не по его воле, видимо,
ослабело тело.
- Да. Но ты серьезно ранен, тебе надо спать.
Я была больше, чем уверена, что, пока он так слаб, надо отложить
решение или немедленные действия. Он снова положил голову на мат, закрыл
глаза и уснул. Фургон ехал дальше. Мне было не до сна. Я не могла
подвергать опасности маленькие жизни, тесно связанные со мной. Один раз я
воспользовалась ими, приняла их помощь. Теперь же надо было отправить их в
безопасное место. Как только мы доедем до поворота в наше высокогорье, мы
разделимся. Я вложу в мозг казов программу их движения на день-два. Затем,
конечно, если Тэсса не уловят сигнал бедствия, который я тоже пошлю,
животные могут уйти в пустынные места для безопасности. Это было лучшее из
того, что я могла сделать для них.
Все шло так, как я планировала. Я оставила один фургон, а два
отправила, вложив приказ в мозг казов. Через несколько часов он мог
ослабеть, но я дополнительно включила маленький механизм, который заставит
их держать направление к возвышенности и известит Тэсса, что животным
нужна помощь. Они были в незакрытых клетках, я оставила им пищу и воду.
Я долго смотрела вслед фургонам. Когда они скрылись из виду, я
вернулась в свой фургон. Джорт все еще спал. Нас везли два самых лучших
каза, приспособленных к тяжелой работе. Я посмотрела на далекий огонь. Он
несколько потускнел. На заре следующего дня мы попадем в опасность, но в
чем она заключается, я не пыталась угадать.

16

Как всем Тэсса, возвышенные места нравились мне больше, чем
равнинные, где иногда трудно дышать, где столько пыли от земли и от людей
с их тупым мозгом и тяжеловесными мыслями. Я не знала, откуда пришла наша
раса, наша история так длинна, что ее начало затянуто туманом. Некоторые
считают, что мы, возможно, и не с Йиктора, а происходим из другого мира,
на этой планете мы чужаки, как тот инопланетник, что едет со мной. Но если
это и так, мы здесь уже настолько давно, что даже легенд о нашем прибытии
сюда не осталось.
Когда мы еще жили под крышами, наши города располагались в горах,
поэтому мы без затруднений остались наверху, когда другая раса пришла
из-за моря и поселилась здесь, на равнинах. Для них были низины, для нас -
высокие места.
Теперь, когда фургон поднимался к Йим-Сину, моему сердцу стало чуть
легче, как бывает с каждым странником, когда он входит в страну, где его
рады видеть. Но одновременно возрос и страх. Будь здесь Симла, она могла
бы разведать все, была бы моими глазами и ушами. Но никто не мог заменить
мне ее.
Солнце вставало, но было скрыто вершинами холмов, так что для нас не
было ни полного света, ни тепла. Я поела, не останавливая фургона, но
больше не пела, потому что моя сила упала после всех призывов, которые я
сделала за последние несколько часов, а то, что осталось, могло
понадобиться в качестве оружия. Мы все еще видели следы отряда, прошедшего
перед нами.
На склонах холмов были виноградники. Их листья увяли и покраснели. Но
не было ласкового ветерка, шевелящего листья, только запах гари. Я уже
угадывала, что найду в Йим-Сине.
Дым все еще тянулся из куч золы. Из зернохранилища валили маслянистые
клубы. Я намочила шарф и завязала нос и рот. Глаза ело. Огонь пощадил
только храм Умфры, но большие ворота криво висели на петлях, и было видно,
что их протаранили. Йим-Син был захвачен внезапно, горстка его обитателей
ухитрилась добраться сюда в надежде, что святыню не тронут.
Эти убийства и разрушения были так бессмысленны, как будто сделавшие
их были оболочками людей, причем куда более скверными, чем любой
человеческий дух, обитающий в этих оболочках. Каким же может быть человек,
когда он сбрасывает всякий контроль над зернами жестокости и зла, живущими
в нем! Я Певица и для получения своей силы прошла через множество проверок
и испытаний. Я из рода Тэсса, народа, давшего обет мира. То, что я увидела
в Йим-Сине, превосходило всякое понимание. Меня трясло и тошнило, я не
могла поверить, что это сделали называющие себя людьми.
Если такое случилось с Йим-Сином, что же с Долиной? Правда, в Долине
была стража, готовая грудью защитить тех, кто жил там. Может быть,
стражники унесли их, чтобы спасти от убийц?
