8

В девять утра старшая сестра Нади Корневой подняла шторы. Солнце хлынуло в комнату. На столике сверкнули никелированный будильник, хрустальная вазочка с цветами и вездесущие пробирки в штативе. Ветер заиграл краем шторы, черный котенок с белой меткой на голове уставился на штору зелеными глазами и весь подобрался, готовый прыгнуть.
- Десятый час, Надюша! - сказала сестра.
- Десятый? - изумилась девушка и приподнялась в постели. - А мне кажется, что я только легла.
- Ты вчера пришла домой во втором часу ночи, - с укоризной проговорила сестра и подобрала прядь волос, прикрывавшую синие Надины глаза. - Где же ты загулялась?
- Что ты! Работала, не разгибая спины.

Вчера Надя пыталась восстановить злополучную зачеркнутую строку в "приказе", фотографируя ее с цветоделением. Она поместила сзади объектива большого аппарата инфракрасный фильтр, осветила вставленную между стеклами записку двумя рефлекторами с сильными лампами. Потом зарядила кассету специальной пластинкой и, открыв шторку, сняла "приказ" с получасовой выдержкой. Но, когда проявила снимок, убедилась, что работала впустую. Она несколько раз меняла фильтр, устанавливала прямое и косое освещение, изменяла время выдержки, снова и снова фотографировала, но ничего не получалось! Тогда она догадалась, что в чернилах, которыми написана строка, нет ни сажи, ни графита, ни других черных красителей и фотографирование через инфракрасный фильтр не приведет ни к чему. Часы показывали полночь, когда девушка начала снимать "приказ" в проходящем свете. Она зажгла вольтову дугу, ослепительный свет проник через матовое стекло и равномерно распределился по записке, просветив ее насквозь. Такое фотографирование "приказа" с двадцатиминутной выдержкой наконец дало результат! После проявления снимка Корнева различила контуры штрихов зачеркнутой строки. С помощью почерковедческого исследования она прочитала текст. Девушка была очень довольна. Однако, когда сняла свой белый халат и увидела на нем рыжие пятна от проявителя, стала мысленно так ругать Мозарина за несносную торопливость, что после даже пожалела его…
- Понимаешь, - сказала Надя сестре, причесываясь перед зеркалом, - есть у нас один офицер. Вообще ничего себе. Но язвительный, доложу я тебе…
- У вас все такие?
- Требовательные? Конечно! Но понимают, что наше дело трудное и серьезное. А этот приходит… - тут, изображая Мозарина, Надя вздернула голову, выпрямила плечи, - приходит, словно в кассу театра: "Два билета в партер, середина!" Я еще с ним поцапаюсь…
Когда, позавтракав, Надя уехала на службу, сестра позвонила по телефону мужу.
- Знаешь, - проговорила она, - по моему, наша Надюшка неравнодушна к одному из офицеров милиции…

Мозарин с кем то разговаривал в коридоре. Надя нарочно прошмыгнула мимо него так, чтобы он не видел ее, но лейтенант заметил эту уловку и, пожав плечами, спросил товарища, сослуживца по ОРУДу:
- Ты давно знаешь Корневу?
- Давно. Способная девушка!
- А почему она ведет себя иногда так… заносчиво?
- Ну что ты, Михаил, присмотрись к ней хорошенько! Что то ты к ней слишком пристрастен!
Мозарин прошел в свою комнату. Там кипел рабочий день: приходили вызванные повестками свидетели, шоферы, заведующие гаражами. Офицеры читали протоколы дознаний, составляли запросы в учреждения, писали обвинительные заключения. Словом, это были обычные будни: оперативные работники осторожно, с помощью всех разнообразных отделов милиции и населения распутывали самые замысловатые уличные происшествия.
Мозарин перечитал протокол допроса Людмилы Иркутовой, сопоставил ее показания с теми сведениями о ней, которые выяснил, и пришел к твердому заключению, что именно она виновница несчастного случая на улице Горького. Это его убеждение особенно укрепилось после того, как он сам увидел, что Людмиле присуще лихачество и она, судя по ее поведению, считает это не своим недостатком, а, наоборот, достоинством. Даже кокетничает этим. Во всяком случае, эпизод со сшибленным старичком не заставил ее задуматься. Она, как была сорвиголова, так и осталась.
Лейтенант набросал план обвинительного заключения и, взяв дело № 306, поднялся, чтобы пойти к Градову. Зазвонил телефон. Он снял трубку.
- Лейтенант Мозарин слушает.
- Здравствуйте, товарищ оперативный уполномоченный. Говорит Грунин.
- Здравствуйте.
- Я все насчет той машины. Понимаете, просто мучаюсь… Я ведь смотрел на этот автомобиль, когда он под дождем сворачивал в переулок. В некоторых местах с него будто серебристая краска сходила.
- Благодарю вас, гражданин Грунин, - сказал Мозарин. - Мы уже знаем, что машина была синего цвета.
- Ну, тогда простите, до свиданья.
- Минутку. Вы можете нам понадобиться. Как у вас обстоит дело с жильем?
- Сегодня вечером обещали номер в "Москве".
- Очень хорошо. До свиданья.

