ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В Переделкино

Служившее одновременно столовой и террасой просторное помещение выходило окнами в палисадник; невысокий забор отделял черневший соснами участок под окном от лесного массива.
Денисов перенес вещи в холл.
Чемодан оказался пустым; в сумке лежало несколько книжек, старый свитер хэбэ, вельветовые, сильно изношенные джинсы.
— Это чемодан — Камала. Сумка тоже его... — Мила притворила за Денисовым дверь кладовки. — Обычно мы никогда ее не запираем.
Денисову было странно видеть жену Аркадия в роли хозяйки, да еще огромного дома, в котором живут два человека.
Жанзакову это не смущало: в другой своей жизни, в Нджамене или Дакаре, она, возможно, привыкла и не к таким апартаментам.
— Как назло, оставила дома таблетки с кофеином, — настроение у нее снова упало.
— Иди, полежи. — Мила отправила подругу в комнаты. — А вы посидите. Сейчас я сварю кофе.
«Другого пути, как искать Камала, а через него Эркабая, а уж потом Жанзакова, я не вижу. — Денисов подошел к телевизору, занимавшему широкий простенок, постоял. — Через приятелей, знакомых искать адреса. Ждать ответы на запросы из Каракалпакии. Ничего больше не остается».
Он нажал клавишу. Бодрый голос спортивного комментатора тотчас отозвался:
— ...Выходит, можно сочетать спорт и науку? Сейчас вы защищаете кандидатскую, там, глядишь, и докторская не за горами...
Нежно, точно на переводной картинке проступило изображение. К бортику бассейна «Олимпийский» один за другим выходили пловцы — комментатор продолжал витийствовать:
— Каким образом, Саша, вам удается находить время для написания научных работ?
Денисов убрал звук.
За простенком с телевизором в стене было прорублено большое квадратное окно, соединявшее террасу и кухню. По другую сторону окна, у электрической плиты, Мила готовила кофе.
— Сейчас закипит вода...
Денисов вернулся к вещам Досымбетова. Их поверхностный осмотр оказался и самым полным.
Записей, адресов в сумке не было. Несколько ксерокопий, посвященных различным явлениям в области психики, изучению души человека.
«Кришнамурти, Коллинз...» — фамилии Денисов видел впервые. Свитер оказался старым, выгоревшим. Еще в сумке лежали носки, кусок оранжевой материи, книга.
«Сергей Хольст...» — значилось на обложке. Денисов вспомнил, где он видел эту фамилию. — Купе Жанзакова. «Спасибо за мир и тепло, которые пришли с Вами в наш дом...» Камал и Жанзаков, несомненно, общались, книги Хольста это доказывали.
На новой работе стоял автограф, датированный началом года:
«Да пребудут с нами мир и разум...» — Кофе готов.
Мила появилась в окне между террасой и кухней. Она успела переодеться. В платье, в цветном фартучке снова выглядела совсем молоденькой, стройной. Квадратное окно «раздачи» гляделось как рамка портрета.
— Подкрепимся и начнем всех подряд обзванивать. Вам покрепче?
— Да, спасибо.
— Я тоже. Кайф должен быть полным. Согласны?
Денисов подсел к журнальному столику, подвинул телефон, набрал номер Бахметьева.
В бассейне «Олимпийский», заметил, начались заплывы пловцов. Вода на дорожках словно кипела.
«Как должен был себя чувствовать Жанзаков, бывая здесь? — подумал он. — Освоился ли скромный юноша со своим положением чемпиона и зятя менеджера...» — Рассказ бритоголового о мальчике-боксере из американского фильма сулил продуктивные ассоциации.
— Бахметьев, слушаю. — раздалось в трубке.
— Мы в Переделкино. Новости есть?
— Камал прописан в Киргизии, в Таласе. Посылаем туда телекс на случай, если Камал и Сабир в Таласе. Кроме того, просим родственников Камала немедленно нам позвонить. Копия — в МВД Киргизии. Ниязов тем временем связывается с Союзом кинематографистов, со студией в Душанбе...
— По поводу съемочной группы?
— Да, по дипломному фильму. Ассистенты, администрация. Консультант по корейской борьбе тхеквондо...
Техническая сторона общего розыска никогда не отличалась сложностью: запросы — ответы — запросы...
«Дело в том, — Денисов ничего не сказал Бахметьеву, — что, не представляя ответ хотя бы частично, не можешь задать вопрос...» — Сейчас мне позвонил Аркадий Александрович...
Денисов не сразу разобрался. По причине не вполне ясной он мог именовать исчезнувшего Жанзакова только по фамилии, а драматург в его сознании был лишь именем.
— Аркадий?
— Да. Никак не может отыскать телефон оператора — Абдуразакова...
«А не задав нужный вопрос, — мысль сделала оборот на триста шестьдесят градусов, ничего не принеся, — не получишь, может, единственно важный ответ. Хоть раз, перед тем как поставить вопрос, надо оказаться на уровне ответа...» — Что у тебя?
Он рассказал о книгах, подаренных Хольстом.
— Автор наверняка может что-нибудь знать.
— Записываю. Хольст Сергей Георгиевич... Фамилия редкая. Если он москвич, адресное не упустит. Еще у меня большие надежды на жену Савельева...
— Жену драматурга? — Налицо был полный разнобой в терминологии.
— Да. Аркадия Александровича. Ее многие знают в Переделкино, захотят помочь. Досымбетов, кстати, видная фигура в научных кругах. Его видели вместе с академиком Столповских. Это было в ЦДРИ, в феврале. Кравцов пытается сейчас выйти на него через Академию наук СССР. Извини, Денисов, мне звонят...
— Пока ничего? — жена Аркадия подвинула кресло, переставила ближе телефон. — Тогда я начинаю. С соседей. С Головкиной.
— Сабир Жанзаков знаком с ней? — Кофе остыл, Денисов допил его одним глотком.
— Думаю, нет. Но Камала она знает хорошо, тут уж вне сомнений. Ни слова больше о Сабире, иначе я потеряю нить... — Алло! — Головкина оказалась дома. — Как хорошо, что застала! Можешь зайти? Да... Тереза, жена Сабира Жанзакова. Ты его не знаешь? Нет? Ну, ладно. И один молодой человек... Нет, по-моему, женатый. Жду. Все. — Как все неконтролируемые в конце «пока», «целую», «жду» тоже прозвучало формально. Мила уже думала о следующем звонке. — Теперь подключим телевидение.
— Что-нибудь новое? — На пороге появилась Тереза, она все томилась, никак не могла уснуть.