Я пошла обратно к фургону и дала приказ казам. Джорт поднял голову и
взглянул на меня.
- Что случилось?
Я откровенно рассказала ему о том, что нашла здесь, и добавила, что
смерть идет перед нами.
- Кто? Почему?
- Ничего не могу сказать. Предполагаю только, что враги Осколда идут
на него через Долину.
- Я думал, что Долина и ее дороги священны, неприкосновенны...
- Во время войны богов оскорбляют или забывают. Так бывает часто.
- Но как могли равнинные жители сделать такую вещь только ради того,
чтобы потихоньку напасть на лорда, - настаивал он.
- Я думала об этом, но не нашла ответа. Прошлой ночью на равнине
пылали пожары. Я предполагаю, что это не просто вторжение в земли Осколда,
конфликт распространился гораздо шире, и, может быть, уже вся страна в
огне и крови. То, что я видела здесь, не отвечает здравому смыслу.
Объявленные вне закона могут совершать такие акты, но их банды не столь
велики, чтобы напасть на городок, да и кто эти отщепенцы? Ведь Озокан и
его люди умерли.
- Но мы пойдем туда, в Долину?
- Я поклялась тебе, - устало ответила я. - Я сделаю все, что могу,
чтобы хоть как-то исправить сделанное. Смогу ли - ответ на это в Долине.
- Ты хочешь предложить мне тело Маквэда?
Меня не удивили его слова. Он не глуп, а сложить два и два не так уж
трудно.
- Да, тело Маквэда, если ты согласен. Затем ты можешь пойти в Ырджар,
и я пойду с тобой. Мы все расскажем, на твой корабль сообщат, и он,
конечно, вернется.
- Очень уж много "если". Скажи, Майлин, почему ты отдаешь мне его
тело?
- Потому что оно - единственно возможное, - медленно сказала я.
- У тебя нет других причин? Например, желания, чтобы Маквэд снова
жил?
- Маквэд умер. Осталось только то, что пока поддерживает жизнь -
тусклый образ.
- Значит, вы, Тэсса, отделяете человека от тела?
Я не совсем поняла, что он хотел сказать.
- Ты - Крип Ворланд. Разве ты чувствуешь себя менее Крипом Ворландом,
раз находишься в другой внешней оболочке?
Он молчал, обдумывая. Я надеялась, что правильно ответила на его
мысль. Если он согласится, что главное - не тело, а то, что в нем живет,
тогда обмен не будет таким тяжелым для него.
- Значит, вашему народу все равно, какое тело вы носите?
- Конечно, нет! Я была бы безумной, если бы утверждала подобное. Но
мы верим, что внутренняя часть неизмеримо выше внешней, она и составляет
нашу истинную сущность, а внешняя часть - только одежда для глаз и чувств.
Внешняя оболочка Маквэда все еще жива, но то, что было Маквэдом, ушло из
оболочки и от нас. Я предлагаю тебе его бывшее тело, чтобы ты опять стал
человеком.
- Тэсса, - поправил он меня.
- А разве это не одно и то же?
- Нет! - резко возразил он. - Мы очень разные. Как Джорт, я узнал,
что остаток законного обитателя все еще живет в этом теле и может влиять
на меня. Не получится ли так же, если я испробую другое перемещение? Не
стану ли я Крипом-Маквэдом вместо Крипа Ворланда?
- Кто руководит Джортом - человек или барск?
- Человек, я надеюсь... теперь... - нерешительно ответил он.
- Разве Крип Ворланд не останется Крипом Ворландом независимо от
тела, в котором он живет?
- А ты уверена?
- Есть что-нибудь в этом мире, под любым солнцем, в чем можно быть
уверенным?
- Только в смерти.
- А вы, инопланетники, уверены в смерти? Вы верите, что она конец, а
не начало?
- Кто знает? Вряд ли мы можем получить правильный ответ на вопрос,
какой хотели бы задать. Итак, ты предлагаешь мне тело, близкое к моему,
пропавшему. Ты сказала, что потом мы поедем в Ырджар. Но, похоже, нам
придется иметь дело не только со своими заботами, но и с войной, лежащей
между нами и Ырджаром.
- Крип Ворланд, разве я обещала тебе, что все будет легко и просто?
- Нет, - согласился он. - Но как ты вообще можешь обещать мне тело,
если те, кто идет перед нами, расправятся с Долиной, как с Йим-Сином?