Мозарин еще не видел Градова после допроса Людмилы. Когда Михаил вошел в кабинет, Градов нервно шагал по комнате и, доходя до угла, по военной привычке резко поворачивал "кругом".
- Вчера думал, сегодня думаю! - сказал майор, подойдя к своему столу, и вдруг хлопнул по нему рукой. - Всё против Иркутовой. Всё! А не она, чувствую, что не она!
Мозарин не раз убеждался, как профессиональный опыт, соединенный с интуицией, - шестое чувство, как говорят, - помогает оперативным работникам. Но улики против Иркутовой были настолько неоспоримы, что молодой офицер только руками развел.
- Что ж, - вздохнул он, - полагаюсь на ваш опыт! Но у меня его нет, и я брожу в потемках.
- А ну ка, садитесь, лейтенант, - велел Градов, продолжая шагать по кабинету. - В следствии всякое доказательство рождается из факта, наблюдения, опыта. Это закон логики. Безусловно, со временем вы будете обладать профессиональным опытом. Но мой долг предупредить вас: факты бывают коварны. Иногда внутреннее убеждение протестует против, казалось бы, очевидного факта. В таком случае надо еще и еще раз проверять и проверять. Как в науке, где не всегда "голый" общеизвестный факт приводит к истине. В самом деле, лейтенант, в следствии мы должны установить причину преступления, правильно объяснить действия, скажем, подозреваемой Иркутовой, свидетельницы Былинской, пострадавшей женщины. Но объяснить, не только придерживаясь той или иной статьи Уголовного кодекса, а смотря на все глазами исследователя и человека, долг которого - оберегать советское общество. Понятно?
- Понятно, товарищ майор. Но ведь улики против Иркутовой очень убедительны!
- Конечно, косвенные улики против Иркутовой серьезные. Если принять во внимание ее характер, прежний наезд на человека, отсутствие всякого алиби, то улики,
честно говоря, прямо неотвратимые! На вашем месте я тоже был бы в недоумении. - Майор заложил руки за спину. - Помню, когда я начал работать в Уголовном розыске, то все пытался действовать по формуле, которую приписывают Цицерону: кто, что, когда, где, зачем, с помощью кого, каким образом.
- Погодите, товарищ майор, - попросил Мозарин и, вынув блокнот, стал быстро записывать формулу.
- Тогда уж добавьте к первому вопросу этой семичленной формулы еще один, который необходимо задавать себе во время расследования преступления: qui pro dest ? - кому выгодно или полезно? Кстати, запомните, что в двести седьмой статье нашего Уголовно процессуального кодекса говорится, что обвинительное заключение можно писать, приблизительно придерживаясь ответов на эти вопросы и вдобавок еще указывая статью Уголовного кодекса, по которой привлекается обвиняемый.
- Спасибо, товарищ майор! Я записал.
- И вот, действуя только по этой формуле, я стал попадать впросак… Что за черт! Все как будто правильно, а толку не получается. Тогда мой учитель - полковник Аниканов - и сказал мне то, что я вам минуту назад говорил: эта формула годится только для установления фактов, а для правильной оценки их нужно коммунистическое мировоззрение и внутреннее убеждение. А я не убежден в виновности Иркутовой. Нет, не убежден!
- Но вы же сами заявили, что улики против нее почти неотвратимы?
- Да, лейтенант. А вы думали над тем, что такое улики?
- Думал, применительно к розыску машин.
- А тут встает вопрос об уликах против человека. Я, пожалуй, прочту вам, что по этому поводу писал замечательный русский дореволюционный судебный деятель Анатолий Федорович Кони. - Градов подошел к книжному шкафу, взял второй том книги Кони "На жизненном пути". - Ну вот, - сказал он, перелистав страницы и найдя нужное место, - слушайте! "Улики - это обстоятельства, которые лишь в известной совокупности, связанные между собой цепью умозаключений и логикой фактов, могут составить доказательство. Эго отдельные кусочки, разноцветные камешки, не имеющие ни ценности, ни значения, и только в руках опытного, добросовестного мастера, связанные крепким цементом мышления, образуют более или менее цельную картину. Таким образом, для пользования косвенными уликами необходимо употреблять более сложный метод, необходимо в каждом отдельном случае устанавливать надлежащие между ними соотношения".
Майор закрыл книгу, поставил ее на место.
- И вот, - продолжал он, - я перебираю неотвратимые улики против Иркутовой. При этом не забываю, что она учится в Театральном институте, а стало быть, обладает фантазией, умеет до известной степени перевоплощаться. Но я спрашиваю себя: могла ли такая девушка, задавив человека, удрать и немедленно, как по нотам, разыграть угон собственной машины? И отвечаю по совести: нет, не могла! Да она была бы так потрясена, что ей и в голову не пришло бы сразу замести следы. Вспомните, как она подбежала к перепуганной девочке. Нет, угнать машину мог только опытный, хладнокровный человек.
- Хорошо, товарищ майор, - сказал Мозарин. - Но, в общем, мы ведь имеем дело с довольно заурядным происшествием - наездом. Оно лишь осложнено инсценировкой угона машины.
- Нет, лейтенант! До сих пор мы подходили к этому делу как к обычному преступлению, потому что оно похоже на сотни подобных ему. А теперь возникает новый вопрос: чем же это преступление непохоже на другие? Отвечаю: тормоза, сигналы, фары машины были вполне исправны. Но в тот момент, когда автомобиль мчался прямо на женщину, фары не светили, сигналы молчали, тормоза не были применены. На что это указывает? На то, что преступление необычное, из ряда вон выходящее, и к нему так и следует подходить.
- Но, товарищ майор, если Иркутова невиновна, то кто же виновен? - спросил Мозарин.
- На этот вопрос мы и должны ответить! - воскликнул Градов. - Мы, советские разведчики по уголовным делам, обязаны не только найти виновных, но и снять обвинение с подозреваемого, если он невиновен. Это очень сложный случай, лейтенант. Начнем розыски с противоположного конца!
- Может быть, с доктора?
- Нет, пока оставим Иркутовых в стороне.
Градов поднял телефонную трубку, соединился с клиникой, спросил у дежурного врача, как чувствует себя неизвестная женщина, доктор ответил, что она все еще без сознания, но есть надежда…
- Да! - сказал майор, кладя трубку на место. - Пока она не придет в сознание, мы будем топтаться на месте. Хотя… - нажав кнопку настольного звонка, он приказал вошедшей секретарше вызвать Корневу.
Надя принесла "приказ" и сказала, что с трудом выявленная строка состоит из ряда цифр и знаков, которые удалось расшифровать. Они означают: "Улица Пушкина, 670".
- Такого номера дома там нет, - заметил Мозарин.
- Думается, - сказала Корнева, - эту цифру надо понимать так: дом шесть, квартира семьдесят. Или дом шестьдесят семь.
- А квартира ноль? - ехидно спросил Мозарин. Надя прикусила губу, сердито покосилась на него и попросила у Градова разрешения уйти. Майор утвердительно кивнул головой.
- Зачем вы подтруниваете над научной сотрудницей? - упрекнул Градов лейтенанта. - Ну, малость ошиблась девушка. Я все таки думаю, что лучше, если мы, работники милиции, будем отличаться излишней вежливостью и чуткостью, чем наоборот. А вы - офицер, да еще фронтовик. Прошу помнить об этом…
- Есть. Разрешите сказать!
- Говорите.
- Вот вы вспомнили, что я, как и вы, фронтовик. А ведь тут есть люди, которые об этом забывают, хотя сами всю войну сидели в тылу.
- Да, сидели, лейтенант, и помногу раз просились на фронт. А им, как, скажем, мне, долгое время настойчиво приказывали оставаться на месте. Но вы очень скоро убедитесь на себе, что наша работа даже в мирное время - фронт!
Майор подошел к книжному шкафу, достал путеводитель по Москве. Он раскрыл книгу на описании улицы Пушкина. Подойдя к большой настольной карте столицы, Градов мысленно прошелся по правой, потом по левой стороне улицы. Нет! Здесь номера домов кончались, далеко не доходя до сотни. А не относится ли этот номер к магазину или столовой? Майор стал внимательно читать путеводитель.
- Ага! Пожалуйте сюда, лейтенант! - воскликнул он и обвел карандашом абзац. - Ясно? - спросил он, когда Мозарин прочел очерченные строки.
- Ясно, товарищ майор!

9

К вечеру Мозарин доложил, что лежащая в клинике женщина - учительница 670 й школы Вера Петровна Некрасова. Лейтенант привел с собой директора школы и любимого ученика Некрасовой - Леню Ильина.
Высокая седая женщина в светлом платье опустилась в кресло против Градова. Серые глаза с тревогой взглянули на него. Положив на стол худощавые руки, она с волнением спросила:
- Вера Петровна будет жить?
- Врачи надеются, что да, - ответил майор.
- Педагоги и ученики очень любят Веру Петровну. Она опытная учительница и чудесный человек!..
- Давно она у вас работает?
- До войны работала шесть лет. После возвращения в Москву - третий год.
- У нее есть родные?
- Были… Когда то… Фашисты загнали ее семью с другими жителями села в сарай, облили стены керосином и подожгли.
- А где же в это время была Вера Петровна?
- Она пятнадцатого июня сорок первого года поехала на Украину, погостить к родителям, да так и осталась там. Ее отец был председателем колхоза. Вера Петровна ушла в партизанский отряд. Во время боя ее, раненую, захватили в плен. До сорок пятого года она просидела в концентрационном лагере.
- Откуда это вам известно?
- Она сама рассказывала. У нее имеются документы.
- Почему же вы не побеспокоились о том, что она так долго не появляется в школе?
- Теперь ведь каникулы… К тому же она собиралась уехать в деревню и вернуться только к началу школьных занятий. Я была рада за нее. Она все время лечится у гомеопата, сидит на диете. Она очень переутомилась, а тут еще под трамвай чуть не угодила. А еще раньше - вот не везет человеку! - над ее головой сорвалась малярная люлька. Оба случая очень странные. Я и пришла, собственно, для того чтобы об этом заявить.
- В каком смысле странные?
- Вы, пожалуйста, спросите об этом у Лени. Он лучше расскажет.
- А когда произошли эти случаи?
- Приблизительно за неделю до того, как она собралась ехать в деревню.
- Как вела себя Вера Петровна в эти дни?
- Она нервничала. Очень нервничала. Потом она плохо видит. Вообще, как стемнеет, всегда сидела дома, не выходила на улицу одна. Ребята провожали ее и в школу и домой.
- И Леня?
- Очень часто. Я редко наблюдала такую дружбу между педагогом и учеником.
Мозарин позвал в кабинет Леню Ильина. Школьник подошел к Градову, поздоровался за руку. Взгляд у него был строгий, волосы старательно приглажены, ботинки начищены.
Градов с улыбкой поглядел на школьника.
- Ты в каком классе учишься?
- В пятом.
- Отличник?
- Нет. У меня по некоторым предметам четверки, троек нет, а по русскому иду впереди всех.
- А ты учил басню Крылова про синицу?
- Учил. Это когда я еще маленький был.
- Как это там у Крылова: "Промолвить к речи здесь годится…"
- Помню:

Промолвить к речи здесь годится.
Но ничьего не трогая лица,
Что делом, не сведя конца,
Не надобно хвалиться.

