Глава 3

Сидя утром следующего дня в крайской милиции, в любезно предоставленном ему и Луганову кабинете, Миронов испытывал нетерпение: каков то он, инженер подполковник запаса Черняев? Что ни говори, а одно дело - представлять себе человека по материалам, характеристикам, документам, и совсем другое - встретиться с ним лицом к лицу.
Черняев явился точно в назначенное время. Миронов увидел перед собой крупного, хорошо сложенного человека с умным, волевым лицом. Держался он уверенно, с большим достоинством. Слегка кивнув в ответ на приветствие Луганова, Черняев спокойно уселся в предложенное ему кресло, не обратив на Миронова никакого внимания.
- Ну с, чем еще могу служить? - спросил он мягким, глубоким басом, всем своим видом, выражением лица, тоном, которым был задан вопрос, показывая, что человек он занятой и нисколько не собирается тратить время на пустые разговоры.
- Прошу извинить, Капитон Илларионович, что вторично вас побеспокоили, - начал Луганов, - но нам требуется ваша помощь. Нужно уточнить некоторые вопросы, связанные с махинациями Самойловской.
Черняев пожал плечами.
- А я то чем могу помочь? Ведь эту, как ее, Клавдию Семеновну…
- Клавдию Петровну, - вежливо поправил Луганов.
- Ну, Клавдию Петровну, все равно, - чуть усмехнулся Черняев, - так я ведь ее едва знаю. Познакомил меня с ней несколько лет назад кто то из сослуживцев, не помню уж кто, когда я искал квартиру. Самойловская имела знакомых, заинтересованных в обмене жилплощади, и выступала в роли посредницы. Не бескорыстно, конечно. Вот, собственно говоря, и все наше знакомство. Несколько дней назад я случайно встретил ее на улице. Самойловская, как это свойственно такого рода особам, поинтересовалась, не может ли быть чем либо полезна, а у меня лежат вещи, самый вид которых - вы понимаете? - ну, что ли, угнетал меня. Я возьми и спроси ее: "Мол, так и так, не могли бы вы продать кое что из моих вещей?" Она тут же согласилась, а потом московская милиция схватила ее как воровку. Нелепость!
- Простите, - перебил Черняева Миронов, - я вас не вполне понял. Вы говорите, что поручили Самойловской продать ваши вещи, но ведь вещи то эти были не ваши? Дамские?
Черняев с недоумением посмотрел на Миронова, затем на Луганова.
- По моему, в прошлый раз, - внушительно, отделяя одно слово от другого, произнес он, глядя в упор на Луганова и адресуясь исключительно к нему, - я достаточно ясно изложил, что вещи принадлежали моей бывшей жене, Ольге Николаевне Величко. Еще вопросы будут?
- Помилуйте, Капитон Илларионович, зачем же так официально? - воскликнул Луганов. - Мой помощник, - он кивнул в сторону Андрея, - не был при нашей предыдущей беседе, о которой я рассказывал ему очень кратко. Думаю, если он своим вопросом и допустил какую то неловкость, мы его извиним. Все мы, собравшиеся здесь, заинтересованы в одном: выяснить все, что связано с Самойловской, которую, как вы сами подчеркнули, вы знали очень мало. Я, например, отнюдь не уверен, что она сбывала только ваши вещи. Без вашей помощи нам разобраться очень трудно. Вы согласны?
Черняев молча кивнул.
- Не скрою, - продолжал Луганов, - что у нас вызвало недоумение, как попали к Самойловской некоторые из изъятых у нее предметов дамского туалета. Я имею в виду заграничные вещи. Если это вещи вашей бывшей жены, тогда, возможно, вы рассеете наше недоумение. Но не исключено, что это вовсе и не ваши вещи. Мы как раз и выясняем, где и как добывала Самойловская все эти предметы для перепродажи.
Луганов и Миронов ознакомили Черняева со списком вещей, изъятых у спекулянтки. Тот быстро пробежал его, предупредив следователей, что никогда толком не знал состояние гардероба своей жены. Самойловская сама, по его словам, отобрала в шкафу и чемоданах Ольги Николаевны Величко то, что считала возможным продать; все же, буквально все, что осталось, он подарил ей "в знак благодарности за услугу".
Таким образом, Черняев был просто не в состоянии точно определить, только ли вещи его бывшей жены были изъяты у Самойловской.
- Еще один вопрос, - осторожно сказал Миронов. - Вы не могли бы рассказать по возможности подробнее о прошлом вашей бывшей жены, о ее знакомых, друзьях?
- А с какой, собственно говоря, стати это вас интересует? - сухо спросил Черняев. - Какое это имеет отношение к делу?
Андрей не спешил с ответом: показать Черняеву записку? Сказать, что его бывшая жена внушает подозрение, что среди ее окружения, возможно, затаился враг? А как скажешь, когда все еще так неопределенно, так неясно? Нет, нельзя. Нельзя, да и не к чему.
- Видите ли, - неторопливо заговорил Миронов, - как я понял из ваших слов, вам неизвестно, каким путем попали к вашей бывшей жене заграничные вещи и старинные украшения. Так? Нам надо это выяснить. Думаю, такое выяснение и в ваших интересах. Не исключено, что ответ на этот вопрос таится в прошлом вашей жены, в ее окружении. Вам ясно?
- Куда уж яснее! - горько усмехнулся Черняев. - Только прошлого Ольги я почти не знаю, не интересовался… Да и насчет ее знакомства толком сказать ничего не могу, вроде бы особых знакомств у нее и не было, не замечал…
- Позвольте, - возразил Миронов, - ведь вы прожили с Ольгой Николаевной около двух лет и так таки ничего и не знаете? Хотя… бывает…
В этот момент Андрей вспомнил историю своей неудачной женитьбы, вспомнил Люду. А что он, Миронов, знал о своей бывшей жене? Мало. Ой как мало! Да, понять Черняева нетрудно. Действительно, бывает. Так что же, так и кончить разговор, ровно ничего не выяснив, не узнав ни единого нового факта, ни одной детали?
С минуту помолчав, Миронов спросил:
- В таком случае, Капитон Илларионович, не можете ли вы рассказать поподробнее, как познакомились с вашей бывшей женой, где, при каких обстоятельствах? Может, какие либо факты из тех, что вы вспомните, окажутся нам полезны?
- Что же полезного для вас я могу вспомнить? - не скрывая недовольства, сказал Черняев. - Как я познакомился с Ольгой Николаевной, вряд ли кого касается. Впрочем, если вы настаиваете… - Черняев вопросительно посмотрел на Миронова, тот молча кивнул: настаиваю. - Извольте…

Начав рассказывать историю своего знакомства с Ольгой Николаевной Величко, Черняев разволновался, заспешил, заговорил горячо, сбивчиво:
- Ольга… С Ольгой… Мы познакомились с Ольгой Николаевной в Сочи. Все это не так просто. Видите ли, долгие годы я был закоренелым холостяком, о женитьбе и не помышлял. Увлечения, конечно, бывали, не без этого, но так, ненадолго. Тут играла роль моя профессия: я ведь строитель. Военный. Сегодня - одна стройка, завтра - другая… Ну, куда тут, думалось, обзаводиться семьей? К чему? А годы шли. И вот однажды, года два с небольшим назад, как раз накануне моего переезда в Крайск, поехал я в отпуск. В Сочи…
В специальном лечении я не нуждался. Купание, прогулки - вот и все, что мне требовалось. Так прошла неделя, другая, и я заскучал. Подумывал было махнуть на Сочи рукой и ехать назад, на работу, как случись тут моим соседом по палате один майор, помоложе меня. Мы быстро сошлись, как это часто бывает на курорте, и жизнь стала сноснее. Вот через него, через этого майора, я и познакомился с Ольгой Николаевной Величко.