- В Долине есть стражники, а здесь их не было. Они могут защитить
тех, кто там живет. Я предложила тебе лучшее из того, что могу, Крип
Ворланд. Большего не может сделать никто - ни человек, ни Тэсса.
- Согласен.
Он, видимо, только сейчас заметил отсутствие остальных членов нашей
компании, потому что спросил:
- А где животные?
- Я отослала их туда, где, я надеюсь, мой народ встретит их. Если же
этого не случится, они будут бродить по своей воле.
После паузы он сказал:
- У всех нас изменилась жизнь после той прогулки на ярмарке в
Ырджаре. Я никогда не поверил бы этой истории, если бы не пережил ее сам.
- Материал для легенды, - согласилась я. - Говорят, что если глубже
покопаться в любом древнем сказании, то в нем обязательно найдешь зернышко
истины.
- Майлин, кем был для тебя Маквэд?
Я была застигнута врасплох, и он, видимо, почувствовал это.
Неожиданность вырвала у меня правду.
- Он был спутником жизни моей родной сестры Мерли. Когда... когда он
ушел от нас, я боялась, что она последует за ним. Она до сих пор
отворачивает лицо от полноты жизни.
- Скажи, вернется ли эта связь с возвращением Маквэда? - второй его
вопрос был так же остр.
- Нет. Ты будешь носить тело Маквэда, но ты не Маквэд. Однако, увидев
тебя, она, может быть, примирится с правдой и снова выйдет из тьмы к
свету.
Наконец, мое несчастное, раздражающее желание было высказано словами.
- Но твой народ узнает, что я не тот, кем кажусь?
Он, видимо, не слышал моих последних слов. Я улыбнулась, но улыбка
вышла кривой.
- Не думаешь же ты, что скроешь от Тэсса свою истинную сущность, Крип
Ворланд? Всякий узнает тебя с первого взгляда. И я должна сказать тебе,
что они этого не одобрят. Я нарушаю все наши Уставные Законы, отдавая тебе
жилище Маквэда даже на время. Они не могут предотвратить это действие, но
я за него отвечу.
- Тогда зачем...
- Зачем я это делаю? Надо ли спрашивать, инопланетник? Я поклялась
самой сильной клятвой своего народа, что сделаю для тебя все, что в моих
силах. Не могу сказать, почему все это свалилось на меня, но тот, кто
несет груз, ниспосланный Моластером, не должен жаловаться.
Больше он ни о чем не спрашивал, и я была рада, что он погрузился в
свои мысли, потому что я занялась своими. Я сказала ему чистую правду. Он
будет в теле Маквэда, но Маквэдом не станет. Однако, как зверь влияет на
вселившегося в его тело человека, так и Маквэд в какой-то степени повлияет
на него. Тем более, что этот инопланетник восприимчив к власти эспера.
Маквэд был Певцом второй степени. Он должен был по своим знаниям
подняться выше, когда его убили в теле животного. Это было молодое
животное, еще ни разу не использованное для обмена, и после тяжелого
ранения оно впало в каталепсию, так что мысленные приказы не достигали
мозга. Но животная часть не могла полностью овладеть всем человеческим
мозгом, как и человек не может полностью владеть животным. Значит,
остальное осталось в Маквэде, может быть, даже большая его часть? Даже
Древние не знают, насколько полным бывает обмен. Во всей нашей истории не
было случая, чтобы человек вернулся в человеческое тело, но не в свое.
Допустим, что этот остаток в теле Маквэда проснется и повлияет... Я не
уверена в этом, но надеюсь, что даже часть Маквэда может осветить на время
дни Мерли и заставит ее вернуться к нам.
Я смотрела на спины казов и на дорогу, но не видела ничего, кроме
лица Мерли и обмена, который может привести к тому, что Маквэд - часть
Маквэда - какое-то время будет рядом с ней. Даже если того, о чем я
мечтала, не произойдет, я все равно сдержу клятву - мы поедем в Ырджар и
постараемся сделать обмен, если это удастся.