Школьник густо покраснел.
- Я не хвалюсь! - воскликнул он. - У меня по русскому все пятерки. Вера Петровна сказала: если постараюсь, буду у нее самым лучшим учеником.
- Ну если Вера Петровна сказала, верю. Ты часто с ней разговаривал?
- Каждый день. А после уроков я ее домой провожал. И теперь, летом, прибегал. Как вернулся из пионерлагеря пятнадцатого июля, так сразу к ней пришел.
- Когда ты провожал ее в последний раз?
- Двадцать шестого июля. Но я еще собирался проводить ее на вокзал. Веру Петровну одну нельзя пускать. С ней всякие истории приключаются.
- Какие же это истории?
И мальчик рассказал, как однажды в сумерках к подъезду ремонтирующейся школы подкатил шеститонный грузовик с углем. Люк подвала выходил на улицу неподалеку от подъезда. Все ребята, игравшие во дворе в футбол, стали помогать шоферу и дворнику сбрасывать уголь в люк. Даже подрались из за лопат, а Вера Петровна подошла и прикрикнула на них. Вдруг послышался шум. И ребята увидели, как быстро скользит с крыши трос, на котором висела малярная люлька. Школьники закричали: тяжелая люлька падала прямо на учительницу. Она едва успела отскочить.
Спустя дня три Леня провожал Веру Петровну домой. Дело было днем. Они собирались переходить улицу. По ней мчались автомобили, трамвай, автобусы. Несмотря на возражения мальчика, учительница взяла его за руку и повела. Увидев приближающийся трамвай, она остановилась, чтобы пропустить его. В эту секунду какой то человек, перебегая через рельсы, гак толкнул Веру Петровну, что она упала на трамвайный путь. Леня тоже покатился на камни. Трамвай остановился в двух шагах от Веры Петровны.
- Ты видел лицо человека, который толкнул твою учительницу? - спросил Градов.
- Мельком видел.
- А не заметил, как он был одет?

- Шляпу заметил и пальто.
- Ну а перед тем, как люлька сорвалась, к лебедке никто не подходил?
- Мы стояли к лебедке спиной.
- Вера Петровна не говорила, - обратился Градов к директору, - что с ней бывали еще какие нибудь случаи?
- Нет, - ответила женщина.
В кабинет вошла Корнева и положила на стол анализ окурков. Она хотела уйти, но майор остановил ее.
- Вот, Леня, познакомься. Эта девушка - наш следопыт.
Школьник недоверчиво посмотрел на Корневу.
- Правда? - спросил он.
- Правда! - ответила Надя.
- Вот послушай ка, какая это удивительная тетенька! - сказал Градов. - Если, например, по дорожке сада пройдет несколько человек, ей потом стоит только посмотреть на следы, и она скажет, кто тут прошел: ребенок, женщина или мужчина, молодой или старик, высокий или низкий, с тяжелым грузом или налегке, спешил или с ленцой гулял. По характеру следов узнает моряка, грузчика, кавалериста.
- Ух ты! - с восторгом произнес Леня. - Она прямо может показать: вот этот прошел?
- Конечно, может. Скажем, мимо дачи проходили ребята. Один из них отстал, перелез через забор, попросил воды, потом догнал товарищей. Корнева посмотрит следы на заборе, изучит их и точно укажет на того, кто пил воду.
- И на асфальте угадает следы?
- Ну нет! На асфальте, в городе это трудновато. Но в таком случае у нас есть помощники - служебно розыскные собаки.
- Это интереснее, чем в книжках! - воскликнул школьник. - А я смогу когда нибудь стать таким следопытом?
- Вот окончишь школу - приходи к нам, а тогда посмотрим.
У Лени вытянулось лицо, он умоляющими глазами посмотрел на Надю.
- Виктор Владимирович, - сказала она, - если школа не будет возражать, я и теперь берусь его научить читать следы собак, лошадей, коров, велосипедов, автомобилей…
- Ой, можно? - спросил мальчик директора школы. Та кивнула головой. Леня бросился к Наде и спросил, когда к ней можно прийти.
Проводив посетителей, Градов протянул листок с анализом окурков Мозарину.
- Вы знаете по делу номер триста шесть столько же, сколько и я. Ваше мнение?
- Товарищ майор, я не уверен в том, что Иркутова невиновна. И еще не знаю, какое участие принимал во всем этот доктор.
- Читайте, читайте! Анализ окурков показывает, что папиросы курили разные люди. Впрочем, это и так ясно: настоящий курильщик редко меняет марку папирос.
- Раз один окурок лежал в воде, анализ неточен.
- Ладно, ладно… А что вы думаете о пострадавшей учительнице Некрасовой?
- Если она кого нибудь боялась, почему никуда об этом не заявляла? Во всяком случае, как говорил мой батька: "Темна вода во облацех воздушных, а наипаче в Евиной душе".

10

Врачи наконец разрешили посетить Некрасову. Через десять минут оба офицера уже ехали в больницу.
Вдоль тротуаров бежали ручьи, по которым, подпрыгивая, неслись бумажные кораблики. Мальчишки с криком бежали за ними. На желобах высоких домов в голубоватой дымке испарений сидели пепельные голуби.
Градов и Мозарин вошли в палату. Голова и лицо Некрасовой были наглухо забинтованы. Только глаза лихорадочно блестели в прорезях бинтов.
Врач предупредил офицеров:
- Прошу вас, товарищи, не утомляйте больную. У нее сегодня уже были гости - директор школы с двумя учениками.
Майор подсел поближе к учительнице, чтобы видеть выражение ее глаз. Ему было тяжело смотреть на эту изувеченную женщину, но даже ее немые ответы могли многое дать следствию.
- Мы рады, Вера Петровна, что вам лучше, - начал он. - Нам рассказали всю вашу историю. Мне кажется, вас кто то преследует? - Видя, что Некрасова опустила ресницы, он спросил: - Кто же это? Мужчина? - Некрасова открыла глаза и пристально на него посмотрела. - Женщина?
Некрасова, снова утверждая, опустила ресницы. Но на вопрос, известна ли ей фамилия этой женщины или ее адрес, Некрасова не ответила. Только одно удалось узнать майору: учительница видела эту женщину в Москве.
- Благодарю вас, Вера Петровна, - сказал он. - Поправляйтесь! Вас любят, вас ждут - и Леня Ильин, и другие. До свиданья!
По просьбе Градова дежурный врач повел офицеров к раненому регулировщику. Увидев входящих офицеров, он хотел приподняться, но Градов жестом остановил его. Майор спросил, не разглядел ли милиционер шофера, который управлял автомобилем доктора? Регулировщик ответил, что успел заметить только оголенные по локоть руки и белые рукава, - очевидно, машину вела женщина в белом платье. Этот ответ не удовлетворил майора - ведь и мужчины летом закатывают рукава по локоть.
Выйдя из больницы, Мозарин заметил:
- Жаль, что вы, товарищ майор, не спросили у Некрасовой об этом "приказе".
- Бессмысленно просить ее расшифровать записку, пока она не в состоянии говорить, - ответил майор. - Да и не стоит ей сейчас открывать, что "приказ" в наших руках. Прежде всего нам самим надо кое что прояснить. Очень странный "приказ"!.. Команда на совершение серьезной диверсии почему то дана открытым текстом. Ведь записка не зашифрована, написана без применения какого либо кода, вот что удивляет! Обычно такие документики выглядят по форме записками самого невинного содержания. Расшифровка их, определение системы и типа кода дают следствию в руки кое какие ниточки… А здесь - непонятное легкомыслие предполагаемых диверсантов. По существу никакой конспирации. Странно, что и работники государственной безопасности пока не торопятся с этим "приказом"… - Градов помолчал и добавил: - А вы, лейтенант, побывайте на квартире Некрасовой. Пожалуй, это надо было сделать раньше.
Некрасова жила в трехкомнатной квартире: две занимал инженер Федоров с женой и детьми, а третью, меньшую, - учительница.
Соседка Веры Петровны объяснила, что Некрасова живет в этой квартире два с лишним года, уходит рано, приходит из школы поздно. А в свободные дни сидит дома. Она неразговорчива, вероятно сказывается долгое пребывание в фашистском концентрационном лагере.
Заходят к ней главным образом ученики, чаще всего Леня Ильин. Изредка добиваются беседы с ней родители школьников, но она предпочитает разговаривать с ними в учительской.
Получив ключи от комнаты Некрасовой, Мозарин пригласил двух понятых и вошел в небольшую светлую комнатку. На стенах темнели несколько рамочек с фотографиями учеников, снятых со своей учительницей.
Письменный столик, три стула, маленький гардероб, этажерка с книгами и железная, застланная шерстяным одеялом кровать - вот и вся обстановка. Лейтенант тщательно перебрал все в ящиках письменного стола, но ничего, кроме ученических тетрадей, записок родителей да старых бальников не обнаружил. Он вынимал книгу за книгой, перелистывал страницу за страницей, встряхивал, но ни в учебниках, ни в томах художественной литературы тоже ничего не нашлось. Он перебрал все в шкафу, вытащил из под кровати чемодан - и все с тем же результатом: ничего интересного для следствия!
После трехчасовой утомительной работы лейтенант составил протокол, дал его подписать понятым, поблагодарил их и запер комнату.