Черняев на минуту умолк.
- Расскажу вам, как это произошло, - продолжал он. - Прогуливались мы однажды с майором вдоль берега. Дело было к ночи. Луна светила - хоть книгу читай. Проходя мимо "грибка", стоявшего на отлете в гуще кустарника, мы услышали громкий разговор. Говорили двое - мужчина и женщина, и, надо сказать, в весьма повышенных тонах. Мы решили было повернуть, уйти, но в этот момент послышался звук пощечины, и на тропинку выбежала женщина. Она была молода и, как я сумел заметить, очень красива. Не знаю, может быть, тут сыграла роль вся обстановка этой встречи, но только, простите мне это избитое выражение, я почувствовал, что погиб. Да, погиб.
Черняев судорожно вздохнул, словно проглатывая застрявший в горле комок, и продолжал:
- Вслед за ней на дорожку вышел пожилой, взъерошенный человек. Мы оказались лицом к лицу с этой парой. Возможно, встреча так бы ничем и не окончилась, если бы незнакомка не окликнула моего спутника. Оказывается, она его знала. Отступать было некуда. Я был представлен. Познакомились мы и с мужчиной, который оказался ее мужем.
Мне думается, что он не очень обрадовался нашему появлению, она - наоборот. Стараясь задержать нас, она взяла майора под руку и оживленно заговорила, посматривая временами в мою сторону. Можно было подумать, что между ней и ее мужем ровно ничего не произошло, что просто четверо хороших знакомых коротают время в прогулке. По предложению Ольги Николаевны, мы всей компанией зашли в ресторан, посидели там час полтора, затем расстались. Когда прощались, Ольга Николаевна пригласила нас с майором заходить к ним в санаторий. Запросто. Я, конечно, не счел себя вправе воспользоваться случайным приглашением, хотя мысль об Ольге Николаевне не покидала меня. Но надо же так случиться: дня через два мы встретили ее на пляже нашего санатория. Выяснилось, что муж Ольги Николаевны внезапно уехал - отозван на работу. Она осталась в Сочи одна.
Нужно сказать, я не очень люблю поддерживать светский разговор, не умею говорить любезности, не мастер ухаживать. А в присутствии Ольги Николаевны и вовсе часами был нем, нем как рыба. Она же, напротив, оказалась очень милой и приятной собеседницей.
Можете представить мое самочувствие? Как только мы оставались вдвоем, меня охватывало волнение, я терялся, краснел, отвечал невпопад. Но частые встречи сделали свое дело. Я стал привыкать к Ольге Николаевне и сам не заметил, как стал чувствовать себя так, словно знал ее долгие годы. Больше того: день ото дня она становилась мне все дороже, и вскоре я понял, что жить без нее дальше не смогу.
Прошла, быть может, неделя, другая, как я заметил, что мои чувства, мои переживания не безразличны Ольге Николаевне. Она стала ко мне особенно внимательна. Словом, отношения наши становились все ближе и ближе. Когда же она рассказала грустную историю жизни с нелюбимым мужем, который изводил ее отвратительной ревностью…
Черняев опять умолк. Помолчав с минуту, он продолжал:
- Что там говорить! Мы поняли, что нас свела сама судьба, и там же, в Сочи, решили пожениться. Дело было за ее прежним мужем, с которым она должна была оформить развод.
- Кстати, - вмешался Миронов, - его фамилия Величко? Вы его еще ни разу не назвали.
- Величко? - переспросил Черняев. - Нет, не Величко. Это девичья фамилия Ольги. А вот его фамилию, убей бог, не помню, Знаю, что он врач, кажется, хирург. Жил в Куйбышеве. Вот, пожалуй, и все, что я могу о нем сказать, Сами понимаете, меня он особо не интересовал. Все, что касается развода, Ольга взялась уладить сама. Да и как могло быть иначе? Не мне же было этим заниматься!..
Из Сочи мы с Ольгой вместе вернулись в Саратов, где я тогда работал. Не успели приехать, как был решен вопрос о моем назначении в Крайск. Переехали вместе. К моему счастью, Ольга оказалась превосходной хозяйкой. Обычную для меня холостяцкую берлогу она превратила в уютное гнездо. Особенно хорошо у нас стало, когда предоставленную мне вначале комнату удалось обменять на две… Вот тут то я и познакомился с Самойловской. Не знаю, как в чем другом, а в части дел по обмену жилплощади она - талант!
Жили мы с Ольгой, - продолжал Черняев, - душа в душу. Все свое свободное время, каждую минуту я отдавал ей. Старался делать все, чтобы она была счастлива. На отдельные ее слабости, а они со временем обнаружились, я смотрел сквозь пальцы.
- Что вы имеете в виду? - спросил Луганов.
- Тряпки, - ответил Черняев, - страсть к нарядам. Ольга готова была без конца путешествовать по магазинам, по портнихам, по каким то знакомым, приобретая наряды. Я, правда, пытался время от времени удержать ее от этой погони за тряпками, но уж очень трудно было ей в чем нибудь отказать. Она, как правило, и слушать меня не хотела. Порой дело доходило у нас до размолвок, но последнее слово всегда оставалось за Ольгой Николаевной: не мог я, ну просто не мог ей перечить.
В общем, если не считать этих мелочей, жили мы дружно, хорошо. Первой серьезной тучей, появившейся на нашем горизонте, стал ее прежний муж. Около года назад, разузнав каким то образом о нашем местопребывании, он нагрянул в Крайск и явился к Ольге с угрозами и домогательствами. Тут то и выяснилось, что Ольга развод не оформила, а попросту скрылась от него, сбежала.
Человек этот нисколько не был мне симпатичен, скорее наоборот, но поступок Ольги меня возмутил. Судите сами - обман! И ведь она не только его обманула, но и меня, сказав, что оформила развод. Как оказалось, когда Ольга уезжала на несколько дней, по ее словам, в Куйбышев для оформления развода, на самом деле она была совсем в другом городе, у каких то своих родственников…
- Где именно, в каком городе? - живо заинтересовался Миронов. - У кого?
- Точно не скажу, - ответил Черняев. - Я ее не расспрашивал. Помнится, Ольга говорила, что была в Воронеже, но говорила это уже потом, после скандала. Ну, как вы сами понимаете, эти не очень приятные события несколько омрачили нашу жизнь, но ненадолго: слишком велика была моя любовь к жене.
Летом прошлого года дела на стройке шли так, что я никак не мог уйти в отпуск, а мы собирались съездить с Ольгой Николаевной в Кисловодск. Видя, как близко к сердцу она принимала крушение наших планов, как расстраивалась, я достал путевку и отправил ее одну. Тяжко, конечно, было расставаться, но так хотелось доставить радость любимому человеку!..