«Что-то ее мучит, — подумал Денисов. — Не испуг, не страх... — Он вспомнил разговор накануне, когда ехали из аэропорта. — «С ним ничего не может случиться. Карате, конфу. Потом тхеквондо... Бывший председатель федерации считал, что он наиболее способный из учеников... За это я не боюсь!» — показалось, что он нашел. — Чувство вины! Предполагаемой или действительной. Это ее угнетает...» — Нового мало, — Денисов подвинул чашку.
— Что-то говорили. Я слышала.
— Камал в Киргизии. Нас могут соединить по телефону с Таласом. Есть адрес...
— Да? — Актриса просияла. — Если Сабир там, пусть передадут, чтобы до разговора со мной он ничего не предпринимал. У меня два свободных дня, может, я еще махну к нему в Талас...
На крыльце раздались шаги, скрипнула дверь.
— Хорошо сидите. — Соседка оказалась симпатичной, молодой, с ухоженным лицом, живыми глазами. — Спешу представиться: Алиса Головкина. Очень приятно.
— Далеко собралась, мать? — Мила держалась с ней по-свойски, чуточку бесцеремонно. — Вырядилась, на тебя не похоже...
— Мне еще в магазин... — Головкина была в шубе, в меховой шапке-»эскимоске», со спускающимися на грудь «наушниками».
— Нам нужен Камал, — объявила жена Аркадия. — Давно его видела?
— В начале месяца.
— Здесь? На даче?
— Зачем же? Девушка не обольщает пастырей... — Головкина шутливо потупилась. — В издательстве... «Встреча с интересными людьми». Камал был, как всегда, сама скромность, предупредительность. Собственно, встреча была не с ним — с Журавлевой, с целительницей. Он ей ассистировал.
— Поздно закончили?
— Поздно. Но я не осталась. Приятельница ехала в Переделкино, я с ней укатила... — Рассказывая, она с любопытством поглядывала на Денисова.
— Как Журавлева?
— В порядке. На другой день в редакции рассказывали: пела, читала свои стихи.
— Ничего?
Головкина прикрыла глаза, качнула «эскимоской». Это могло означать от «очень хорошо» до «чушь собачья».
— Не пойму, что всех так называемых феноменов тянет на стихи? И та девушка-вундеркинд, что умела читать кожей, тоже рифмовала... Не знаете? — Она обернулась к Денисову, он покачал головой.
Они еще переговорили, Мила с записной книжкой перешла в комнаты, к параллельному аппарату. Денисов вернул разговор к Камалу.
— Как его найти?
— Это необходимо? — Головкина качнула шапкой-»эскимоской».
— Очень. Пожалуйста, помогите.
— Надо подумать. Особенно, если так просят... — Она пожала плечами, углы губ дрогнули. Развела руками.
Денисов наблюдал: движения лица, плеч были связаны заданной последовательностью. В разговоре она не раз еще повторила всю серию.
— Мог бы помочь Плещеев, поэт. Я знаю: он всем этим очень интересуется. И как человек отзывчив. Сейчас у нас не было бы с этим проблем.
— С ним нельзя срочно встретиться?
— Его нет в Москве. Вот, пожалуй, кто нужен! Аристархов! Этот перед вами не устоит. Журналист, автор научно-популярных изданий. Камал — его кумир! Главное, Аристархов живет в Переделкино.
— Здесь, рядом?
— На другой стороне линии. Мне сейчас придется ему позвонить.
— А телефон?
— Попробую найти. Сто лет не звонила, но... — Она повторила. — Если так просят...
Появившаяся из комнаты жена драматурга перебила:
— У меня на проводе Долинин с телевидения. Правда, он в последний раз встречался с Камалом более двух лет назад. Будете говорить?
— Я не прощаюсь... — За Головкиной хлопнула дверь.
— Алло!
Денисов узнал голос. Многие годы неизменно, почти каждый вечер, звучал он с телеэкрана.
— Добрый день! Не могли бы вы помочь? Нам надо срочно связаться с Досымбетовым.
— С Камалом? Даже не представляю, как это сделать. Все так давно было.
— Кто вас познакомил?
— С Камалом? — Имя звучало для него как давно забытое, Долинин снова повторил его.
— Или где вы встречались?
— На это ответить проще! Я посещал секцию биоинформатики при научно-техническом обществе. Камал как ученый бывал там... Дело прошлое. Я даже раз прибег к его помощи. — Долинин постепенно разговорился. — В то время о нем только еще начинали говорить как об исцелителе. Сам Камал себя феноменом не считал, первенство уступал старику табибу из Каракалпакии.
— Эркабаю?
— Кажется. Случилось, что я пожаловался на боль в колене, и Камал прямо в лаборатории провел со мной сеанс бесконтактного массажа. Мне как будто стало легче, но боль не прошла. Причиной тому, видимо, моя сильная собственная биоэнергия. Во всяком случае Камал тоже так объяснял.
— Вы еще виделись?
— Нет.
— Вы платили за лечение?
— Нет! Вознаграждения он не принял. Вообще, насколько я знаю, помогает только без платы. Держался в высшей степени достойно.
— Где он жил в то время?
— Один раз я встретил его в районе проспекта Мира, недалеко от «Щербаковской». С пакетом. Видимо, шел в магазин. Но где, что...
«Марьина Роща, — подумал Денисов. — Витаускене тоже ездила туда...» — Он был один?
— Да.
— Вы не знакомы с Сабиром Жанзаковым?
— По-моему, это киноактер. Нет, никогда не встречал.
Едва Денисов дал отбой, позвонила соседка:
— У Аристарховых все время занято. Может, плохо положили трубку? Пока же я нашла другую знакомую Камала — женщину-врача. У нее двухкомнатная квартира. Камал и Эркабай там останавливались. Валя. Она из Института паразитологии и стерилизации.
— Первый раз слышу о таком. Где она живет?
— Этого не знаю. Высокая брюнетка. В вашем вкусе?
— Не задумывался. А фамилия, телефон?
— Я не нашла. Но, может, попробовать через отдел кадров?
— Только в понедельник, но все равно... — он записал приметы, название института.
— Кроме того, я дозвонилась до Березина. Он химик. Ведет дела с Камалом по линии психологической подготовки альпинистов, — она понизила голос. — Вы довольны своей помощницей?
— Очень.
— Не забудьте объявить благодарность в приказе... Старик Березин должен с минуты на минуту вернуться из Москвы и сразу зайдет. Но попробую все-таки добраться до Аристархова.
— Я очень благодарен.
— С тех пор как у нас на даче функционирует филиал МУРа, — заметила Мила, когда Денисов положил трубку, — нам просто необходим второй телефон... Я скажу об этом Аркадию. — В своем доме она выглядела озабоченной, родные стены словно налагали на нее особые обязательства. — Еще кофе?
— Спасибо, нет.
— Пойду взгляну, как там Тереза.
Через минуту она вернулась:
— Спит. Умаялась бедняга... Так кого вам обещала эта сорвиголова? — Жена Аркадия кивнула на телефон. — За кем она поехала?