Градов решил посоветоваться со своим начальником - комиссаром Турбаевым. Седой, приземистый, добродушный уралец благодаря своей угловатой фигуре, медленным движениям и некоторой мешковатости казался неторопливым увальнем, у которого душа нараспашку. Но когда сообщали о каком нибудь преступлении или когда оперативные сотрудники, по его выражению, "волынили" с розыском преступников, куда пропадали его добродушие и мешковатость! В одно мгновение он превращался в решительного, волевого командира, указания которого поднимали иной раз сотню оперативных работников, непреложно и непоколебимо идущих по следам нарушителей закона.
В том городе, где до назначения в столицу работал Турбаев, преступники, как местные, так и "гастролеры", боялись его и предпочитали объезжать опекаемую им территорию. Еще до Отечественной войны в газетах промелькнуло сообщение о том, как он задержал несколько отпетых бандитов, засевших в каменном особняке. На двери особняка люди Турбаева наложили стальные щиты, и в окна, чтоб избежать напрасного пролития крови, пожарные во время сильного мороза направили из брандспойтов могучие струи воды. Через двадцать минут преступники один за другим стали выпрыгивать со второго этажа и сдались "на милость победителя".
Комиссар редко терял хладнокровие, и его спокойный голос действовал на сотрудников куда убедительнее, чем сердитый окрик иного горячего начальника.
Когда оперативные работники начинали сомневаться в себе, наталкивались на особые сложности, они, не стесняясь, шли за советом к комиссару. Опираясь на свой богатый опыт, он уверенно, но по товарищески приходил им на помощь.
- Интересное дело! - сказал Турбаев, выслушав Градова. - Инсценировано все очень хитро. И, что там ни говорите, вас сбили со следов, запутали. - Он взял деревянное пресс папье, поставил его на ручку, крутнул. И оно завертелось по столу, как волчок. - Конечно, преступному шоферу повезло. Дождь… Пострадавшая упала… Прогон машины по колючей проволоке хорошо задуман и еще лучше выполнен. Человек не растерялся, сразу нашелся: уверенно угнал машину за сокольническую рощу, а потом превратился в "невидимку". Да, дорогой майор, этот тип - опасный экземпляр. Согласен с вами - чувствуется опытная преступная рука. И он не должен больше разгуливать на свободе. Вы поняли меня?
- Да, товарищ комиссар, - ответил Градов. - Спасибо. Вы подтвердили мои мысли, улики - уликами, но…
- А как работает у вас лейтенант Мозарин?
- Ничего. Неопытен еще, но со смекалкой и огонек есть.
- Может быть, возьмете себе в помощь еще кого нибудь?
- Нет, не стоит. Парень с самолюбием, зачем его обижать?..
Следующим утром в ленинском уголке собрались все милиционеры, которые дежурили двадцать восьмого июля после двадцати двух часов в районе Сокольнического парка.
- В двадцать два ноль пять автомобиль номер восемьдесят два - тридцать пять был на улице Горького, - рассказывал майор милиционерам. - Минут через двадцать он уже мчался вдоль ограды Сокольнической рощи. Может быть, человек сразу оставил машину, заведя ее на место пожарища. А может быть, он дожидался прекращения ливня и после этого ушел? Так или иначе, дело было в районе ваших постов. Кто нибудь из вас видел этого водителя, как вы сейчас видите меня? Вот, прошу вас, товарищи, постарайтесь припомнить тот вечер.
Милиционеры молчали. Потом один, во втором ряду, поднялся с места.
- Разрешите, товарищ майор! Было это в двадцать три с минутами. Шел гражданин, с виду выпивший. Смотрю, у него полы пиджака здорово оттопыриваются. Я шагнул ему навстречу, а он - бежать! Ну догнал, посмотрел. Автомобильные приборы. "Где взял?" - "В мастерской, из починки только что". - "Какая, говорю, теперь мастерская, в одиннадцать вечера? Говори адрес!" Ну признался он, что украл автомобильные приборы. Я отвел его в отделение.
- Спасибо, товарищ! - сказал Градов.
- Удивила меня одна гражданочка, товарищ майор, - начал широкоскулый усатый сержант Попов, вставая и посмеиваясь. - Случилось это, когда дождь уже перестал. Контролерша проверяла в автобусе билеты у пассажиров. У одной гражданки билета не оказалось. Дескать, крупные деньги, кондуктор не менял! Ну контролерша, известное дело, штраф! А гражданка вылезла, не хочет платить, да и ходу от контролерши. Та догнала ее, тащит ко мне. Объясняю: "Вы нарушили постановление Моссовета. С вас штраф". Она раскрывает сумочку, дает сотню. А у меня сдачи и полсотни не наберется. Предлагаю пройти до почтового отделения, там разменяют. Она говорит: "Некогда! Давайте сколько есть, остальные себе оставьте!" Ну, тут я пристыдил ее, подвел к фонарю, документ потребовал. Конечно, народ набежал. Смотрю - дает мне шоферские права. Все в порядке. Хочу вернуть, а женщина, пока я права смотрел, сквозь народ пробилась и на автобус вскочила. Я дал свисток, да шофер не расслышал. С чего она так, непонятно! Я доложил об этом командиру отряда. Права и девяносто рублей сдачи утром в пакете отправили с мотоциклистом.
- А какая она из себя, эта женщина? - спросил Градов.
- Молодая, - ответил Попов, - в белом платье, рукава короткие. Вся промокшая.
- Не заметили, какие у нее туфли?
- Белые.
- А на чье имя были шоферские права?
- Сейчас скажу, - проговорил сержант и, достав записную книжку, перелистал ее. - На имя шофера любителя Людмилы Павловны Иркутовой. Ермолаевский, дом номер семнадцать Б, квартира шестьдесят семь.

11

Утро - великолепное, лучистое, ветреное - шумело и звенело на улицах столицы. Высоко над городом, блестя на солнце, плыл серебристый самолет. По асфальту маршировали молодые, загорелые, стройные солдаты, впереди них, сверкая серебряными трубами, шагал оркестр. И воины, и музыканты, и молодцеватая выправка, и знакомый марш - все это взволновало Мозарина. Сам того не замечая, он зашагал в ногу с пехотинцами.
Лишь только лейтенант пришел на службу и уселся за стол, как позвонил Грунин. Экономист извинился, что не сделал этого раньше: номер телефона затерялся в бумагах, теперь нашелся. Мозарин попросил его заехать в ОРУД.
- Мне пришлось сократить свое пребывание в столице, - объяснил Грунин. - Завтра вечером уезжаю в Новосибирск. А сегодня буду заканчивать свои дела. Занят по горло до позднего вечера.
- Гражданин Грунин, мы нашли шофера, которого вы видели, - объяснил Мозарин, - и хотим, чтобы вы опознали его!
- Да ну? - удивился экономист. - Что же это за женщина: видела, что сбила старуху, и даже не остановилась? Наверное, какая нибудь ведьма?
- Нет, представьте себе, девушка. И даже с артистической жилкой.
- Да что вы говорите? Нормальная?
- Думаю, что да, - ответил офицер и рассмеялся. - Так как же все таки: заедете к нам?
- Товарищ Мозарин! Весь день буду бегать по учреждениям, утром уезжаю - ни минуты свободной не найдется. Вы уж извините меня, но раньше чем в…
Внезапно трубка захрипела, потом послышались длинные гудки. И Мозарин понял, что их разъединили. Он несколько раз подул в трубку, потом опустил ее на рычаг и стал дожидаться нового звонка экономиста. Но тот не звонил.
Секретарша Градова предупредила лейтенанта, что в Управление едут Иркутовы, и майор приказал вызвать сержанта Попова.