Черняев тяжело вздохнул, опустил голову и замолк. В томительной тишине прошло минуты две три. Затем, словно собравшись с силами, он вновь заговорил. Заговорил торопливо, заметно волнуясь:
- Да, вот с этой поездки все и началось. Из Кисловодска Ольга вернулась неузнаваемой. Ее точно подменили. С магазинами и портнихами было покончено. Целыми днями она тосковала, лежала на диване, ничего не делая, никуда не выходя. Разве что изредка читала, что попадалось под руку. Все мои попытки узнать, что с ней происходит, кончались ничем. От моих вопросов она отделывалась ссылками на плохое самочувствие, скверное настроение. Не знаю, как долго бы все это тянулось, если бы не случай. Однажды, в выходной день, она наконец то куда то ушла, а я, оставшись в одиночестве, от нечего делать начал перебирать книги, лежавшие на диване. И вот, когда я листал одну из книг, на пол упал листок бумаги. Я поднял его, и меня словно обухом ударило. В глаза бросились слова: "Ольга, любимая…".
Это было письмо, любовное письмо. И кому?! Ольге! Моей Ольге. Я был настолько потрясен, что плохо соображал, что делаю. Скомкав письмо, я швырнул его на пол, но тут же поднял и прочел. Сомнения не было. Ольга мне изменяла. Да вот судите сами.
Черняев опустил руку во внутренний карман пиджака, достал измятый листок бумаги, исписанный мелким убористым почерком, и протянул Луганову.
- Прочтите. Прочтите, - настаивал Черняев. - Подумать только, у Ольги появился другой. И кто? Мальчишка. Студент. Такого удара я не ждал. Не знаю, как хватило сил перенести этот ужас… - В голосе Черняева послышались истерические нотки. Собравшись с силами, он продолжал: - Как утопающий хватается за соломинку, я пытался убедить себя, что это ошибка, недоразумение. Тщетно. Факты говорили за себя. Письмо объясняло все: перемену в Ольге, ее бесконечные капризы, тоску…
Как это ни было трудно, я взял себя в руки. С минуты на минуту Ольга должна была вернуться. Как быть? Скрыть от нее, что я все знаю, что прочел письмо? Притвориться, будто ничего не произошло? Нет! Будь что будет! Как только Ольга вошла, я молча протянул ей письмо. Она разрыдалась. "Да, да, да, - твердила она, - я дрянь, знаю, но что я могу поделать? Кто он? Ты хочешь знать? Настаиваешь? Ну, студент, геолог. Живет в Ленинграде. Познакомились мы в Кисловодске. Полюбили друг друга. Что хочешь, то и делай". Я был раздавлен. Мысль потерять Ольгу была невыносима. Но какой мог быть выход? Выхода не было. Все было решено на следующий день.
Правда, Ольга было притворилась, что колеблется, но ненадолго. Стыд перед окружающими вынудил нас скрыть ее уход, а ее внезапный отъезд мы объяснили тем, что ей необходимо пройти повторный курс лечения в Кисловодске. Туда она и уехала. Только не лечиться, а к своему очередному супругу.
Последние дни перед отъездом были сплошной мукой и для меня, и для нее. Трудно сказать, кому из нас было тяжелее. Но всему бывает конец: не знаю, как хватило у меня сил, но я сам отвез Ольгу Николаевну на вокзал, сам посадил в поезд, и мы расстались. Вот, пожалуй, и вся моя история.
Черняев замолк и как то сразу поник, будто внезапно, вдруг постарел на десяток лет.
- А вещи? - прервал затянувшееся молчание Миронов.
- Простите, вы о чем? Какие вещи?.. Ах да, вещи… - Черняев провел рукой по лбу. - Ольга Николаевна взяла с собой самое необходимое. Как я ее ни уговаривал, она заявила: "Все это куплено на твои деньги, делай с этим что хочешь". Я ждал, хотел верить, что она одумается, приедет, но, судите сами, прошло почти полгода, а об Ольге Николаевне ни слуху ни духу. Для меня же созерцать все это, все ее вещи - мука. Тут, как нарочно, подвернулась эта самая Самойловская. Вот так все и получилось.
- Прошу извинить, - задал вопрос Миронов, - а как фамилия студента, к которому уехала Ольга Николаевна? Кстати, насчет этого студента я не все понял. Вы говорите, что он живет в Ленинграде, а поехала она в Кисловодск. Почему?
- Фамилию студента я не знаю. Письмо, как видите, без подписи. Какая то закорючка. - Черняев показал на листок бумаги, лежавший перед Лугановым. - В Кисловодск же она поехала потому, что он там был не то на практике, не то в какой то экспедиции. Теперь то они уже, наверное, в Ленинграде. Впрочем, мне то к чему это знать? Я не Садовский, гоняться за ней не буду.
- Садовский? Какой Садовский?
Черняев невесело усмехнулся:
- Вот ведь как бывает! Садовский - первый муж Ольги Николаевны. Силился вспомнить его фамилию - не смог, а тут сама выскочила.
Миронов незаметно сделал знак Луганову. Тот поднялся:
- Извините, пожалуйста, Капитон Илларионович, что отняли у вас столько времени, такая уж наша работа…
- Н да а, работа… - неопределенно протянул Черняев и, попрощавшись с Лугановым и Мироновым, направился к выходу.
Дойдя до двери, он вдруг повернулся и сделал шаг назад:
- Да, письмо! Оно вам нужно?
- Вы хотите его взять? - спросил Луганов.
- Пожалуй, да. Что ни говорите, а память. Хоть и горькая, но все же память.
- Мы предпочли бы пока оставить это письмо у себя, если, конечно, вы не очень возражаете, - сказал Миронов. - Оно может нам понадобиться.
- Как вам будет угодно, - ответил Черняев и, сухо кивнув, вышел.
- Ну с, что скажете? - спросил Андрей, когда дверь за Черняевым закрылась.
Луганов недоуменно вскинул брови:
- А что тут скажешь? Для меня лично ничего особенно нового в рассказе Черняева нет, если исключить всякие романтические подробности.
- А письмо? Письмо он вам в прошлый раз показывал?
- Насчет письма - правильно. Письма он не показывал. Но я и его отношу к числу романтических подробностей. Суть то от этого не меняется.
- Занятная подробность, - задумчиво заметил Миронов.
- Чем, собственно говоря?
- Да многим. Ну, например, зачем он хранит это письмо, которое, казалось бы, должно жечь ему руки? Зачем носит с собой? Зачем показал нам? Почему, уходя, не хотел его оставить?
- Не знаю, - возразил Луганов, - чем вас заинтересовало это письмо. Давайте, кстати, хоть прочитаем его.
Взяв письмо, Луганов вслух прочел:
- "Ольга, любимая! Судя по твоим письмам, ты теперь совсем другая, или это только на бумаге? Если бы ты знала, как хочу я видеть тебя, как жду встречи! Расставаясь, я хотел многое тебе сказать, но… не решился. Я так и не рискнул просить тебя быть моей, моей навсегда. Но ведь только об этом я мечтаю, только этим живу. Жду тебя с нетерпением на старом месте в конце мая. Я опять получил туда направление. Знаю, верю, мы встретимся, чтобы никогда больше не расставаться. Верно?!
Твой В…"
Закончив чтение, Луганов взглянул на Миронова:
- Да, определеннее не скажешь. Нетрудно понять Черняева. Переживает он, видно, основательно. Мне, во всяком случае, рассказ его показался искренним.
- Согласен, - кивнул головой Андрей, - сомневаться в его искренности оснований нет. Но вот письмо… История с письмом мне определенно не нравится. Что же касается сути дела, то ни один из вопросов пока не выяснен. И без Ольги Николаевны Величко нам ничего не выяснить. Вот давайте и подумаем, как будем ее искать.