— За Аристарховым.
— Вообще-то я познакомился с ним несколько лет назад. На редакционном вечере. Приехала Журавлева, целительница... Вам не надо ее представлять! Академик Столповских... Все — звезды первой величины...
Аристархову была, видимо, известна профессия Денисова; он коротко-внимательно взглянул на оперуполномоченного, обернулся к Миле и Головкиной. Журналист принадлежал к категории мужчин, в любой аудитории ориентированных главным образом на внимание женщин.
— Их окружили несколько девочек, мальчиков, интересующихся экстрасенсорикой, биоэнергетикой. Камал тогда показался мне очень молодым, держался скромно, но с достоинством...
Обе женщины слушали с преувеличенным вниманием. По едва уловимым признакам Денисов понял, что рассказ обеим известен.
— В то время в наш «Клуб интересных встреч» приглашали много людей, в чем-то незаурядных. К нам приходили занимавшиеся футурологией, знахарством, йогой. Шаманы, колдуны... Конечно, ко всем нельзя было относиться однозначно, но в этом был свой интерес... Когда я подходил, Камал вдруг обернулся и словно увидел что-то вокруг моей головы. Я сразу понял, что это аура. Свечение. Мне уже говорили многие, которые тоже ее замечали...
Журналист оказался на редкость многоречивым.
— ...Это происходит от переизбытка биоэнергии. Аура может быть разных оттенков. У добрых и у злых они совершенно различные...
— И что Камал? — спросила Головкина.
— Пожелал мне успеха в моей работе, счастья моим близким. «У вас очень сильное хорошее поле...» —Аристархов поднялся, сделал несколько мягких, пружинящих шагов по комнате. — Засиделся... — Казалось, он контролирует каждое движение. Так же пластично журналист вернулся к столу. — В тот раз мне не удалось представить его главному — они быстро уехали. Столповских, Камал и Журавлева, о которой я много пишу и лично очень уважаю...
— Дима пользуется особым расположением людей биологически незаурядных. — Головкина обернулась к Денисову. — Дело в том, что у него самого, как вы догадались, очень сильное биополе. Феномен!
— Скажете тоже! — Аристархову было приятно. — Просто я помогаю этим людям. А ведь как начиналось? С тем же Камалом. Приходит стеснительный интеллигентный юноша с восточной внешностью и начинает рассказывать. Не считает себя ученым, скорее невеждой. Ироничен, подсмеивается над своими опытами в психорегуляции. В то же время чувствуешь, как в тебя проникает раскованность и тепло.
— Давно вы его видели? — заговорил Денисов.
— Камал а? В начале года. До этого в декабре на научной конференции. Между прочим! Надо было видеть, с каким пиететом относятся к нему ученые! В том числе иностранцы. Один — пожилой, к сожалению, не заметил фамилию и страну на визитке — при всех поцеловал ему руку...
«Рассказы о Камале — его конек... — подумал Денисов. — Наверняка с ними он выступает не только в частных домах! Только меня-то интересует актер Сабир Жанзаков!» — Камал — личность удивительная. На конференции он был точно таким, как в день нашего знакомства. Слава не вскружила ему голову. Подчеркнуто скромный, независимый. В строгом костюме, сорочка с галстуком... Есть люди, которые утверждают, что Камал получил от старцев «кими», или «чи», как ее называют китайцы, или «ци», тайну так называемой жизненной силы. Без овладения ею нельзя, например, стать выдающимся мастером каратэ. С другой стороны, это дорога к вершинам мастерства в творчестве...
Аристархова снова занесло.
— Главное для овладения чи — пройти путь испытания. Отказ от собственного «я»... «Смири гордость, проси милостыню, унижайся. Ты сильный, а терпи, когда тебя бьет слабый. И сноси удары. И терпи, когда тебе говорят, что ты трус...» Слабому в то же время говорят: «Одолей свою трусость, бей человека, который в десять, в сто раз сильнее и крепче тебя... Бей чемпиона каратэ!» — Эркабай тоже был на конференции?
— Да. С ним произошел смешной случай. — Аристархов снова обернулся к слушательницам. — В кулуарах группа ученых предложила Эркабаю продемонстрировать опыт телекинеза. Поставили спичечный коробок и предложили, чтобы Эркабай опрокинул его, не касаясь руками...
«Вот это откуда...» — подумал Денисов.
— А Эркабай — дервиш, человек непосредственный и в каком-то смысле ребенок. Он был очень удивлен, спросил: «А зачем, если можно так?» — и ладонью столкнул коробок.
— Не знаете, где Эркабай и Камал обычно останавливаются?
Аристархов подумал:
— Один раз мы встретились в гостинице «Москва». Мы с женой приезжали навестить приятеля. И внизу, в вестибюле, столкнулись с Камалом и Эркабаем. Они возвращались из гостей...
— Давно это было?
— В прошлом году. Кажется, весной...
«Что и требовалось доказать. Аристархов может встретить Досымбетова лишь случайно...» — Да, весной. В мае. Эркабай показал бусы-стекляшки, ему подарила жена нашего главного, она как раз вернулась из поездки, с Филиппин. «А вы подарите мне что-нибудь?» — спросил Эркабай у моей жены. Ну, вы Лену знаете!.. — Аристархов поднялся, снова сделал несколько неслышных шагов. Выдержал паузу. Манера рассказчика была отработана до мелочей.
«Сколько раз он повторил это? — подумал Денисов. — Сто? Тысячу?» — У нее особое отношение к моему редактору, к его жене. Не надо объяснять, почему. С ходу сняла с шеи ожерелье, ей перед тем только подарили. Из янтаря...
Эркабай даже охнул. Потом решил отблагодарить. Снял с себя колокольчик... — Аристархов повернулся к Денисову. — Экстрасенсы считают, что могут передавать свою биоэнергию через предметы. Сейчас этот колокольчик здесь, на даче. И знаете? Настоящее паломничество... Женщины подтвердят. Каждому хочется подержать в руках, получить хотя бы толику биоэнергии Эркабая...
«К счастью, задача у меня узкоделовая, — подумал Денисов. — Я не обязан судить о явлениях, в которых и ученые-то пока не разобрались».
— Вам что-нибудь известно о планах Камала или Эркабая? Где они преимущественно бывают?
Аристархов объяснил:
— Зависит от того, кто нуждается в их помощи. Сегодня могут быть в Москве, завтра — где-нибудь в Каунасе. Может, вы не знаете: Камал к тому же специалист по отбору экстрасенсов...
— Вы знакомы с Сабиром Жанзаковым?
— Я слышал эту фамилию, и только. Никогда с ним не встречался.