Доктор вошел к Градову один, без Людмилы. По его лицу было видно, что он чем то сильно расстроен.
- Старость не радость, майор, - сказал Иркутов, закуривая папиросу. - Не поспал ночь, и все колесики расшатались.
- Старость - понятие условное, - возразил Градов. - Вам, как врачу, это должно быть известно лучше меня.
- Конечно, - вздохнул Иркутов, - но ведь все же нам "не по восемнадцатому годочку". Кстати, о молодежи… Разрешите поговорить о дочери. Вчера она мне все откровенно рассказала. Я очень много думал над этим. Вряд ли вы стали бы, не имея на то основания, допрашивать ее. Но она могла вам и не сказать всего. Поэтому я на правах отца учинил ей форменный допрос и вот теперь заявляю: она невиновна в том, в чем вы ее подозреваете!
- Я рад, что вы желаете нам помочь. И мы обещаем разобраться в этом деле со всей тщательностью. Но как отнесется ко всему этому Людмила Павловна?
- О, Людмила?! - воскликнул Иркутов. - Я сейчас позову ее! - Он вскочил.
- Не беспокойтесь! - Градов позвонил секретарше и приказал пригласить девушку.
Людмила вошла, молча кивнула майору. Он подвинул второе кресло к столу. Она села, взглянула на отца и Градова, пытаясь по их лицам угадать, к чему свелась их беседа. Потом опустила ресницы и тихо сказала:
- Я хотела успокоить отца, майор, но думаю, что пока вы не закончите следствия, ничего не изменится…
- Нет, многое изменилось бы, Людмила Павловна, если бы вы ничего от нас не скрывали.
- А что я скрыла, майор?
- Вам привезли шоферские права?
- Да!
- И, кроме них, ничего?
- Я получила еще квитанцию об уплате какого то штрафа.
- Почему вы об этом мне не рассказали?
- Зачем же мне говорить? Вы об этом сами знаете.
- За что вы уплатили штраф двадцать восьмого июля?
- Я не платила.
- Но в том же конверте было еще девяносто рублей. Очевидно, вы дали сто рублей и вам прислали сдачи?
- Девяносто рублей было, но ста рублей я никому не давала!
- Куда же вы дели девяносто рублей?
- Я переслала все, кроме моих шоферских прав, обратно.
- Вы носите права в кармане?
- Только теперь, а до того, как угнали машину, я клала их в ящичек водительской кабины.
- Сейчас я попрошу сюда милиционера, который вас штрафовал двадцать восьмого числа. Я уверен, что вы его узнаете!
В кабинет вошли Мозарин и Попов. Девушка сказала, что видит сержанта первый раз в жизни. Внимательно посмотрев на Людмилу, бывалый сержант милиции уверенно объявил, что он штрафовал не эту девушку. Градов поблагодарил Иркутовых, попрощался с ними. Когда отец и дочь вышли из кабинета, майор выяснил у сержанта, что оштрафованная женщина старше Людмилы, подмалевана, пониже ростом, но главное - и голос и манера говорить совсем другие.
- Товарищ майор, - вмешался Мозарин, - идя к вам, я беседовал с сержантом. Он ведь задержал женщину посредине мостовой, было темно, и он не мог разглядеть ее хорошенько. А когда подвел ее к фонарю, все внимание обратил на ее документы. Эта Иркутова очень умная девица. Может, она нарочно изменила манеру разговаривать. Ведь на актрису учится…
- Что же вы предлагаете? - спросил Градов.
- Я хочу показать Иркутову свидетелю Грунину.

12

На следующий день Мозарин позвонил в Министерство строительных материалов. Ему объяснили, что Петр Иванович Грунин ночевал в общежитии для командированных только одну ночь после приезда в Москву, а где сейчас живет - неизвестно. Лейтенант решил, что произошла обычная история: экономист просто не захотел тратить время на свидетельские показания в милиции. Сгоряча пообещал, а потом увильнул. Звонил же по телефону просто "для очищения совести". Но, может быть, действительно он сегодня вечером укатит в Новосибирск?
Мозарин поехал на Ярославский и Казанский вокзалы, дважды обошел вагоны скорых поездов, отправляющихся, в Новосибирск или следующих через этот город, но Грунина не встретил.
Не улетел ли Грунин утром на самолете? Лейтенант позвонил в Новосибирский строительный трест. Заместитель начальника, узнав, что звонят из московской милиции, сказал:
- Мы знаем знаем о беде, случившейся с Петром Ивановичем Груниным. Деньги ему высланы телеграфом и продлили командировку до двадцатых чисел августа: пусть закончит все дела в Москве.
- О какой беде вы говорите? - удивился лейтенант.
- Как, разве вы об этом не знаете? - в свою очередь, удивился зам. начальника треста. - У него ведь украли паспорт и все деньги. Я думал, вы по этому поводу звоните.
Мозарин положил трубку. "Вот, значит, почему Грунин не звонил, не являлся, - подумал лейтенант. - Однако странно, что он об этом не заявил нам, не попросил помощи…"
Узнав об этом разговоре, майор Градов посоветовал лейтенанту составить описание внешности и особых примет экономиста. Комиссар прикажет разыскать его по "словесному портрету". Кроме того, надо проверить однофамильцев в Москве и Подмосковье. Может, он остановился у родственников.
В Москве и подмосковных дачных поселках у различных Груниных оказалось три непрописанных приезжих гостя, но только они не приехали из Новосибирска и не были Петрами Ивановичами.
Мозарин снова позвонил в министерство и, к огорчению своему, узнал, что Грунин загрипповал и уже дня два отлеживается где то у родни, а в министерство так и не заходил.
Круг замкнулся. Лейтенант уже отчаялся найти столь нужного ему свидетеля, как вдруг пришло сообщение, что в Томилине на даче артиста Миронова появился неизвестный, по приметам схожий с разыскиваемым: средних лет, тонкие усики, ярко красный портфель, зеленая шляпа. Он был замечен дежурным милиционером по станции Томилино и прослежен агентом Уголовного розыска до дачи Миронова на Школьной улице, против здания школы.
Уже сгустились сумерки, но офицер решил сейчас же отправиться на дачу Миронова. Градов предложил вызвать для него мотоцикл с коляской и водителем. Лейтенант отмахнулся.
- Зачем ждать да зря гонять человека. Я на своем мотоцикле поеду.
Мозарин примчался в Томилино в девятом часу. Вечер был светлый. Справа в густой синеве возникло здание школы, издали напоминающее гипсовый игрушечный домик, освещенный изнутри свечой. Сквозь прозрачную листву в березовом парке, как жар птицы, еще светили электрические фонари. А вверху, над парком, в темно голубом небе, словно на трепещущих серебряных нитях, висели августовские яркие звезды. Мозарин почему то вспомнил о Наде Корневой и вздохнул.
Офицер завернул к изгороди дачи Миронова, затормозил мотоцикл и увидел, как с террасы сбегает ему навстречу молодой человек в военной гимнастерке без погон, бриджах и сапогах.
- Скажите, не тут ли временно живет Петр Иванович Грунин? - спросил лейтенант.
- Да, он гостит здесь, - ответил тот, - но я сам на положении его гостя. Подождите, Грунин побежал на станцию - в ларек и к автомату, скоро вернется. - Он сошел с террасы к калитке и, вглядываясь при свете фонаря в лицо офицера, спросил: - Если не ошибаюсь, лейтенант Мозарин?
- А вы откуда меня знаете?
- Забыли? Прошлой осенью вы штрафовали меня за быструю езду на Арбатской площади.
- Возможно! - ответил офицер. - Вы к Мироновым приехали?
- Честно говоря, к Грунину. Мне очень нужно с ним поговорить, товарищ лейтенант. Случайно узнал, что Грунин был свидетелем происшествия на улице Горького. Хочу с ним потолковать, а завтра собирался вам звонить, просить о встрече на полчасика во внеслужебное время. Но видите, какое удачное совпадение: вы сами сюда приехали!
Мозарин удивлялся все больше и больше.
- Но позвольте спросить сначала, кто вы? - поинтересовался офицер.
- Пожалуйста, вот мои документы. - Молодой человек вынул из кармана гимнастерки паспорт, орденскую книжку и протянул лейтенанту. - Я инженер Башлыков, - добавил он.
Мозарин внимательно просмотрел документы и вернул их инженеру.
- Слушаю вас, гражданин Башлыков.
- Здесь не совсем удобно - дачники ходят. На всякий пожарный случай введите сюда вашу машину. - И он раскрыл одну створку деревянных ворот.
Что то заставило лейтенанта насторожиться. По привычке незаметно отстегнув крышку кобуры, он повел мотоцикл по дорожке. Поставил его возле скамейки и поднялся с молодым человеком на террасу.
Толкаясь в туго натянутый шелк, ночные бабочки кружились под красным абажуром настольной лампы. Вся терраса была застеклена разноцветными ромбиками, которые поблескивали, многократно повторяя в себе свет лампы. Эти ромбики напомнили Мозарину те далекие времена, когда он, еще будучи ребенком, находил во дворе цветное стеклышко и смотрел сквозь него одним глазом, дивясь, как волшебно выглядят самые обыденные вещи.
Вся меблировка террасы состояла из обеденного стола, покрытого синей клеенкой, небольшого круглого столика с лампой, двух плетеных кресел, такого же дивана и высокого выбеленного шкафа в правом углу. На полу валялась целлулоидная куколка с оторванной ногой и жестяной совочек с деревянной ручкой.
- Прошу вас, садитесь на председательское место, - сказал инженер. Сам он опустился на одно из плетеных кресел, снял фуражку и положил ее на столик возле раковины.
Мозарин отодвинул другое кресло, поставил таким образом, чтобы свет не падал на него, и сел.
- Я буду краток, - после небольшой паузы начал инженер. - Еще во время войны, после госпиталя, я встретил Люду Иркутову. Она только только окончила десятилетку. Мы полюбили друг друга. Два года я писал ей с фронта, она мне отвечала. И вот наконец мы снова встретились. Мы решили с осени жить вместе. Понимаете, как я был счастлив?
Башлыков протянул руку к лампе, приподнял абажур - и на террасе стало светлее.
- Но случилось несчастье, - продолжал он. - Недавно Люда собралась заехать за мной. Мы хотели прокатиться в Сокольники. Туда мы часто ездили к моей матери. Это возле Сокольнического парка. Люда запоздала, ехала быстро, было часов десять вечера, на небе - тучи, темно! На улице Горького она задавила женщину.
- Это она сама вам сказала? - спросил лейтенант, с изумлением слушая Башлыкова.
- Сама. Ведь она примчалась прямо ко мне. Мы поехали вдоль Сокольнической рощи, я знаю там каждый уголок. Вместе мы изобразили угон машины. Ведь кто угнал, тот и задавил. - Вынув коробку "Дуката", Башлыков закурил. - Ах, Люда, милая Люда! Что мы с тобой наделали!..
- Значит, вы помогли Иркутовой запутать следы?
- Я помог любимой девушке избежать кары за нечаянный проступок. Девяносто из ста шоферов при таких обстоятельствах - ливень, темь, спешка - задавили бы эту женщину!
- Ну как сказать! И все равно это от ответственности не освобождает.
- Вот это и будет высшей несправедливостью! - воскликнул Башлыков. - Прошу вас, товарищ лейтенант, не трогайте Люду. Ведь будет погублена в самом начале прекрасная молодая жизнь!
- Вы просите, чтобы я покрыл преступление?!
- К чему такие громкие слова? Прекратите без шума следствие против Люды. Человечность проявите! А я не останусь в долгу.
- Предлагаете взятку? И свидетеля хотели тоже подкупить?
- Подарок! И притом от чистого сердца!
- Вы за это ответите! - воскликнул Мозарин, вскакивая.
- Ведь я же вам, как фронтовик фронтовику, всю душу выложил, товарищ лейтенант!
- Ответите, гражданин Башлыков, по закону. Пойдемте!
Дрожащей рукой инженер потянулся за фуражкой, но вдруг резким, четким движением выхватил из под пепельницы пакетик, сжал его, и в лицо лейтенанта полетело облачко какого то порошка. Мозарин прикрыл рукой глаза. Башлыков выключил лампу под красным абажуром. Тупой удар сзади обрушился на голову офицера, и он упал. Инженер втащил его с террасы в комнату, запер дверь. Потом, выйдя с черного хода, он прошел садом к крыльцу и отвел мотоцикл Мозарина в кусты. Вернувшись на дачу, он позвонил по телефону в Москву.
- Неожиданно сюда нагрянул наш знакомый дон Хозе, - тихо сказал Башлыков в трубку.
- Да что вы говорите?
- Представьте! Застал нас врасплох. Я пытался его заинтересовать. Не интересуется.