Договорившись, что основное свое внимание Луганов сосредоточит на розыске Величко и поисках образца ее почерка, а Миронов займется изучением окружения Черняева, они разошлись. В качестве одной из первых мер по розыску Величко было решено разослать запросы в Кисловодск и по всем местам, где, судя по имеющимся данным, бывала раньше Величко: в Саратов, где жили Черняевы до переезда в Крайск, в Куйбышев, где находился прежний муж Величко, а так же в Чернигов, невдалеке от которого родилась и выросла Ольга Николаевна. Чем черт не шутит: а вдруг там и до сих пор живет кто нибудь из ее родственников? Вдруг она сама туда укатила?
Между тем Черняев, выйдя из управления милиции, медленно побрел в сторону своего дома. Не пройдя, однако, и половины пути, он остановился, с минуту постоял, о чем то раздумывая, затем круто повернул и энергично зашагал к центру города. Поравнявшись со зданием, в котором помещался городской комитет партии, Черняев вошел в подъезд и по широкой лестнице поднялся на второй этаж, в кабинет секретаря горкома КПСС.
Соколов, секретарь горкома, разбирал бумаги, когда, уверенно постучав в дверь, на пороге его кабинета появился Черняев.
- Ну, входите, входите, Капитон Илларионович, уж коли пришли, - подавляя легкое раздражение, пригласил его Соколов. - В кои то веки доберешься до бумаг, так и тут от строителей покоя нет, - продолжал он, заметно окая, пытаясь прикрыть ироническим смешком свое недовольство. - Что там у вас стряслось, с чем пожаловали?
- Я по личному вопросу, Петр Иванович, - угрюмо сказал Черняев, исподлобья глядя на Соколова, Было заметно, что он сильно волнуется.
- Ну, слушаю, слушаю, - подбодрил его секретарь горкома, плотнее усаживаясь в кресло.
- Петр Иванович! Я прошу горком расследовать мое поведение, и если заслужил, то наказать меня, но оградить от преследований, которым я начал подвергаться со стороны милиции. Не знаю, известно вам или нет, но за последние месяцы на мои плечи свалилось немало переживаний. От меня ушла жена… А тут эти допросы, бесконечное копание в мелочах… На каком основании? Я не мальчик…
- Ты что?.. - перебил его Соколов. - Эту историю со спекулянткой имеешь в виду? Наслышан я о ней, начальник милиции докладывал. Так на кого же тебе жаловаться? Ну, жена бросила - это, конечно, нелегко, но кой черт тебя дернул со всякой швалью вроде этой самой спекулянтки связываться? Барахлом торговать? Некрасиво все это получается, не к лицу тебе, коммунисту, да еще ответственному работнику!
- Тут, конечно, я свалял дурака, - уныло согласился Черняев, - готов нести за это ответственность. Заслужил - так накажите, хотя никакого преступления, ей ей, не совершал. Но нельзя же дергать без конца, таскать на унизительные допросы…
- А чего же ты хочешь? - возразил секретарь горкома. - Сам спутался со спекулянткой - и в кусты? Разбираются пусть другие? Так, что ли? Насколько я знаю, тебя вызывали в милицию именно для того, чтобы ты помог распутать эту грязную историю. На что же ты обижаешься? Или, быть может, они там, в милиции, начали тебе провокационные вопросы ставить, путают в такие дела, в которых ты не виноват? Если так - давай факты, за это мы их по головке не погладим.
- Нет, - возразил Черняев, - провокационных вопросов мне никто не задавал. Когда меня вызвали в первый раз, я нисколько не возражал, прекрасно понимая, что должен помочь милиции. Но за первым вызовом последовал второй, за первым допросом - другой, всё об одном и том же. Это копание в мелочах, в моих личных переживаниях, которые, в конце концов, никого не касаются. Вот о чем разговор. Повторяю, виноват - накажите, но дергать без конца нечего.
- Ну, раз ты сам понимаешь, что поступил неправильно, чего тут разбирать? А урок тебе на всю жизнь. Насчет излишних допросов, копанья, как ты говоришь, в мелочах я с милицией поговорю. Все?
Соколов придвинул к себе отложенные было в сторону бумаги, давая понять, что разговор окончен. Черняев поднялся и, попрощавшись, вышел. Когда дверь за ним закрылась, секретарь горкома снял трубку и соединился с начальником управления городской милиции. Расспросив его, зачем понадобился повторный вызов Черняева, он позвонил Скворецкому, Разговор с начальником Крайского управления КГБ, по видимому, удовлетворил секретаря горкома. Во всяком случае, закончив разговор со Скворецким, он тут же взялся за бумаги и спокойно продолжал работу.

Глава 4

Первые дни после беседы с Черняевым были заполнены у Миронова и Луганова делами и беготней до отказа. Пока не поступил ответ из Кисловодска и не было установлено местонахождение Величко Черняевой, они все время тратили на поиски знакомых и друзей Величко в Крайске. А для этого требовалось не только время, но и… ноги. Да, ноги. Побегать пришлось немало!
Прежде всего Луганов побывал в доме, где жил Черняев. В беседах с жильцами соседних квартир и работниками домоуправления он выяснил кое какие подробности, проливавшие некоторый свет на быт Черняева. Так, в частности, ему удалось выяснить, что в одной квартире с Черняевым, в маленькой комнате, проживала молодая девушка - Зеленко, работавшая медсестрой в больнице. Зеленко будто бы была дружна с Ольгой Николаевной Величко. Луганов также узнал, что семью Черняевых, а теперь одного Капитона Илларионовича обслуживает приходящая домработница Стефа Левкович, работающая постоянно уборщицей в одной из гостиниц Крайска. С ней, очевидно, стоило побеседовать пообстоятельнее. За это дело взялся Миронов. Придумав благовидный предлог, он в тот же вечер отправился к ней на дом.
Стефа Левкович оказалась, на счастье, женщиной общительной, любящей поговорить.
- Как живу? - охотно отвечала она на расспросы Андрея. - Да ничего, не жалуюсь. Какое никакое, а жалованье получаю. В гостинице. Еще и прирабатываю. Убираю тут одну квартиру. Черняева Капитона Илларионовича. Не знаете такого? Ну как же? Серьезный человек, солидный. Правда, на деньги жаден - это да. Попросит что купить, сдачу до копейки пересчитает. Уж так прижимист, так прижимист, не дай бог. А так - ничего. Самостоятельный.
Когда речь зашла об Ольге Николаевне Величко, бывшей жене Черняева, Стефа развела руками:
- Что о ней сказать? Ольга Николаевна казалась уж такой хорошей, а вышло - с ветерком в голове. Как Капитон Илларионович ее лелеял, как лелеял, а она возьми да и брось его. Со стороны посмотришь - такая уж она милая, такая симпатичная, скромная, а что на деле получилось? Не говорю уж как с мужем, таким солидным человеком, поступила: бросила, слова не сказав. Но я то ведь и раньше кое что замечала. Вот, к примеру, перед самым ее отъездом один молодой мужчина к ней заходил. Пришел, кофе напился и все сидит, сидит. А она то, Ольга Николаевна, как на иголках… Да а. А этот, гость, братом назвался. Двоюродным. Только на брата не очень то похож. Я почему его запомнила? Потому, как день спустя в гостинице встретила. Видать, у нас останавливался.
- Так он что, не здешний? - заинтересовался Миронов, внимательно слушавший болтовню Левкович.
- Он то? Конечно, не из здешних. Приезжий. Потому и в гостинице останавливался.
- А из каких мест приезжал, не запомнили?