Раздался телефонный звонок, Мила сняла трубку:
— Да, да. Заходите. Это старик Березин, — объяснила она, дав отбой. — Идет сюда.
Аристархов взглянул на часы:
— Своим я пообещал, что через минут десять вернусь. Счастливо!
Женщины вышли его проводить.
«Ничего существенного... — мысленно подытожил Денисов. — О табибе, знахарях я уже знал...» Он по телефону разыскал Ниязова, младший инспектор находился на приколе в дежурной части.
— Ничего нового?
— Я нашел тренера по тхеквондо Сабурова. Он живет в Москве, на Даниловском.
Продолжалась та же техническая сторона: запросы — ответы.
«Абсолютно нетворческая работа. Пока все на уровне технического секретаря...» — А остальная съемочная группа?
— Кто живет в Душанбе, кто — в Ташкенте. У Сабурова, по-моему, телефон выключен. Или никто не подходит. — Удача Ниязова не баловала: заканчивая университет, все еще оставался младшим инспектором.
— Держи руку на пульте: может, Сабуров появится. Предупреди его близких.
— Вы скоро?
— Думаю, да. Дело в том, — он симпатизировал младшему, — что все существенное мы, очевидно, уже знаем. Только не можем в нужном порядке все переставить. И развить.
— Мне не совсем ясно.
Он попробовал объяснить по-другому. Получилось так же путано.
— Мы как пассажиры дальнего поезда, которые сели на промежуточной станции и выходят по дороге. Нам не все ясно про маршрут нашего поезда. Надо еще сообразить, откуда он следует и куда придет. Я стараюсь исходить из характеристики личности Жанзакова и его проблем. И тогда можно что-то предположить, или отвергнуть...
Стукнула дверь. Женщины появились в сопровождении спортивного вида мужчины в щегольской куртке, вязаной шапочке «Adidas».
— Денисов, — представила хозяйка. — Березин Александр Ильич...
Денисов обратил внимание на плоский живот гостя, водянистые глаза. Мужчина и глазом не повел в его сторону, только как-то еще больше приосанился. На вид ему было не меньше шестидесяти.
Денисов знал этот тип:
«Кашне у них не морщит, кепка, в каком бы возрасте они ни были, всегда модная и одета чуть набок. А характер вздорный...» — Вы и в воскресенье на службе? — Головкина и с ним завела игру. — Сколько можно? В Переделкино, по-моему, больше вас никто не работает. Надо будет пожаловаться Нине Эрастовне...
— Могу предложить чашку чаю? — пропела Мила, направляясь к кухне.
— Что за чай?
— «Липтон».
— Только одну чашку. В этот раз, возвращаясь из Норвегии, я позволил себе маленькое пижонство... — Березин не спеша сел в кресло, вытянул ногу, массируя, потряс голень. — Купил на последние кроны банку лучшего чая. По тамошним представлениям, это безумно дорого. На эти деньги я мог бы купить прекрасное платье дочери. Зато месяц мы с женой кайфовали...
«Словно присутствую на моноспектаклях, — подумал Денисов. — Аристархов, теперь Березин... Столько комплиментов себе и все как бы между прочим!» — Вы давно видели Камала, Александр Ильич? — Головкина и Мила по очереди заменяли Денисову оперуполномоченного, выбиравшего обычно первый — общий круг вопросов.
— В январе он по каким-то делам заезжал к нам в институт к Цешевскому.
— Они знакомы?
— Шеф тоже занимался скалолазанием. У него такая же неприятность с ногой, как у меня. — Старик снова потряс голень. — Я как-то помянул в его присутствии о Камале. Чем черт не шутит! Мне не помогло — может ему помочь! Цешевский сказал жене, она сразу уцепилась.
— Несу чай...
— Прекрасно...
Он не договорил. Рослый, в дубленке, в теплых сапогах-»луноходах» мужчина вошел в холл, прямиком, тяжело направился к хозяйке. Сбившиеся седые пряди падали ему на лоб.
— С тобой все в порядке, зайчик? Сказали: «У Савельевых что-то стряслось». И у меня сразу точно что-то оборвалось внутри...
— Сабир пропал, — жена драматурга едва заметно отстранилась. — Его видели в четверг с Эркабаем...
— Мужик! Найдется! Я бог знает что подумал. Ты ведь благая, ничего не боишься... Когда едешь, садишься к любому «леваку» и еще кокетничаешь! Здрасс-те... — Он только теперь небрежно кивнул сидевшим.
Мила поспешила представить:
— Денисов, оперуполномоченный транспортной милиции. Сергей Гамазин. Известный поэт. Недавно была его подборка в «Литературной газете».
— В позапрошлом номере, — глядя под ноги, уточнил Гамазин.
— Александра Ильича вы знаете.
— И даже слишком. А почему транспортная? — Гамазин тоже задал Денисову этот вопрос.
— Жакзаков снимается в фильме о транспортной милиции, — Денисов объяснял всем одно и то же. — Действие происходит на колесах. Съемочная группа прописана на нашем участке.
— Я ехал с Камалом в такси, — Березин обернулся, он впервые заметил Денисова. — Это было уже в марте. В первых числах... Вы следователь?
— Розыскник.
«Оперуполномоченный» было понятно не всем, и Денисов в конце концов отказался от него, когда задавали традиционные вопросы: «Вы — следователь?» и «Какая разница между следователем и оперуполномоченным?» Камал показал мне фотографию Журавлевой, целительницы, с ее подписью: «Учителю от благодарной ученицы».
— Куда вы ехали?
— Он высадил меня у Лесной. Сам поехал дальше. «Третий человек видит Камала в одном и том же районе».
— Не знаете, где он может жить?
— Понятия не имею, — Березин поднялся.
— А телефон целительницы?
— К сожалению, — он развел руками. — Вообще-то она дает телефон только сама. Своим друзьям, близким.
— Я провожу вас, — Головкина как-то поспешно встала.
С приходом Гамазина в холле воцарилась неловкость, он один ее словно не чувствовал.
— Вредный старикан, — заметил поэт, когда Березин и Головкина вышли. — Думаю, он знает, просто не хотел сказать. Как вам звонить? — Гамазин вытащил из дубленки визитную карточку, положил на стол. — Постараюсь без него узнать.
Денисов достал свою — их оставалось совсем немного, на русском и французском, сделанных по оказии:
«Инспектер де инструксьон криминель...» — Поэт остался доволен. — Французский учил? — Он быстро перешел на «ты».
— Немецкий. Это так. По случаю.
— В Москву не надо? Мне в Дом литераторов. Могу подвезти.
— Пока не знаю. Спасибо.
— Соседняя дача. Заходи... — Вошла Мила. — А тебе? — Гамазин обернулся к хозяйке.
— Я с Терезой.