Обстановка испорчена, пики пас, дон Хозе отправился в Сочи. Возможно, я погорячился. Но внезапность… Что делать?

- Вызовите Людмилу! Пусть она у вас оставит визитную карточку, а потом тоже отправьте ее в Сочи. И чтобы ясно было, что она участвовала в проводах нашего дорогого дона Хозе!
- Смешно! - ответил Башлыков, по сам не улыбнулся.
Сразу же он позвонил в Вешняки Иркутовой и от имени лейтенанта Мозарина предложил ей приехать в Томилино для опознания человека, угнавшего их машину, и добавил: никому не говорить, куда едет! После этого он перерезал провода, сорвал со стены телефонный аппарат и спрятал его в кухонный стол за посуду…

Людмила Иркутова, горячая, самолюбивая девушка, очень страдала оттого, что ее заподозрили в преступлении. Ах, во всем виноват этот глупый случай со стариком сторожем в Вешняках, на которого она наехала! А ведь если разобраться как следует, сторож был сам виноват. Завидев на узкой дорожке прохожего, Людмила стала сигналить, притормозила машину. Ей показалось, что старик услышал ее. Она отпустила тормоза, но сторож, обойдя лужу, упрямо ступил на дорогу - точно сам под машину лез. Все же она успела резко повернуть автомобиль и задела сторожа крылом. Кто же мог догадаться, что старик заложил уши ватой и не слышал ни одного сигнала?
Ко всей истории, случившейся на улице Горького, Людмила не была причастна. И, однако, она сама это понимала - обстоятельства дела и улики были против нее. Ей страстно хотелось доказать всем, всем - и особенно Градову, - что она невиновна, успокоить отца и самой обрести душевное равновесие. Поэтому, когда позвонили из Уголовного розыска и предложили ей приехать в Томилино, она сразу согласилась, надеясь, что там, быть может, все разъяснится.
Она примчалась в Томилино в одиннадцатом часу вечера, разыскала дачу против школы. И сейчас же к ней подбежал Башлыков.
- Приветствую, Людмила Павловна! - воскликнул он. - Автомобиль придется поставить во дворе! - Подойдя к воротам, он широко распахнул их.
Девушка повела машину по крайней дорожке участка и остановила ее возле дачи.
- А где же товарищ Мозарин? - спросила она, выходя из автомобиля.
- Тут могут услыхать. Пройдемте в комнату. Я все объясню вам.
И он повел ее по саду, ловко заставляя ступать по росистой траве, по влажной земле. Потом раскрыл дверь черного хода, пропустил девушку вперед, видя, как на деревянных ступенях и на полу остаются следы ее мокрых, испачканных в глине туфель. Иркутова вошла в небольшую комнату.
- Пока все идет расчудесно, Людмила Павловна! - заявил Башлыков. - Мы почти поймали похитителя вашей машины и виновника происшествия на улице Горького. Товарищ Мозарин поехал в ту избушку, где этот негодяй скрывается. Лейтенант просил привезти туда и вас. Если вы не возражаете…
- Не понимаю, зачем я то ему понадобилась?
- Но ведь преступник угнал не чью нибудь, а вашу машину. Возможно, он выслеживал вас, знаком вам. Без вашего свидетельского показания никак не обойтись!
- Все таки я хотела бы позвонить отцу. Он уже, вероятно, вернулся со своего преферанса. По дороге к вам мне надо было заглянуть к этим преферансистам, но я волновалась, забыла…
- Пожалуйста, - согласился Башлыков. - Мы поедем мимо почты. Там можно позвонить в Вешняки.
Людмила села за руль. Ей показалось странным, что Мозарин, человек вежливый, даже не написал ей записки, а передал приглашение через своего подчиненного. Она твердо решила посоветоваться с отцом, а потом ехать дальше.
Башлыков опустился на сиденье рядом с девушкой.
- Поезжайте налево. Там прямая дорога на почту, - пояснил он. - Одну секунду - я закрою за нами ворота…

13

В половине одиннадцатого обеспокоенный доктор Иркутов позвонил Градову. Возмущаясь, он спросил, почему Мозарин вызвал, на ночь глядя, его дочь в Томилино. Майор поинтересовался - кто звонил Людмиле из Уголовного розыска. Доктор этого не знал. Он лишь добавил, что девушку предупредили - дача в Томилино находится против школы.
- Вам это Людмила Павловна сообщила?
- Нет. По четвергам собирается компания у соседа - пулька, преферанс. Я ушел часов в пять, вернулся только что. Все рассказала мне сестра жены. Она иногда наезжает, контролирует, как мы с Людмилой хозяйничаем. Она случайно слышала разговор по телефону из соседней комнаты…
- Я все выясню, доктор! Прошу вас не беспокоиться!
Закончив говорить с Иркутовым, майор тотчас взялся за трубку внутреннего телефона и набрал номер комиссара Турбаева. Он попросил разрешения вызвать машину ЗИС 110. Через пять минут в автомобиль вместе с Градовым сели два оперативных сотрудника, проводник с собакой, и машина рванулась с места…