- Почему же не помнить? - удивилась Левкович. - Очень даже помню. Интересовалась. Как никак не чужому человеку он братом назвался - Ольге Николаевне, моей хозяйке…
- Так откуда же он? - повторил свой вопрос Миронов.
- Из этого, как его…
Левкович назвала крупный портовый город Энск, вблизи которого, как то хорошо было известно Миронову, находились некоторые заводы, изготовлявшие сверхсекретную продукцию, точного назначения которой Андрей не знал. "Уж не на одном ли из этих заводов работает этот "братец"? - подумал Андрей. - Этого только недоставало!"
- Вот я и говорю, - продолжала между тем Левкович, - что в коридоре его встретила, он из номера выходил…
- А из какого номера, не помните? - поинтересовался Андрей.
- И это помню! В пятнадцатом он останавливался… - Левкович внезапно запнулась. - Хотя нет… В двадцать пятом. Ой, вру. В двадцать первом. Точно, в двадцать первом.
Ничего заслуживающего внимания Левкович больше не сообщила, и Андрей поспешил закончить затянувшуюся беседу.
Вечером того же дня в конторе гостиницы появились Миронов и Луганов. Их интересовали регистрационные книги постояльцев. Особый интерес вызвали у них те, кто останавливался в гостинице весной текущего года. Внимание Миронова привлек Антон Владимирович Рыжиков, тридцати трех лет, инженер радист, который, как значилось в книге, прибыл из Энска. В апреле месяце он несколько дней прожил в гостинице, но не в пятнадцатом и не в двадцать первом номере, а в восемнадцатом. Как было указано, в Крайск Рыжиков приезжал в командировку.
В ту же ночь в Энск был направлен запрос о Рыжикове, месте его работы и целях поездки в Крайск. А на следующее утро Луганову удалось наконец раздобыть образец почерка Ольги Величко. Сомнения не было: странная запись на клочке бумаги была сделана ее рукой. Тем с большим нетерпением ждали Луганов и Миронов ответа из Кисловодска.
Продолжал Миронов заниматься и Черняевым: тщательно изучал его окружение. Андрей посоветовался с Кириллом Петровичем и попросил его поручить кому нибудь из сотрудников Крайского управления КГБ постоянно находиться поблизости от Черняева, чтобы уберечь его от возможных неожиданностей. Да и к его окружению следовало присмотреться.
На следующий день в кабинет Миронова вошел молодой офицер:
- Разрешите доложить, товарищ майор! Младший лейтенант Савельев. Явился в ваше распоряжение.
Андрей внимательно приглядывался к своему новому помощнику. Шел тому двадцать четвертый год, но выглядел он совсем юнцом, и многие в управлении, особенно девушки машинистки, секретари, стенографистки, звали его Сереженькой. В органах КГБ Сергей Савельев работал всего второй год, но уже успел зарекомендовать себя с самой лучшей стороны: он был смел, предприимчив, энергичен, очень дисциплинирован. Тут, очевидно, сказывалась служба на флоте, откуда Савельев пришел в органы. Сергею уже приходилось участвовать в нескольких сложных операциях, и действовал он каждый раз успешно, однако под непосредственным руководством представителя центрального аппарата КГБ он никогда не работал и был рад и горд оказанным ему доверием.
Миронов не спеша, обстоятельно растолковал Савельеву стоявшие перед ним задачи.
- Вам, - говорил он, - поручается Капитон Илларионович Черняев, инженер подполковник запаса, руководящий работник крупного строительства специального назначения. По имеющимся у нас данным, есть основания предполагать, что в окружение Черняева проникли люди, стремящиеся скомпрометировать инженер подполковника и затем воспользоваться этим в преступных целях. Чтобы в этом разобраться, надо как следует присмотреться к Черняеву, выяснить, кто его окружает, нет ли среди его близких каких нибудь подозрительных лиц. Вам ясно?
- Понятно, товарищ майор, - кивнул внимательно слушавший Савельев.
- Растолковывать вам в деталях, как вести работу, думаю, - продолжал Миронов, - нет нужды. Опыт у вас есть. О результатах будете докладывать мне. Ежевечерне. Специальным рапортом. Вот, пожалуй, и все.
- Слушаю, товарищ майор. - Савельев поспешно встал. - Разрешите выполнять?
Не прошло и часа, как Сергей был уже на строительстве, где работал Черняев…
Вскоре после ухода Савельева в кабинет Миронова неожиданно ворвался Луганов. Плюхнувшись в кресло, он выхватил из кармана сложенный вчетверо телеграфный бланк и кинул его через стол Андрею.
- Вот, Андрей Иванович, телеграмма. Из Кисловодска. Читайте. Нет, вы только прочтите, что они пишут!
Миронов спокойно взял телеграмму, развернул ее и молча проглядел. Брови у него нахмурились, на лице появилось выражение недоумения, и он вновь слово за словом перечитал весь текст.
Луганов, пристально следивший за выражением его лица, увидев, что тот кончил читать, воскликнул:
- Каково? Нет, что вы скажете, каково? Не при езжа ла!
- Н да а, - хмыкнул Миронов. - Закавыка!
Андрей, конечно, не думал, что Ольга Величко Черняева все еще в Кисловодске. Вряд ли станет она жить на курорте несколько месяцев. Да и на какие средства? Но он полагал, что работники кисловодской милиции сообщат, когда и куда она выехала. Все эти вопросы Луганов просил выяснить в своем запросе. Но то, что содержалось в телеграмме, явилось для Миронова полной неожиданностью.
Текст телеграммы гласил, что никто под фамилией Величко или Черняевой в Кисловодске не проживает, что вообще женщина с таким именем, отчеством и фамилией в течение текущего года в Кисловодск не приезжала, ни в одной из гостиниц или санаториев не останавливалась.
"Как же так? - думал Андрей. - Ведь Черняев сам проводил ее на вокзал, сам усадил в поезд. Правда, прямых поездов до Кисловодска из Крайска нет, ехать надо с пересадкой. Так неужели Величко по дороге сошла, не доехала до места? Но почему? Или и тут обман, и тут она не сказала Черняеву правду: поехала не в Кисловодск, а в другое место. Но зачем ей было обманывать, с какой целью?"
- Андрей Иванович, а что будем делать со студентами? - прервал размышления Миронова Луганов.
- Со студентами? - спохватился Андрей.
Он вновь взял телеграмму и прочел, что в прошедшем и текущем годах в районе Бештау работало две геологические изыскательские партии. В одной из них, разновременно, проходило практику несколько студентов, в том числе и студенты из Ленинграда. Фамилии их были указаны. В самом Кисловодске и его окрестностях никаких геологических поисков не велось, и данными о пребывании здесь ленинградских студентов кисловодская милиция не располагала.
Внимательно перечитав эту часть телеграммы, Андрей предложил:
- А что, Василий Николаевич, если вам слетать в Ленинград, поискать там самому автора письма, а с его помощью и Величко? Это надежнее да и быстрее, чем писать запросы и ждать ответа.
Тут же Миронов изложил Луганову свои соображения: коль скоро известно, кто именно и из каких вузов Ленинграда был в тех краях на практике (а таких было не так много), будет нетрудно выяснить, кто же является автором письма к Величко. Дальше проще простого: надо будет с ним побеседовать и узнать, где Величко находится сейчас. Ему это, надо полагать, известно.