— Вольному воля. — Гамазин на негнущихся ногах протопал к окну в кухню. — Давно я у вас не был. Благоверный твой реконструкцию произвел! — Голос у него был хриплый, явно простуженный.

— Тише! Там Тереза Жанзакова. Я счастлива, что хоть поспит.
— Уже не спит. — Жанзакова появилась в дверях. — Сможете чем-нибудь порадовать?
— Пока нет.
В очередной раз зазвонил телефон.
— Это уж точно вам, — Мила передала Денисову трубку.
Звонил Бахметьев:
— Я сейчас разговаривал с матерью Камала Досымбетова. Она в Таласе. Кандидат педагогических наук, муж — доцент. Сын обычно звонит раз в семь — десять дней. У них никаких проблем. Последний раз звонил из Москвы дней пять назад. Чувствую, сейчас она начинает собственный розыск по междугородным телефонам...
— А Хольст?
— Его нет в Москве, как, видимо, и академика Столповских.
— Жаль.
— Я думаю! Но сейчас не об этом. Позвонил Эргашев из съемочной группы. Знаешь такого?
— Да. Бритоголовый.
— У них в поезде человек с «Мосфильма». Привез «дипломат» с вещами Жанзакова. Тот ему оставил.
— Давно?
— В прошлом месяце. Тебе интересно поговорить с ним?
— Пусть придержат. Я еду.
— А транспорт?
Денисов оглянулся. Мужиковатый Гамаэин о чем-то негромко разговаривал с хозяйкой в дальнем углу, оказалось, он мог говорить и негромко. Жена драматурга слушала, не перебивая. Жанзакова начала собираться, ушла в комнату.
— Не надо. Нас довезут.
В машине Денисов задремал.
Гамазин и женщины говорили о мудреных предметах. Иногда до него доносились отдельные слова и фразы: «психогигиена», «инфракрасный тепловой поток...», «биоэнергетика актера»...
«Интересная манера общения, — подумал он сквозь сон. — Каждый участник по очереди показывает заранее подготовленный моноспектакль. Единственное неудобство: всякий раз необходимо либо готовить новый репертуар, либо менять зрителей...»


ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Чистый розыск

Поезд съемочной группы стоял на обычном месте — короткий, точно обрубленный. По соседним путям до самых пакгаузов тянулись отцепки вагонов, поданные под выгрузку.
Денисова ждали. На платформе с «лихтвагеном» томился бритоголовый.
— Он там, в купе, — Эргашев успел основательно продрогнуть. В одной руке у него была сигарета, другой придерживал полы чапана. — Парень этот больше молчит, но, по-моему, он все знает.
Они вошли в вагон. Свет в коридоре едва горел. Наступая на тянувшиеся по проходу провода, прошли по составу.
— Сюда!
Купе Жанзакова было открыто. Еще из коридора Денисов увидел похожую на Лайзу Миннели актрису, соседку Жанзакова по вагону, проводницу, ассистента режиссера и еще одного человека, которого Денисов видел впервые. Рядом, у окна, стоял неновый, потрепаный кейс.
— Это Сабира. — Бритоголовый протиснулся за Денисовым, актриса и ассистент по реквизиту сразу поднялись.
— Не будем мешать...
Вслед за ними, болезненно ступая, потянулась проводница.
Человек, доставивший кейс, — невидный, с корявой бородкой, молча рассматривал эстамп на стене; держался он ненавязчиво — ждал, пока к нему обратятся.
Денисов первым прервал молчание:
— Как вас зовут?
— Лаву. Виктор Лаву.
— Денисов. Старший оперуполномоченный. — Он не спешил открывать «дипломат», знал: ничего особенного быть в нем не должно. Иначе бы уже разнеслось.
— Работаете?
— Макетчиком на киностудии.
— Москвич?
— Прописан в Строгино.
— А живете?
— Жил в Переделкино, снимал комнату.
— А сейчас?
— Сейчас опять в Строгино.
— Давно у вас? — Денисов показал на «дипломат».
— Недели три.
— Жанзаков оставил его вам, когда жили еще в Переделкино?
— Да.
— А сегодня? Кто-то посоветовал отвезти сюда, в поезд? Сказал, что Жанзаков исчез?
— Одна женщина, вместе работаем. Актриса. Сейчас ее нет в Москве.
Денисов кивнул.
«Жанна...»
Он был благодарен кокетливой женщине в легкомысленно надвинутой на лоб шляпке, которая нашла время и способ помочь в розыске своего приятеля и единомышленника.
— Она мне передала через наших ребят. Ей кто-то сказал, что Сабир оставил у меня кейс с книгами.
Макетчик замолчал, продолжал рассматривать натюрморт. Он не спешил.
Денисов только мельком глянул на желтую, прозрачную, как янтарь, селедку, рассыпчатый картофель на блюде.
— Давно знакомы с Жанзаковым?
— В общем, да.
— Виделись часто?
— Не очень. В последний раз в начале марта.
Необременительность, которую Денисов в нем отметил, имела и обратную сторону. Денисов представил этот характер: «Одни хвастают тем, что знают. Другие — знают, но молчат, пока их об этом не спросят, и в этом видят особый шик!» — Как он занес вам кейс? Как было дело?
— Сабир куда-то собирался ехать, шел мимо дачи.
— Один?
— С Камалом.
Макетчик поправил куртку, сшитую скорее всего им самим, — добротную, с верхом из шелка, похожего на парашютный.
— Камал тоже заходил? — Обо всем следовало самому тут же и недвусмысленно спрашивать.
— Он ждал у калитки.
— Вы разговаривали? Может, речь шла об отъезде Жанзакова?
— Он ничего не говорил.
— И где сейчас находится...
— Не имею понятия. Камал, Эркабай... Они — большие друзья, могут знать. — Лаву взглянул на Эргашева. Бритоголовый по другую сторону стола сидел молча; казалось, он даже не шевелится, чтобы не мешать разговору.
— Где они могут быть?
— Этого я тоже не знаю.
— Встречали Камала потом?
— Нет.
— А Эркабая?
— Тоже. Последний раз я видел Эркабая и его маму в феврале, в Москве.
— Он собирался лететь вместе с Сабиром Жанзаковым?
— Да. В Ухту.
Лаву снова обернулся к натюрморту, но что-то на столе привлекало его внимание. Денисов окинул взглядом стол: «Серебряный столовый прибор. Книги. Африканская статуэтка из дерева — подарок Терезы...» Взгляд упал на грубый, кустарной работы колоколец. Он показал на него макетчику.
— Приходилось держать в руках?
Лаву кивнул:
— Это от Эркабая.
— Давно с ним знакомы?