В Томилине их встретил сдержанный, чуть вкрадчивый шум наступившей ночи. Слегка покачиваясь, тихонько поскрипывали высокие сосны вдоль железнодорожного полотна. Словно бледно желтый воздушный шар, плыла за машиной луна, то исчезая, то появляясь между вершинами сосен.
Градов с оперативными работниками осторожно направился к зданию школы. Напротив, на другой стороне улицы, темнела за деревьями интересующая их дача: в окнах света нет, тихо…
Вдали показались двое. Они медленно приближались, громко разговаривая, размахивая руками, иногда останавливаясь. Градов подождал, пока дачники не пройдут мимо, потом быстро нагнал их. На его вопрос о даче напротив толстяк в полосатой пижаме охотно ответил, что дача эта принадлежит оперному артисту Миронову. Недели две назад артист с семьей уехал в Крым, а на дачу часто приезжает какая то старушка. Вероятно, она и сейчас там, потому что недавно на террасе был свет.
Майор показал дачникам свой документ и спросил: кто они, где живут, их фамилии? Толстяк в пижаме оказался членом правления дачного кооператива, а его спутник - ветеринаром. Градов попросил их быть понятыми. Те принялись было отнекиваться - мол, поздно, дома станут беспокоиться, но потом согласились.
Майор подошел к ограде дачи, осветил электрическим фонарем дорогу перед ней и сразу увидел следы автомобиля и мотоцикла.
Войдя за ограду, он проследил по траве и влажным дорожкам путь обеих машин, дошел до задних ворот дачного участка. Этот участок выходил на две улицы и имел двое ворот. Майор понял, что автомобиль Иркутовой въехал в главные, "парадные", ворота, а выехал через другие, на параллельную улицу. Но куда девался мотоцикл? Майор вернулся к тому месту, где стояла эта машина, и, светя фонарем, установил, по следам, что мотоцикл кто то выкатил и повел. Через минуту вполне исправную машину нашли в кустах. Градов приказал одному из сотрудников сесть на мотоцикл и поехать по следам "Победы" Иркутовых.
С другим сотрудником и понятыми майор поднялся на террасу. Он включил свет. Где же Мозарин? Сотрудник дернул дверь в комнату, потом легко открыл ее с помощью отмычек и пропустил вперед майора. В первой же комнате на полу без сознания лежал лейтенант. Его вынесли на террасу, положили на диван. Толстяк в пижаме отправился за врачом, пояснив, что только сейчас видел, как местный доктор ужинал с семьей на террасе.
До прихода врача Градов внимательно осмотрел террасу. Возле круглого столика опрокинуты оба плетеных кресла, какой то порошок рассыпан по полу, настежь распахнуты дверцы пустого, без полок, шкафа. На его нижней доске видны кусочки глины с приставшими к ним травинками, крупинки песка. Мысленно майор нарисовал себе приблизительную картину того, что здесь совсем недавно произошло. Лейтенант, по видимому, беседовал за столиком с каким то человеком. Вот валяется возле опрокинутой пепельницы окурок "Беломора", мундштук папиросы смят характерной для Мозарина манерой. Потом на офицера внезапно напали, ослепили его каким то остропахнущим порошком. Вот и пакет, в котором был порошок.
Градов аккуратно собрал в конверт кусочки глины и песок со дна шкафа и положил в свою коробку. Пакетик из под порошка, сложенный из бумаги в клеточку, пихнул туда же.
Потом он исследовал заднее крыльцо дачи и сразу обнаружил на нем свежие следы женских туфель. Трава у крыльца примята, в глине: кто то тщательно вытирал ноги…
Пришел врач, выслушал сердце Мозарина, сказал, что лейтенант оглушен и скоро придет в себя. Он вынул из саквояжа пузырьки, вату, бинты, промыл офицеру глаза, наложил на голову повязку. Лейтенант в самом деле очнулся. Он бормотал что то несвязное о женихе Людмилы и какой то взятке. Врач посоветовал отправить Мозарина домой. А завтра пусть он обязательно зайдет в поликлинику - возможно небольшое сотрясение мозга.
Майор знал, что лейтенант живет вместе с матерью, и, чтобы не волновать ее, приказал оперативному сотруднику отвезти Мозарина к себе на квартиру. Он черкнул записку своей соседке Холмской, прося ее позаботиться о молодом человеке. Вторую записку вместе с коробкой Градов отправил в научно технический отдел. Лейтенанта перенесли в машину.

После этого Градов вернулся на дачу, открыл дверь в заднюю комнату, откуда был выход через кухню на крыльцо. На столе лежала веточка розово белых флоксов. По характерному надлому стебля, по редкому сорту он узнал в ней родную сестру той, которую Людмила недавно оставила у него в кабинете.
Освещая фонарем пол, он обнаружил следы двух людей: четкие женские и менее ясные - мужские.
На террасе, где уже светилась под красным абажуром настольная лампа, майор сел писать протокол. Он спросил у врача и понятых, не снимал ли на этой даче комнату или не гостил ли у хозяев Петр Иванович Грунин из Новосибирска. На этот вопрос никто не мог ответить. Понятые посоветовали поговорить с живущей напротив женщиной. Она брала уроки пения у оперного артиста.
Минут через десять Марлен Кускина - загорелая брюнетка в шелковом халате, лет тридцати, - поднялась на террасу и села в плетеное кресло. Поправляя крупные янтарные бусы на шее, она рассказывала низким, "цыганским" голосом:
- Маэстро любит цыганские романсы. Я неплохо исполняю их…
- Извините, - перебил ее Градов, - не живет ли на этой даче кто нибудь, кроме артиста Миронова?
- Кроме маэстро? - переспросила женщина, широко раскрыв черные блестящие глаза. - В первый раз слышу такой странный вопрос. Вообще у маэстро никто из посторонних не живет, не жил и не будет жить! Он дачу не сдает!
- Не знаете ли вы ту старушку, которая приезжает на дачу?
- Знаю. Это его дальняя родственница. Маэстро поселил ее на лето у себя на квартире. А когда он уехал со своими домашними в Алупку, то поручил ей раз в неделю приезжать в Томилино, ночевать на даче.
- Ключи от дачи у нее?
- Нет, она оставляет их у меня.
- Сейчас они у вас?
- Ваш агент взял их у меня.
- Когда?
- Три дня назад. Он пришел, показал свое удостоверение и пояснил, что в ближайшие ночи воры собираются ограбить дачу маэстро. Уголовный розыск устраивает засаду. Мне велел молчать.
- Вы не запомнили фамилию этого агента?
- Башлыков.
- Какой он из себя?
- Интересный! Волосы с отливом, крупные губы. Я даже спросила, не из цыган ли он?
- Как одет?
- В военное. Без погон. Сапоги сшиты безусловно на заказ.
Градов записал московский адрес Кускиной и отпустил ее. Закончив протокол, он дал подписаться понятым, врачу, и они ушли. Вскоре вернулся на мотоцикле оперативный сотрудник. Следы автомобиля по влажной грунтовой дороге привели его к почте. У дежурной по телеграфу удалось установить, что какой то человек вместе с девушкой заезжал туда. Девушка заказала трехминутный срочный разговор с Вешняками, но абонент не отвечал. После этого они уехали. Сотрудник отправился дальше по следу "Победы", но скоро она свернула с грунтовой дороги на шоссе. Тут ее след потерялся.
Градов приказал ему дежурить на даче до утра, пока его не сменят.
…Майор вывел мотоцикл за калитку, поехал мимо погруженных в темноту дач. За поселком, на железнодорожном полотне, вспыхнули зеленые, красные, синие огни - пролетела ярко освещенная электричка. Скоро Градов выбрался на шоссе.
"Что же произошло за последние четыре часа? - думал майор. - На даче певца Миронова появился человек, назвавшийся Башлыковым, и другой, неизвестный, его сообщник, скрывавшийся в шкафу. Он то, вероятно, и ударил Мозарина сзади по голове. Приезд лейтенанта на дачу поставил преступников в безвыходное положение, иначе они не пошли бы на столь отчаянное дело, как попытка убить офицера милиции. Ведь этим они вызывали на себя огонь не только всех сил Московского уголовного розыска, но и всей советской милиции. Должны быть очень серьезные причины для такого рискованного, связанного с саморазоблачением шага. Какие же? По сравнению с подобным преступлением угон машины на два часа и наезд на человека - детские игрушки. Дальше… Этот Башлыков представился певице как агент Уголовного розыска, а лейтенанту - как жених Людмилы Иркутовой. И зачем от имени Мозарина они выманили Людмилу на эту томилинскую дачу? Для чего она им нужна? Что они хотят с ней сделать? Чувствую, что жизнь девушки в опасности! Но, может быть, Башлыков знает Людмилу? В самом деле, почему она прошла с Башлыковым в комнаты и затем спокойно уехала с ним? Иркутову, сильную девушку, спортсменку, трудно заставить сделать что нибудь против ее воли. Возможно, что при ней и стукнули Мозарина по голове… Если Людмила уже вернулась домой, то с ее помощью можно выяснить, кто и зачем вызывал ее в Томилино, если же она добровольно уехала с преступниками, то, значит, дело номер триста шесть принимает неожиданный оборот".
Рассуждая таким образом, Градов подъехал к Управлению милиции. Он поднялся наверх и сразу же встретил оперативного сотрудника, которому поручил отвезти Мозарина. Тот доложил, что лейтенант уже находится на попечении Холмской, а коробка майора с вещественными доказательствами вручена дежурной научно технического отдела Корневой. Выслушав его,
Градов направился к комиссару Турбаеву доложить о происшествии этой ночи. В коридоре навстречу ему с деревянного дивана поднялся Иркутов.
- Прошу прощения, товарищ майор, - сказал доктор. - Где моя дочь?