Луганов выехал в Ленинград следующим утром. Сразу же по прибытии с помощью сотрудников Ленинградского управления КГБ он быстро установил, что автором письма, найденного Черняевым у своей бывшей жены Ольги Николаевны Величко, является Виктор Сергеевич Кузнецов, студент пятого курса геологического факультета Ленинградского университета. Луганов, не мешкая, пригласил его на беседу, которую решил провести в помещении милиции.
Когда Кузнецов вошел в кабинет, было заметно, что он волнуется. Оно и понятно: впервые в жизни Виктор Кузнецов был вызван в милицию, да еще неизвестно зачем.
Чтобы успокоить разволновавшегося студента, придать беседе непринужденный характер, Луганов начал расспрашивать его об учебе, о поездках на практику в составе геологических партий, в частности на Кавказ, в район Минеральных Вод.
Кузнецов с увлечением рассказывал о поездках. Сразу было видно, что он влюблен в свою будущую профессию. Он сообщил, что успел побывать в Сибири, а последние два года летом выезжал в составе изыскательских партий на Северный Кавказ, в район Бештау. В Кисловодске, по его словам, он бывал всего несколько раз, наездами, в качестве экскурсанта.
- А знакомств в Кисловодске вы никаких не заводили? - как бы невзначай поинтересовался Луганов.
- Знакомств? - удивился Кузнецов. - Каких знакомств? Что вы имеете в виду?
Луганов молча выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда несколько фотографий молодых женщин, снятых в профиль и анфас, среди которых была и фотография Ольги Николаевны Величко, и веером раскинул их по столу:
- Кого из изображенных здесь лиц вы знаете?
- Можно? - робко спросил Кузнецов, протягивая руку к фотографиям.
Пока он рассматривал фотографии, Луганов пристально следил за выражением его лица, но ровным счетом ничего, кроме самого искреннего, самого неподдельного недоумения, не уловил.
- Н нет, - неуверенно проговорил наконец Кузнецов, перебрав и внимательно пересмотрев одну за одной все фотографии и возвращая их Луганову. - Я тут никого не знаю…
- Так уж и никого? - не без иронии спросил Луганов. - А вы присмотритесь повнимательнее.
- Зачем? - уже твердо сказал Кузнецов. - Я же вам говорю, что ни одной из этих женщин не знаю.
Луганов начал терять терпение. Это ещё что за новость? Зачем понадобилось Кузнецову отрицать очевидное: свое знакомство с Величко?
- Помилуйте, - сказал он резко. - Вы что, не знаете Ольгу Николаевну Величко, или Черняеву, как вам будет угодно? Полноте!
- Величко? Черняеву? В первый раз слышу!
Луганов рассердился не на шутку: и чего он запирается, этот студент? С какой стати? Может, за этим что кроется?
- Нехорошо, Виктор Сергеевич, нехорошо. Так дело у нас не пойдет. Может, вы и этого не знаете? Может, не вы это писали? - Луганов широким жестом бросил на стол письмо Кузнецова Ольге Величко.
Увидев письмо, Кузнецов на мгновение опешил, затем стремительно вскочил, чуть не уронив стул, на котором сидел. На его лице сквозь загар проступил кирпично красный румянец. От былой растерянности не осталось и следа.
- Письмо! Мое письмо! Как оно к вам попало?
- Прежде всего сядьте, успокойтесь, - с легкой усмешкой сказал Луганов. - Вот так. Ну, а теперь расскажите всю правду об этом письме, а так же о той, кому оно адресовано. Только - правду, и со всеми подробностями.
Кузнецов глубоко, судорожно вздохнул.
- Это письмо… мое письмо… оно написано Зеленко. Ольге Ивановне Зеленко… Ольга… - Кузнецов чуть замялся, затем решительно продолжал: - Ольга - моя невеста. Правда, на это письмо она не ответила. Почему, не знаю, не могу понять… Да, а как мое письмо попало к вам? Почему?..
Теперь пришел черед краснеть Луганову. Он притворно закашлялся, стремясь выиграть время, собраться с мыслями. Беседа приняла неожиданный, непредвиденный и, как это стало очевидно Василию Николаевичу, не очень приятный для него оборот.
Зеленко? Зеленко? Эта фамилия была знакома Луганову. Да, сомнения не было. Он вспомнил: Ольга Зеленко - соседка Черняева по квартире. Но как письмо, адресованное Зеленко, попало к Величко? Почему жена Черняева хранила его, зачем прятала? Почему, наконец, увидев это письмо в руках мужа, видя, какую оно у него вызвало реакцию, Ольга Николаевна не разъяснила недоразумения, не сказала, что письмо это не имеет к ней никакого отношения?
Да, тут было над чем поломать голову. Луганову вспомнились многочисленные "зачем" и "почему", которые возникали в связи с этим злосчастным письмом у Миронова после их беседы с Черняевым.
"А ведь прав, пожалуй, был Андрей Иванович, обратив такое внимание на это письмо, - подумал Луганов. - Кузнецов? С Кузнецовым все ясно, больше беседовать с ним не о чем. Зря, выходит, я на парня накинулся. Он то тут ни при чем. Извинившись и объяснив Кузнецову, что вышло недоразумение, Луганов попросил разрешения оставить письмо у себя.
- Вот именно из за этого недоразумения, которое надо рассеять, - сказал он, - письмо может понадобиться. Не возражаете?
Кузнецов вынужден был согласиться, после чего они распрощались, и Луганов тут же связался по телефону с Крайском, с Мироновым. Выслушав его краткий доклад, Андрей Иванович предложил ему немедленно возвращаться в Крайск, заметив, что в связи с этой "странной историей" у него возникли немаловажные соображения.

Глава 5

Сразу же по возвращении в Крайск, прямо с аэродрома Луганов отправился к Миронову. Едва он успел закончить доклад о встрече с Кузнецовым, как Миронов предложил:
- Давайте ка вызовем Ольгу Зеленко и поговорим с ней начистоту. Судя по имеющимся характеристикам, дивчина она серьезная, честная, не болтушка, А рассказать, прожив два года в непосредственном соседстве с Черняевым, кое что, надо полагать, может.
Луганов согласился. День спустя они беседовали с Ольгой Зеленко.
Миронов начал с объяснения причин ее вызова. Произошло, говорил он, недоразумение, которое надо рассеять. Какое, он скажет потом.
- Прежде всего, - подчеркнул Миронов, - надо условиться, что разговор, который мы будем вести, останется между нами.
Зеленко, хотя и взглянула на него с недоумением, молча кивнула в знак согласия.
- Вы живете, - продолжал Миронов, - по соседству с Черняевыми, в одной квартире. Нам нужно знать об этой семье все, что знаете вы. Поверьте, это очень важно.
Выражение лица Ольги становилось все более и более удивленным.
- Черняевы? - переспросила она. - Капитон Илларионович? Но что он мог сделать плохого? И что я о нем знаю? А семьи у него нет. Ольга Николаевна уехала. Навсегда.
- Меньше всего нас интересует Капитон Илларионович, - возразил Миронов. - Я ведь вас спросил не о нем, а о его семье. Если хотите, уточню: как раз Ольгой Николаевной мы и интересуемся. Поверьте, к тому есть основания. Может быть, вы знаете, как и откуда добывала жена Черняева различные заграничные вещи, которые у нас, в частности в Крайске, в магазинах не бывают. Вот мы и надеемся, что вы сможете нам помочь, поскольку живете по соседству с Черняевыми и были дружны с Ольгой Николаевной. Интересуют нас и взаимоотношения супругов Черняевых, наиболее близкие из их друзей. Так что вы скажете?