— Увидел их обоих на дипломном фильме Сабира. На «Ремонте». Сабир пригласил Эркабая и Камала на главные роли... — Макетчик объяснил: — Люди необычные, наделенные сильным биополем. Это его привлекло. Когда мы узнали, что в фильме будут сниматься супермены, группа сбежалась смотреть... Я, правда, был на съемках недолго. Уехал в Дубулты на семинар начинающих.
— Вы тоже занимаетесь творчеством?
— Кинодраматург.
— В разговоре наступил перерыв.
Денисов открыл «дипломат». Как он и предполагал, ничего особенного внутри действительно не оказалось. Несколько популярных брошюр, книга...
Денисов аккуратно перелистал брошюры — ничто в них не привлекло его внимания.
Книга оказалась сугубо медицинской — наставление, посвященное иглотерапии.
На рисунках, диаграммах были отмечены тысячи внешне ничем не примечательных точек человеческого тела, влияющих на самочувствие и лечение. Вся первая глава была испещрена заметками — Жанзаков или кто-то другой читавший обводил карандашом заинтересовавшие его места.
Денисов обратил внимание на одно из них:
«В древнекитайской культуре чи — жизненная энергия, в древнеиндийской философии это — прана — универсальная энергия...» Страница была заложена листком бумаги со строчками, отпечатанными на машинке:
«...Мастера дзен пинают и бьют своих учеников. Они выбрасывают их из окон домов. Иногда они прыгают на них. Но надо всегда помнить: они не гневаются, , это тоже часть их сочувствия...» Последнее слово можно было разобрать лишь с трудом — каретка, по-видимому, остановилась, несколько букв пробили одно и то же место.
«Страницу заменили, эта осталась недопечатанной».
Денисов вернулся к абзацу о жизненной энергии, дочитал до конца:
« По древневосточным представлениям они обитают как в макрокосмосе, так и в микрокосмосе: чи — как внешняя (в природе), так и внутренняя чи — в человеке». Цитата была густо обведена красным.
Лаву невозмутимо следил, как Денисов читает, он наверняка знал о содержании кейса.
«То, о чем говорил на даче у Милы Аристархов».
В жизни Сабир оказался сложнее, чем представлялся поклонникам, знавшим лишь один — верхний слой его бытия.
Несколько минут сидели молча; ни Лаву, ни бритоголовый не рискнули нарушить тишину.
Денисов постарался вспомнить точнее разговор на даче.
«Овладение жизненной силой... — объяснения Аристархова были слишком путаные. — Дорога к вершинам мастерства в творчестве. «Смири гордость, проси милостыню, унижайся. Ты сильный, а терпи, когда тебя бьет слабый...» — Я понимаю, — Денисов показал на подчеркнутые абзацы. — Это Жанзаков или Камал... Эркабай, видимо, меньше проводит времени за книгами.
Лаву пожал плечами.
— Он — дервиш. Что-то вроде мусульманского святого. Может, это даже последний дервиш в нашей стране. А кроме того, исповедует суфизм, крайнее философское течение. Отвергает вещизм, меркантильность. Ему ничего не надо.
— Как он живет?
— Вся его одежда на нем — халат, бусы, значки. Брюки и халат он сшил сам. Шлем — из чистого хлопка — связала мать.
— А вещи? Деньги?
— Дервишам запрещается владеть собственностью. Имущество йога, например, кастовый шнур и чаша для сбора пожертвований. У Эркабая — бусы, посох. Сломанные часы — и те нам подарил. Так и живет. Подаянием. Собирает милостыню на кладбище. Лишнее раздает.
— Были там?
— У него дома? Приходилось.
— И на кладбище, — Денисов начал понимать.
— Да. Султан Уаис Баба. Мусульмане считают его святым местом.
— И милостыню просить — Подумав, Лаву кивнул:
— Важно преодолеть сложившиеся представления. О том, что стыдно, что неприлично, что можно, что нельзя.
— А Жанзаков? Ему тоже приходилось собирать подаяния?
На этот раз пауза оказалась дольше.
— Он сам вам ответит. Каждый должен говорить такое только за самого себя, — он взглянул на Денисова. — Согласны?
Денисов понял: «Просил. Конечно же...» Еще вопрос. Вам приходилось писать: «В моей смерти прошу никого не винить...» Может, чтобы испугать себя? Здесь, в купе, была такая записка.
— Тут другое. — Лаву на секунду коснулся взглядом колокольца на столе, отвел глаза. — Методика овладения биоэнергией только создается, результаты экспериментов непредсказуемы. Понимаете? Было бы справедливым, чтобы в случае моей гибели за меня никто не отвечал...
«Вот и разгадка, — Денисов кивнул. — Сухарев мог не беспокоиться. Не режиссерская придирчивость была причиной записки. И речь не шла о самоубийстве...» Рисунок поиска, однако, по-прежнему не претерпевал изменений.
«Через приятелей Сабира Жанзакова — к самому актеру... Нет выбора!» Денисов достал фотоснимок, привезенный им из Ухты.
— Здесь нет ваших знакомых?
Лаву внимательно вгляделся. Атлет, удерживавший ногу на плече партнера, не вызвал у него интереса.
— Сабир... — Он ткнул в тренера. — Да еще — упражнение. «Цапля ловит рыбу...».
— Имя Андрей что-нибудь говорит? — Денисова интересовал хозяин квартиры, в которой Досымбетов в свое время пытался облегчить страдания мужу Виргинии Витаускене.
Он напряг память:
— Камал помогал Йонасу совершенно бескорыстно, взмок от пота... Там три комнаты... Мужу было плохо. Камал говорил с ним. Сказал, что сам много болел, лечился у старцев, у буддистских монахов. Много лет переносил унижение, тяготы. Убирал за ними грязь... В квартире были еще люди. Студенты. Может, аспиранты...
— Небольшого роста, — напомнил Денисов, — с бородкой. Похож на маленького мужичка. Историк или экономист...
— Историк, — сказал Лаву. — Я слышал о нем от Сабира. Но никогда у него не был.
— Кто может его знать, кроме Досымбетова и Юнусова?
Лаву задумался.
— Может, профессор Семенова?
Денисов уже записывал.
— Семенова Нелли Михайловна. Вот телефон...
Денисов взглянул на часы. «Газик» продолжал ждать его у пакгауза, рядом с площадкой, где разгружали негабаритные грузы-тяжеловесы. Он спросил еще:
— В книге по иглотерапии лежит записка, посвященная мастерам дзен: «они пинают, бьют учеников...» Лаву кивнул головой.
— Я видел, к сожалению, ничего не знаю об этом.
— Жаль. Сейчас вы — в метро? Я довезу.
У купе, служившего съемочной площадкой, они остановились. Бритоголовый включил свет. Перегородка между двумя смежными помещениями была снята, чтобы камере было свободнее работать. Денисов не увидел внутри ни реквизита, ни декораций. Обычное купе...