Я думала о Долине и о том, что могло там случиться за эти дни. По
всем признакам те, кто покончил с Йим-Сином, должны уже достичь Долины, а
мы двигались медленно. Мы проехали участки, где когда-то стояли часовые и
спрашивали путешественников о цели их поездки. Теперь там часовых не было,
и я не останавливалась искать их. Я не торопилась со спуском, чтобы не
приехать как раз во время сражения. Стража Долины может не разобраться,
кто друг, а кто враг. И кто знает, возможно, какая-то доля здравого смысла
заставит всадников вернуться наверх. Мы остановились в пустынном месте. В
горном потоке бурлила вода. Я распрягла казов, чтобы они попаслись.
- Никаких других следов? - спросил инопланетник, когда я принесла ему
воды.
- Кроме них, никто не ехал этим путем. Но кто они и зачем они
здесь... - я покачала головой.
- Ты могла бы своей властью ограничить их?
- Ты можешь посылать мысль. А владеешь ли ты телепортацией или
чем-нибудь подобным?
- Нет. Есть такие, кто владеет, но я еще не встречал ни одного. Но я
думал, что Тэсса...
- Могут совершать еще более удивительные действия? Иногда да, но для
этого должно быть подходящее место и время. Имея и то, и другое, я могу
послать читающий луч и частично увидеть будущее, вернее, усредненное
будущее.
- Усредненное? Разве оно разное?
- Да, потому что оно зависит от действий. Разве человек всегда думает
одинаково - сейчас и через час, сегодня и завтра? То, что кажется
правильным и разумным сейчас, позднее выглядит иначе. Следовательно, можно
прочесть только будущее в широком смысле. Но наше положение в будущем
меняется из-за необходимости встречаться с тем или иным кризисом. Я могу
сказать тебе о судьбе нации, но не о судьбе отдельного ее члена.
- Но ты могла бы сказать о будущем Долины?
- Возможно, будь у меня время, но у меня его нет. Долина слишком
далека.
- Ну, скоро мы узнаем это на себе. Когда я встретил тебя в той
ложбине? Давно это было? С тех пор я потерял счет дням.
- Дни, носящие числа, - я покачала головой, - не касаются Тэсса. Мы
давно перестали иметь дело со счетом дней. Мы помним, что произошло, но в
какой именно день, не знаем.
Будь Ворланд сейчас человеком, он бы рассмеялся.
- Вы совершенно правы, Госпожа! Того, что случилось со мной на
Йикторе, вполне достаточно, чтобы забыть счет дням. Но когда я пришел из
крепости Озокана в ваш чистый лагерь, я думал, что вижу какой-то живой и
очень неприятный сон, и я был склонен время от времени возвращаться к этой
уверенности, потому что это могло объяснить случившееся, и это легче, чем
думать, что я наяву жил и живу... здесь.
- Я слышала, что в иных мирах есть методы, чтобы вызвать такие сны.
Возможно, ты испытал их и поэтому готов был поверить в такое и здесь. Но
если ты спишь, Крип Ворланд, то я-то не сплю! Если только я не часть
твоего сна...
- Майлин, ты замужем?
Я вспомнила, что за все время этого странного приключения, в котором
мы участвовали, мы ни разу не задавали таких вопросов и не интересовались
прошлым друг друга.
- Нет. Я Певица. Пока я пою, у меня нет спутника жизни. А у тебя? Я
слышала, что Торговцы имеют семьи. Может, у вас, как у Певцов: либо -
либо?
- В этом роде.
И он рассказал мне о жизни своего народа, повенчанного со многими
звездами, а не с одной. Торговцы женятся, но только тогда, когда достигают
определенного ранга в своих кампаниях. Иногда женщины с планеты принимают
ради мужа жизнь Торговца. Но чтобы Торговец покинул свой корабль ради
женщины - это немыслимо.
- Ты похож на Тэсса, - сказала я. - Укорениться в одном месте - для
нас смерть. Мы летаем по всему Йиктору, суше и морям, по своей воле. У нас
есть определенные места, где мы собираемся, когда нужно. Но в остальное
время...
- Цыгане.
- Что? - спросила я.
- Древнее слово. Обозначает народ, который всегда странствует.
Видимо, когда-то была такая нация, очень-очень давно в каком-то далеком
мире.
- Вот и у Тэсса пристрастие к свободному пространству. Я говорила
тебе однажды о корабле, о маленьком народе и о посещении других миров.
- Такое в принципе возможно, но будет стоить больше весовых знаков,
чем их есть в сокровищнице храма Ырджара. Такой корабль надо строить в
другом мире после долгого изучения и экспериментов. Это только мечта,
Майлин, потому что ни у кого нет и не может быть такого богатства, чтобы
воплотить эту мечту в жизнь.