- Я… - смущенно запнулась Зеленко. - Я рада вам помочь, но смогу ли?
Нервно теребя платочек, Зеленко начала рассказывать. Говорила она, заметно волнуясь, подыскивая выражения, вспоминая те или иные факты, подробности. По ее словам, Ольга Николаевна Величко интересовалась нарядами не больше, чем любая красивая женщина, а она была очень красивой, очень.
Была ли Величко жадной? Нет, этого Ольга за ней не замечала. Потерянная она какая то, что ли, была - это да. То сидит целый день у себя, носа не кажет, то часами у нее, Зеленко. Тормошит Ольгу, шутит, смеется, только не весело, с надрывом… Со странностями, одним словом, была, но человек, судя по всему, хороший, добрый.
Откуда у нее были заграничные вещи и старинные украшения, Зеленко не знала. Она никогда Ольгу Николаевну не спрашивала, а та не рассказывала. Не замечала Зеленко у Величко и особого пристрастия к беготне по магазинам или по портнихам: никогда Ольга Николаевна с ней об этом не говорила. Впрочем, она и вообще то, скорее, была скрытная, все о чем то своем думала.
Какие были у Величко отношения с мужем? Трудно сказать. Вроде бы неплохие, но и особой нежности между ними Ольга не замечала. Пожалуй, Капитон Илларионович относился к жене лучше, чем она к нему. Он всегда держался с ней спокойно, ровно, а она из за пустяков чуть не истерики закатывала, не стесняясь ее, Ольги.
Рассказывая о взаимоотношениях супругов Черняевых, Ольга Зеленко вдруг смутилась.
- Да, вы знаете, - сказала она, - ведь у нее, у Ольги Николаевны, был другой муж, совсем старый… Я его видала.
- Видали? - заинтересовался Миронов. - Где? Когда? Расскажите поподробнее.
- Когда? Да прошлой зимой, в самом начале. Вернулась я днем с дежурства (я ведь медицинской сестрой работаю: когда дежуришь в ночь, когда днем), слышу у Черняевых какой то шум, не то крик - не разберешь. Что, думаю, такое? Ведь Ольга Николаевна должна быть дома одна. Капитон Илларионович в это время всегда на работе. Тут Ольга Николаевна как закричит, да так пронзительно, что я через дверь услышала. Ну, я, конечно, давай стучать. Может, думаю, случилось что, плохо ей, помочь надо?
Вдруг дверь распахнулась, и прямо на меня выскочил какой то чужой человек. Мужчина. Я никогда до этого его не видела. Седой такой, с усами. Я отшатнулась. А он кинулся мимо меня - и вниз по лестнице. Чуть не бегом. А сам ведь уже старый…
Стою я в коридоре возле двери, совсем растерялась, не знаю, что и подумать. Тут выходит Ольга Николаевна, рукой за горло держится. По виду как будто спокойная, только бледная очень. Улыбается, но, видно, через силу.
"Что, - спрашивает, - Оленька, испугались? Да вы заходите ко мне, заходите. Ничего страшного не случилось. Это, знаете ли, мой прежний муж. Он совсем не страшный, жалкий скорее. Любит он меня, что поделаешь?.."
- Ну, а потом, после, она вам об этой истории что нибудь рассказывала? - спросил Миронов.
- Нет, ни об этой истории, ни вообще о своем прежнем муже Ольга Николаевна никогда со мной не говорила. Не любила она вспоминать прошлое. Я же говорю, скрытная она…
- Скажите, - задал вопрос Луганов, - а об отъезде Величко, об ее разрыве с Черняевым что вам известно? Быть может, вы помните какие нибудь подробности, детали?
- Какие же подробности? - задумалась Зеленко. - Ничего особенного не было. Уехала Ольга Николаевна в Кисловодск, лечиться. Уехала одна, без Капитона Илларионовича, как и в прошлом году. Я и думать не думала, что она не вернется.
- Как по вашему, - вмешался Миронов, - Черняев знал, что она совсем уехала? Какие между ними отношения были перед ее отъездом?
- Ничего особенного я не замечала. Капитон Илларионович, конечно, ничего не знал. Он же сам на вокзал ее провожал. Как сейчас помню - я тогда у них была, - вернулся он под вечер с работы, машину не отпустил. Вышли они из дома с Ольгой Николаевной; Капитон Илларионович ее чемодан нес. Я их до машины проводила. Сели и уехали. А я ушла на дежурство - мне тогда в ночь было. Как Ольги Николаевны не стало, Капитон Илларионович загрустил. Прошел месяц, второй пошел, нет ее, не возвращается. Я как то встретила Капитона Илларионовича и спросила, уж не случилось ли с ней чего, а он мне и говорит: "Случилось не случилось, только не вернется больше Ольга Николаевна. Она совсем уехала. Разошлись мы…"
Закончив свой рассказ, Ольга Зеленко вопросительно посмотрела на Миронова: как, мол, теперь все? Тут Миронов неторопливо достал письмо Кузнецова и протянул ей. Увидев знакомый почерк, Зеленко нахмурила брови и чуть прикусила нижнюю губу. На лице ее проступило выражение недоумения.
- Вот это, - сказал Миронов, указывая на письмо, - и есть то самое недоразумение, о котором я говорил вам в начале нашей беседы. Оно и явилось причиной, из за которой мы решили вас побеспокоить. Письмо это - да берите его, берите, оно же вам предназначено - написал ваш знакомый, Виктор Кузнецов. Впрочем, - усмехнулся Миронов, - автор письма вам и без меня известен. Верно?
Ольга вспыхнула.
- Из за этого письма, - продолжал Миронов, делая вид, что не замечает ее смущения, - вы чуть не поссорились с Виктором, ведь так? А зря! Он ни в чем перед вами не виноват. Ну, да в этом вы сами разберетесь. Нас интересует другое: письмо это, адресованное вам, попало в руки Ольги Николаевны Величко, которая длительное время его хранила, скрыв от вас. Вы говорите, что у вас с Ольгой Николаевной были хорошие отношения; чем же тогда объяснить ее поступок, зачем она прятала письмо, почему не отдала вам?
По мере того как Миронов говорил, удивление Зеленко возрастало. Она беспомощно развела руками:
- Ничего не могу понять. Ольга Николаевна взяла мое письмо? Украла его, прятала? Не может быть! Это так на нее не похоже. Тут что то не так. Вы уверены, что не ошиблись?
Миронов отрицательно покачал головой:
- Нет, Ольга Ивановна. Какая же ошибка? Судите сами: письмо, которое вы держите в руках, факт? Факт, Обратите внимание на дату: уже несколько месяцев, как оно пришло в Крайск, а к вам не попало. Это тоже факт. И виной тому Ольга Николаевна Черняева: она перехватила ваше письмо, скрыла его от вас. И это факт, О какой же ошибке может идти речь?
- Значит… - задумалась Зеленко. - Значит, Ольга Николаевна до сих пор держала это письмо у себя и только теперь отдала вам? Но зачем, почему? Где она, наконец? Вернулась? Я сама ее обо всем спрошу. Это… это же гадость!
- Успокойтесь, Ольга Ивановна, - мягко сказал Андрей. - Все не так просто. Письмо нам дала не Ольга Николаевна, а… впрочем, пока неважно, кто его нам дал. И в Крайск Ольга Николаевна пока не возвращалась, в том то и дело. Да вы прочтите письмо, прочтите, а то вон как его скомкали, Мы постараемся вам не мешать. Читайте!