— Если у двери висит милицейский китель, — объяснил Эргашев, — значит, снимают служебку, где едет оперуполномоченный. Если голубой пуловер, значит, купе Сабира. Зрители подозревают в нем уголовника, а он просто юноша-спортсмен, всю дорогу жмет резиновое кольцо, эспандер, развивает кисть. Сабир, кстати, сам предложил эту деталь, она из старой американской ленты...
— Поговорить им не дали.
— Как хоть они гастриты лечат? — Послышалось шлепанье комнатных тапок. Проводница не ушла, ждала в коридоре, чтобы задать Лаву этот вопрос. — Что они там рекомендуют, те колдуны?
Макетчик ответил серьезно:
— Камал, например, советует витамины группы «В», проросшую пшеницу, физические упражнения...
— К нам приезжал один. Смотрит на тебя и молчит. Как истукан...
«Откуда такое слово? — отметил Денисов. — От «экскурсант«? Или «мутант»? — Беспокоило его, однако, другое. — Не слишком ли я взял крен в личную жизнь Жанзакова? В самом деле. Сосногорск, взаимоотношения с бывшей женой, с нынешней. Методика Сухарева. «Нарисуйте мне, что человек думает о коте. А потом — что кот думает о человеке...» Теперь еще творческая лаборатория экстрасенсов...» Он отогнал эту мысль, с Эргашевым простился как с приятелем.
— Значит, мальчик-боксер получил дочь босса...
— Вот именно! — Бритоголовый улыбнулся. — Но проблемы-то остались. Как жили на разных берегах, так и остались жить!
— Сейчас, главное, найти его...
Из «газика» Денисов по рации связался с дежурным.
— Что-нибудь есть?
— Снова звонила мать Камала! Ученого! Волнуется. Оставила телефоны академика Столповских, двух литераторов и одного художника, приезжающего в Талас. Я звонил. Столповских нет ни в Москве, ни в Жуковке. Никто не хочет назвать место: «Оставьте телефон, вечером он вам позвонит». У художника не отвечают.
— А остальные?
— Литераторы видели его эпизодически, адресов не знают. Ты — далеко?
— Запиши телефон: профессор Семенова Нелли Михайловна...
Профессор на кухне готовила ужин. Семенова была высокого роста, в длинном халате, подчеркивающем завидную спортивную стать.
— Учтите: Эркабай — суфист. Камал, наоборот, близок к дзенбуддизму...
Весь день Денисову приходилось слушать мудреные вещи, в то время как ему только и требовалось: адрес Жанзакова.
«Чистый розыск! В крайнем случае — адреса людей, которые знают о месте пребывания актера...» Срок, указанный и Сухаревым, и Бахметьевым, и управлением, истекал.
— Извините, что пришлось вас беспокоить. Да еще дома!
— На кафедре вы бы все равно едва ли меня застали. Я бываю там два раза в неделю. По понедельникам и четвергам.
— А в Институте востоковедения?
— Совсем редко.
— Вы хорошо знаете Сабира Жанзакова?
— Он друг Камала и Эркабая, интересный человек и актер. Несколько лет назад его неожиданное исчезновение меня тоже бы взволновало. Хотя на месте жены я бы никогда не пришла в милицию. Но это — частность... Сейчас угощу вас ухой. Сазан — совершенно свежий, — она быстро управлялась со специями, нюхала, пробовала на вкус. — После режиссерских курсов это был весьма обычный молодой человек. Веселый, мог куда-то закатываться с друзьями. Бог с ним — с тем! Мне привелось теперь увидеть его другим. Изменился круг его знакомств, увлечений. Он стал бывать на лекциях, в консерватории, познакомился с интересными людьми. Безусловно, здесь связь: Камал — Эркабай...
— У Жанзакова интерес к философии?
— Интересует его скорее система психорегуляции актера. То есть в применении к творчеству.
— Не понимаю.
— Я объясню. Ну вот уже совсем простой пример: на сцене два актера, мужчина и женщина. Просто сидят. А вам из зала кажется, что они влюблены, что их властно влечет друг к другу. Понятно? Актер не может не заботиться о психорегуляции...
Денисов вспомнил ночной разговор в Крылатском: «Для Сабира после его ролей каратистов, наемников — это, конечно, каторжный труд...» «Нарисуйте мне, что человек думает о коте...» — Вы познакомились с ним через Досымбетова?
— Через Камала. А Камала представила наша сотрудница: услышала, что сестра моей матери страдает остеохондрозом. Камал как мог облегчал ее участь, причем совершенно бескорыстно.
— Как вы считаете, где они могут сейчас быть? У кого?
— Камал звонил мне пару недель назад из Ташкента. Он собирался заехать в Бируни к Эркабаю и вместе с ним лететь в Москву...
Семенова вернулась к началу разговора, предпочитая говорить о том, что интересно самой:
— Основной принцип дзенбуддизма — непротивление злу силой. Принципиальное неприятие насилия. У суфистов, как Эркабай, совсем другое. Это одна из философий ислама. Быть одновременно дзенбуддистом и суфистом — все равно что быть мусульманином и христианином... — Она помешала в кастрюльке. — Уха готова. Посмотрите пока... — Она подала номер «Советского экрана». — Вам будет интересно. Последний, самый-самый...
Денисов взглянул на обложку — ее всю занимал Сабир Жанзаков. Репортер сфотографировал его в знакомой уже боевой позе — со вскинутой на уровень лица босой ногой, вынесенным для удара кулаком, с прищуренными азиатскими глазами.
Семенова все делала быстро. В момент из серванта появились тяжелые большие пиалы — «касы». В выборе посуды и мебели чувствовались основательность и привычки человека, связанного с Востоком. Еще раньше, проходя по квартире, Денисов заметил в передней статуэтку Будды, несколько изогнутых металлических кувшинов, ковер с надписью на санскрите.
Накрывая на стол, она не прерывала объяснений:
— Я считаю, что у Эркабая слабое поле.
— Слабое?
— Во всяком случае, не сильнее моего. Не знаю, правда, положительное или отрицательное. Эркабай дал мне кольцо, я не смогла его носить. Чувствовала себя точно побитой. Стоило снять кольцо — и усталость проходила.
— А что Досымбетов?
— Камал? Он бывал здесь несколько раз. Заваривали чай. Скромный, застенчивый юноша. Читал Кришнамурти, пел под гитару. В целом же его философия для меня неприемлема. За год открыть подсознание — то, что с помощью аутотренинга можно достичь лишь через много лет... Вместе с Эркабаем это интересная пара. Вы читали о них?
— О них писали?!
— Подождите, я принесу. — Она ушла в комнаты, вернулась с машинописной страницей. Это была ксерокопия.