14

Соседка Градова - Олимпиада Леонидовна Холмская, добродушная пятидесятилетняя женщина, служила старшей машинисткой в Уголовном розыске. Холмская очень увлекалась чтением детективных романов на английском языке. "Приключения Шерлока Холмса" Конан Дойла она знала почти наизусть. Недаром Надя Корнева, к удовольствию оперативных работников, сказала: "Вот совпадение! Холмская любит Шерлока Холмса. Предлагаю переименовать Холмскую в Шерлок Холмскую".
Олимпиада Леонидовна, поклонница майора Градова, считала его "талантливым сыщиком мирового масштаба". Получив от него записку, она уложила Мозарина в кабинете и вызвала хирурга. Он перебинтовал голову лейтенанта, дал ему выпить успокоительную микстуру. Офицер заснул.
Он проснулся от какого то стука. Чуть приоткрыв глаз, увидел Корневу. Она наклонилась, чтобы поднять упавший стул. Свесившаяся прядь волос светилась на солнце, открывая ее розовое ухо. Подняв стул, она виновато посмотрела на Мозарина, как нашалившая девочка. В лице ее, обращенном к лейтенанту, он прочитал такую тревожную озабоченность, что затаил дыхание и закрыл глаз.
- Вот разиня, стул опрокинула! - услыхал он вблизи себя шепот. - Спите, спите, хороший мой! - Ее руки заботливо поправили одеяло.
В дверь постучали. Послышались тяжелые шаги Градова.
- А, вы здесь? - сказал он Корневой.
- Тс тс! - остановила она майора.
- Я должен поздравить вас, товарищ Корнева, - полушепотом произнес он, садясь на стул. - Нам повезло с этим пакетиком. Молодец вы, право!
- Ну что вы! Я высыпала из пакетика порошок и выяснила, что это вератрин - средство, раздражающее кожу. По привычке стала рассматривать пакетик. Бумага была в клетку, с одной стороны ясно выступали вдоль края несколько зубчиков. Значит, листок вырван из блокнота. Я развернула пакетик и на его обратной стороне увидела бледные лиловые знаки. Я поняла: это отпечатались строки, написанные чернилами на соседней странице. Тогда я произвела над отпечатками кое какие операции и получила неполный, но все таки понятный текст. Это расписка в получении денег с клуба "Спорт".
- Да, - сказал Градов. - Написав ее, человек захлопнул блокнот, и не совсем просохшие чернила оставили след. Словом, теперь нам остается только узнать, кому были предназначены деньги.

Лейтенант решил, что сейчас самое время проснуться. Он открыл глаза и зевнул. Градов и Корнева вместе подошли к нему, спросили, как он себя чувствует. Молодой человек ответил, что отлично, но было бы еще лучше, если бы он не доверился жениху Людмилы Иркутовой.
Корнева, взглянув на свои часики, ушла.
Градов сел поближе к Мозарину и с упреком сказал:
- От вас, лейтенант, я такой оплошности не ожидал. Если б вы поехали в Томилино с водителем мотоцикла, все вышло бы по другому. Наконец, если уж поехал один, будь все время начеку! Не зевай!
- Да я сначала принял этого жениха за порядочного человека. Он так распинался в своей любви к Иркутовой…
- Неужели, лейтенант, вы и змею причислите к семейству куропаток только потому, что она кладет яйца? Этот негодяй хорошо рассчитал, что вас, молодежь, можно поймать на "романтику".
- Да, я здорово зевнул!
- В нашей профессии такой зевок может стоить жизни!
- Костьми лягу, товарищ майор, а найду этого жениха!
- Их уже ищут - и Людмилу и ее жениха…
В комнату вплыла Холмская и стала журить Градова:
- Раненому нужен покой, нельзя его тревожить…
Майор знал, что Холмская любит поговорить и конца не будет ее упрекам! Он быстро перебил ее:
- Не помните, Олимпиада Леонидовна, в каком рассказе фигурирует анонимное письмо, текст которого составлен из букв, вырезанных из газеты и наклеенных на бумагу?
- Ах, Виктор Владимирович! - воскликнула Холмская. - Вы начинаете забывать певца вашей специальности Артура Конан Дойла. Такое письмо получил сэр Генри Баскервилль, когда остановился в Нортумберлендском отеле.
- Да! Да! Благодарю вас, - сказал майор и обратился к Мозарину. - Ну вот. Я все думал об этой записке. Теперь мы знаем, откуда автор позаимствовал способ воспроизведения своего "приказа" за номером шестьсот семьдесят два. Эта записка несомненно детская.
- Ага! - обрадовалась Холмская. - Шерлок Холмс помогает и вам, Виктор Владимирович!
- Я признаю, Олимпиада Леонидовна, что Конан Дойл для читателей своей эпохи написал интересную книгу о Шерлоке Холмсе. Но он поставил английского сыщика, выполнявшего волю своих хозяев, на романтические ходули. Вспомните: Шерлок Холмс - музыкант и композитор, боксер и силач, джентльмен и либерал, философ и путешественник, даже гость самого Далай Ламы! Однако этот сыщик, на словах бегущий от славы, ставит своего клиента под смертельный удар убийц ради того, чтобы эффектно появиться на месте преступления. Такое случается нередко. Хотя бы с тем же Генри Баскервиллем, едва унесшим ноги от чудовищной собаки. И только по вине этого великого сыщика члены Ку клукс клана сбрасывают с моста в реку молодого человека. Холмс же не арестовывает убийц, а посылает им пять зернышек апельсина. Да за такую игру с жизнью своих клиентов, даже по английским законам того времени, Холмса надо было привлечь к ответственности!
- Ну это уж слишком, Виктор Владимирович!
- Слишком? Нет, этого мало! Шерлок Холмс, защитник частной собственности, слуга закона и короля, по своей прихоти отпускает на свободу разоблаченных им преступников, скажем, незаконного сына герцога, совершившего преступление в интернате, да и самого герцога, прикрывающего милого сынка. Или жену министра иностранных дел, укравшую государственной важности письмо в голубом конверте и передавшую его заведомому шпиону. Да это же по закону всех времен и народов самое злостное преступление!
Холмская бросилась на выручку своего любимца:
- Виктор Владимирович, ведь надо все таки учесть эпоху! Главное в Шерлоке - интуиция, ход мысли, проникновение в психологию людей, научный метод…

Продолжить тираду ей помешал телефон. Майор взял трубку. Оперативный сотрудник доложил: старушка - родственница оперного артиста - подтверждает, что ключи от дачи всегда отдает Марлене Кускиной. Гостей у певца бывало много, особенно по воскресеньям, и она не могла сказать, кто знал, где хранятся ключи. Оперативный сотрудник уже был у бухгалтера клуба "Спорт" и выяснил, что расписка получена в прошлом месяце.

дальше