- Извините, пожалуйста, - возразила смущенная Зеленко, - но лучше уж я дома прочту. Зачем вас задерживать?
Однако Миронов сказал, что отдать сейчас письмо Зеленко он не сможет: оно может понадобиться, поэтому придется Ольге прочесть его здесь, хочешь не хочешь…
Когда Ольга кончила чтение и с явной неохотой вернула письмо, Миронов и Луганов тепло простились с ней. Перед этим Миронов еще раз напомнил Зеленко о необходимости сохранить их беседу в тайне.
- Кстати, - заметил он, протягивая Ольге листочек бумаги. - Вот мой телефон. На всякий случай. Вдруг что случится - позвоните. Условились?
Зеленко вышла.
- Василий Николаевич, надо будет встретиться с шофером, который возит Черняева, побеседовать с ним пообстоятельнее, - обратился Андрей к Луганову. - Коль скоро он отвозил Величко на вокзал, глядишь, и вспомнит какие нибудь обстоятельства, подробности, связанные с ее отъездом из Крайска, которые помогут пролить свет на всю эту запутанную историю.
Луганов сразу согласился. Еще в ходе беседы с Зеленко у него и самого мелькнула эта мысль. Теперь, после беседы с Кузнецовым и рассказа Ольги Зеленко, самый отъезд жены Черняева превратился в какую то запутанную историю. Миронов прав. Тут важна каждая деталь, каждая мелочь.
Прежде чем встретиться с Кругляковым (такова была фамилия шофера Черняева), Луганов получил его характеристику, из которой узнал, что Кругляков - человек нечистоплотный, способный "слевачить", что он подхалим и лизоблюд, увивающийся возле своего "хозяина". Впрочем. Черняев, как можно было понять из той же характеристики, смотрел на недостатки своего шофера сквозь пальцы.
Взвесив все, Луганов решил вызвать Круглякова под благовидным предлогом в ОРУД. Таким путем удастся просмотреть его путевые листы, в том числе и за тот день, когда Величко уехала в Крайск, и обстоятельно побеседовать с ним, не вызывая у него подозрений.
В ОРУД Луганов приехал минут за тридцать до того, как должен был появиться Кругляков. Пройдя в кабинет, где инспектора беседовали с провинившимися шоферами, Луганов принял участие в опросе нескольких нарушителей, чтобы, как он сам над собой посмеивался, "набить руку".
Заставив Круглякова немного подождать, Луганов пригласил его в кабинет.
- Садитесь, - суровым тоном коротко бросил он изрядно струхнувшему шоферу, показывая всем своим видом, что шутить не намерен. - Ваши права?
Кругляков протянул через стол водительские права. Рассматривая их, Луганов сердито начал:
- Ай, ай, ай, и как только вам не стыдно! Такой опытный водитель, со стажем, в возрасте, а такие фортели выбрасываете. Чистое безобразие!
Кругляков, сидевший до того уныло потупясь, удивленно вскинул голову:
- Прощения прошу, товарищ инспектор, только, видать, вы меня с кем спутали. Никаких фортелей я отродясь не выкидывал, спросите хоть кого хотите.
- Путаю? А кто в конце мая на Игуменском тракте зацепил колхозную телегу и дал стрекача? Кто?! - с возмущением воскликнул Луганов.
- Я? - опешил Кругляков. - Я? Да я, почитай, цельный год на Игуменском тракте не был. - В голосе его слышалось искреннее негодование.
- Неправда! Номер вашей машины 11 23?
- А что с того? Номер этот, только я там не ездил! - уверенно возразил Кругляков.
- Судя по показаниям потерпевших, машина была именно ваша. Номер машины - раз, цвет машины зеленый - два, все совпадает.
- Наговор, - возмутился Кругляков, - чистый наговор! Не был я на Игуменском тракте, и все. А что номер мой, так это еще не резон. Номер то может быть и тот, да ведь буквы при номере разные бывают.
- Буквы, конечно, разные бывают, это нам известно. Поэтому так долго вас и не трогали, что букв свидетели не разобрали. Пришлось выяснять. Все на вас сходится, товарищ Кругляков, так что лучше вы не крутите.
Вышедший из себя Кругляков кипятился:
- Да что же это такое? Какую напраслину на человека взводят? Вы путевые листы возьмите, товарищ инспектор, там все сказано. Тогда и увидите, где я в тот день был.
Луганову только это и надо было. Через час путевки были доставлены. Взяв их в руки, Кругляков стал перечислять названия улиц, переулков, адреса, фамилии, с кем ездил, поясняя каждую поездку. О дне двадцать восьмого мая он, в частности, заглядывая в путевой лист, рассказал:
- Весь день был на приколе - сами видите. Первый вызов в семнадцать ноль ноль. Еще поутру Капитон Илларионович предупредил не отлучаться: понадоблюсь, дескать. Супругу его на вокзал свезти. Прибыли мы на квартиру Капитона Илларионовича; он наверх поднялся, а я жду. Потом, значит, вышли Капитон Илларионович с супругой. Капитон Илларионович еще чемодан вынес, как сейчас помню. Ну, отвез я их на вокзал, к московскому поезду. Капитон Илларионович дожидаться не велел, отпустил совсем. Я сразу в гараж: вот - отмечено. Какой же тут Игуменский тракт!
Победное выражение лица Круглякова, казалось, говорило: "Ну, чья взяла?"
Луганов удрученно развел руками:
- Выходит, товарищ Кругляков, не ваш грех. Ошибка вышла. Придется дальше искать.
Обрадованный, что посрамил извечного врага шоферской братии - представителя ОРУДа, Кругляков укатил на стройку, а Луганов отправился к Миронову, в Управление КГБ.
Хотя почти ничего нового Кругляков и не сообщил, Луганов был доволен результатом беседы: рассказ Круглякова полностью подтверждал то, что говорили об обстоятельствах отъезда Величко Черняев и Зеленко, А это тоже кое что значило.
Однако, едва Луганов перешагнул порог кабинета Миронова, его благодушное настроение улетучилось: он понял, что за время его отсутствия произошло нечто серьезное. Миронов нервно расхаживал из угла в угол, зажав в зубах погасшую папиросу.
- Василий Николаевич, наконец то! - воскликнул он. - Где вы пропадали?
- Почему - пропадал? - возразил Луганов. - Я не пропадал, а беседовал с шофером Черняева - Кругляковым. По вашему же указанию. Разрешите доложить результаты?..
- Подождите, Василий Николаевич, сейчас не до Круглякова! Вы думаете, мы кого ищем? Ольгу Николаевну Величко? Как же! Держи карман шире!..
- Не понимаю, Андрей Иванович. - Луганов невольно начал заражаться возбуждением Миронова.
- А я, думаете, я что нибудь понимаю? - сказал Андрей, протягивая Луганову документ, лежавший на его столе.
На бланке со штампом Черниговского областного управления милиции в углу было написано: "В ответ на ваш запрос сообщаем: Величко Ольга Николаевна, 1925 года рождения, уроженка села Софиевка, проживавшая там же, активная комсомолка, в годы Великой Отечественной войны являлась связной местного партизанского штаба. В 1943 году была схвачена гестаповцами и вывезена в Германию. По имеющимся сведениям, в 1944 году зверски замучена в одном из гитлеровских лагерей смерти… Заместитель начальника управления (подпись), Начальник отдела (подпись)".

дальше