- Что является сокровищем, Крип Ворланд? Что есть богатство? В разных
мирах оно принимает разные формы?
- Сокровище - это редкая и ценная вещь на каждой отдельной планете. В
некоторых случаях редкость - самое прекрасное и ценное, в других же -
самое бесполезное. На Законе сокровище - это Знание, законцы считают его
своим богатством. Привези им неизвестный артефакт, легенду, намек на
что-то новое в Галактической истории - и ты дал им сокровище. На Сарголе
это мелкая травка, когда-то бывшая самой обычной на забытой Земле, она
неотразима для сарголийцев, которые охотно дают в обмен на нее драгоценные
камни. А на другой планете в обмен на такой камешек величиной с ноготь
твоего мизинца человек может жить как лорд на Йикторе лет пять, а то и
больше. Я могу насчитать тебе целую кучу сокровищ для четверти Галактики,
так как они проходят через наши склады. Так вот, у каждого мира есть свое
сокровище, то, кажется целым состоянием на одной планете, - а на другой
окажется либо ничем, либо даже большим.
Он мысленно засмеялся, даже пасть барска раздвинулась в слабом
подобии улыбки.
- Но обычно меньше, чем больше. Лучше всего камни, потому что камни и
произведения искусства у многих рас и народов считаются ценностью и
оберегаются.
- А какого рода сокровища понадобятся в тех местах, где могут
построить такой корабль для моего маленького народа?
- Все, что является высокой ценностью. Люди на внутренних планетах
пресыщены самым лучшим из сотен миров. У них есть торговля, есть корабли,
привозящие все сокровища, какие только можно достать. Нужно что-то очень
редкое, никогда не виданное, или такая сумма торговых кредитов, на которую
можно купить половину наших складов.
Я запрягла казов, и мы снова двинулись в путь. По дороге я думала о
природе сокровищ и о том, как по-разному они ценятся в разных мирах. Я
знала, что берут инопланетники на Йикторе, и представляла себе, какой груз
считается обычным. У нас есть камни, но не такие редкие, чтобы
инопланетные торговцы стремились их покупать. И я решила, что в глазах
таких экспертов Йиктор может считаться бедной планетой.
Тэсса не собирали материальных богатств, как равнинные жители. Если у
нас оказывалось больше вещей, чем было необходимо, мы оставляли лишнее в
тех местах, где собирались, чтобы их взяли те, кому понадобится. Наши шоу
животных собирали много денег, но мы не копили их. Мы рассматривали шоу
как тренинг и для животных, и для Певца, а кроме того, как хороший предлог
для скитальческой жизни.
Лежать на каком-то сокровище и беречь его - это чуждо нам. Если мы
поступали так в прошлом, когда жили в городах, то теперь забыли об этом.
Пока мы медленно ехали по дороге, я спросила:
- А что у вас считается самым драгоценным? Камни? Какие-нибудь редкие
вещи?
- Ты имеешь в виду меня или мой народ?
- То и другое.
- Я отвечу одним словом, потому что как для меня, так и для моего
народа, самое дорогое - корабль!
- И вы ничего не собираете?
- Мы собираем, сколько можем, те сокровища, которые нужны другим, и
все это, за исключением, конечно, того, что мы тратим, складываем в
корабль на наш счет.
- И много ли ты когда-нибудь соберешь?
- Может быть, столько же, сколько в поместьях лордов на Йикторе. Им
тоже нелегко их завоевать, хотя способы у нас разные.
- А ты уверен, что у тебя когда-нибудь будет это богатство?
- Никто добровольно не расстается с мечтой, даже когда возможность ее
реализовать ушла в прошлое. Я думаю, человек всегда надеется на счастье,
пока жив.
Мы сделали привал, но не на всю ночь, а лишь на несколько часов. Я
смотрела, как восходит луна, но не сделала ни одного движения, чтобы
призвать ее власть - сейчас не время. Так что я не поднимала жезл и не
пела. Я только помогала казам мысленной силой, когда и где могла.
Луна низко висела, когда мы подъехали к спуску в Долину. Барск
завозился и пытался встать. Я остановила его.
- Мы над Долиной. Лежи, отдыхай, пока можно.
- Ты спускаешься?
- Я приму все предосторожности, - я выставила жезл, запела внутреннюю
песню и стала спускаться.

дальше