Денисов прочитал:
«...В Каракалпакии проживает Эркабай Юнусов. Этот человек наделен необычайными способностями, накладывающими свой отпечаток на весь образ его жизни. Известно, что в последнее время такого рода способности, проявляющиеся в нетрадиционных способах лечения с помощью биотоков рук, в телепатии, телекинезе, становятся предметом пристального научного внимания и исследования...
Молодой ученый Камал Досымбетов установил с ним взаимодействие и ведет записи научного характера...» Внизу стояла фамилия известного драматурга с перечнем лауреатских и почетных званий.
— Весомо? А вы видели фотографию целительницы, которую она подарила Камалу? Вся Москва о ней говорит: «Учителю от благодарной ученицы».
— Вас связывают дружеские отношения?
— Скорее приятельские.
— Имя Андрей ни о чем вам не говорит? Тоже знакомый Камала...
— Из Марьиной Рощи?
— Да.
— Я однажды была там. Вместе с Сабиром и Камалом.
— Адрес помните?
— Мы ездили на такси.
— Может, фамилию?
— Селистров или Селестров. Может, Селиверстов. Камал ее упоминал. Работает где-то в НИИ...
— Это он. — В последнюю минуту Денисов отказался от ухи. — Я позвоню дежурному. Этот человек может знать, где Жанзаков.
— Звоните.
Он прошел в переднюю, к телефону. Набрал номер. У дежурного было занято. Через коридор виднелась проходная комната, заставленная книжными шкафами. Горные лыжи — в углу; на столике — бронзовое многорукое божество.
Наконец дежурный освободился. Денисов продиктовал:
— Селистров, Селестров, Селиверстов, Марьина Роща, сотрудник НИИ. Пусть срочно прокрутят по адресному.
Вернувшись в комнату, Денисов показал запись о мастерах дзен, обнаруженную в кейсе Жанзакова.
— Можете что-нибудь о ней сказать?
— «Пинают учеников...» — Она надела очки, пробормотала: — «...всегда помнить: они не гневаются, это тоже часть их сочувствия...» Нет. — Семенова решительно сняла очки. — По-моему, это Кришнамурти... Садитесь. Как вы относитесь к зеленому чаю?
— С большим уважением.
— Я заварила... Могу задать вам встречный вопрос?
— Безусловно.
Семенова села напротив. У нее было покрытое легким зимним загаром лицо, едва различимая сетка морщин в углу глаз.
— Мои родители тоже были учеными. Отец занимался в Сорбонне. Мать, как и я, профессор. Кстати, выросла тоже в этом доме. Так вот. Мои родители говорили, что ученый должен овладеть всем богатством знаний. Владимир Ильич считал идеализм тоже ветвью познания. Следите за мной? Немецкая классическая философия, как вы, может, помните, насквозь идеалистическая, но именно она стала одним из источников марксизма...
Денисов внимательно слушал.
— Я ученый. Я не ищу выгод. Не ханжа. Берите чай.
— Спасибо.
Зеленый чай был слишком крепким. Семенова подала его в пиалах. Денисов вспомнил бледный, но прекрасный чай в Бухаре — чайханщики заваривали его словно бы совсем небрежно.
— В Москве, по-моему, никому ни разу не удалось ни заварить, ни попробовать приличный зеленый чай. Так вот... Вы не специалист в вопросах физики, не знакомы с методами получения информации об удаленных объектах по их собственному излучению. Много лет назад так же, с порога, отвергли генетику, объявили кибернетику служанкой реакции. Меня, а вас и подавно, не было еще тогда даже в средней школе. Результаты тем не менее мы знаем.
— Да.
— Сейчас вы выступаете против неизученного пока еще направления в науке. Я чувствую это. Вы заранее против Камала, Эркабая. Что заставляет вас брать грех на душу? Вы специалист своего дела. Ну и занимайтесь им. Честно говоря, в этом и только в этом вы мне глубоко антипатичны. Извините. Теперь я предположу другое. Если эти люди и в самом деле мистификаторы и им удалось обвести вокруг пальца — во что я совершенно не верю — видных ученых, дотошливых журналистов, возникает вопрос: «Зачем?» Ведь денег за лечение они не берут. Хотя брать плату за лечение, по мнению некоторых, это такая же лечебная процедура, как и само лечение. Итак, денег не брали. А что могла дать я?
Денисов не был готов к разговору; Семенова с любопытством следила за ним.
— Я ищу человека, который, возможно, попал в беду. Чистый розыск. Решение научных проблем я оставляю ученым...
В глубине квартиры раздался телефонный звонок.
— Простите, — Семенова вышла. Тут же вернулась. — Это вам. — Звонок в квартиру чужого ее шокировал.
— Мне пришлось оставить дежурному номер телефона. Извините. У нас так принято.
Он снова вышел в переднюю, взял трубку.
— Денис! — крикнул дежурный. — У нас важные новости. Звонила Жанзакова. А ей — из Душанбе — отец...
— Так...
— Сабир нашелся! Позвонил своему отцу, а тот родителям Терезы. В понедельник будет на съемках!
— Он в Душанбе?
— Они соединялись по междугородному. Тереза сказала: это — твой успех. Ты всех всколыхнул, поднял на ноги. Я поставил в известность Бахметьева, дежурного по управлению. Так что... Поздравляю. Отбой воздушной тревоги!
Денисов молчал.
— Удивлен? — спросил дежурный.
«Сработало чье-то безумное везение... — была первая мысль. — Чье? Самых близких? Зинаиды Овчинниковой? Терезы? Что только не приходило мне в голову за двое суток!» — Теперь слушай! Звонил Сергей Гамазин, поэт. Член Союза писателей СССР. Знаком?
— Да.
— Он договорился с Журавлевой. С целительницей. Чтобы она тебя приняла. Это стоило ему большого труда. Он уговорил ее отменить важную встречу. Понимаешь? Тут телефонным извинением не отделаться. Надо ехать.
— Я буду.
— Ну и насчет Сильвестрова. Ты интересовался им как связью Камала.
— Установили?
— «Сильвестров Андрей Иннокентьевич, сорок два года, эмэнэс, Марьина Роща...» Ниязов выехал к нему до известия, что Жанзаков нашелся.
— Я заеду за ним. Давай адрес... Денисов ждал всего — только не этого. «Сабир Жанзаков жив... С ним все в порядке!» Многорукое буддийское божество на столике в углу улыбалось загадочно и бесстрастно. й ключ.
«Может, остались письма, адреса», — подумал Денисов. Он убрал блокнот.
Драматург взглянул на часы:
— Тогда я предлагаю не терять времени. Мила отвезет вас с Терезой в Переделкино. Убедитесь в том, что их там нет. Поговорите с соседями — они все их знают. Наконец, на даче у нас московский телефон. А я тем временем попробую что-нибудь разведать здесь...

дальше